Ковен озера Шамплейн - Анастасия Гор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трясущимися руками Коул начал рыться в карманах и, выудив на свет бронзовое зеркальце, открыл его, уставившись на свое отражение. Не знаю, что именно он силился разглядеть в нем, но с каждой секундой кожа его становилась белее, а глаза – темнее, выделяясь на ее фоне.
– Мне его мама подарила, – прошептал он едва слышно. – На тот самый день рождения. Думал, оно волшебное, раз в нем я вижу правду…
– Оно не показывает правду. Оно только фокусирует твое внимание на нужных вещах. В детстве ты обходился и без него, просто ты не помнишь. Коул… – Гидеон передохнул и начал с новым запалом: – Я считал, что если мы с бабушкой постараемся воспитать тебя обычным, то ты обычным и вырастешь. Я хотел, чтобы ты жил в безопасности, надеялся, что жажда охоты в тебе атрофируется, как бесполезный орган, перестанет напоминать о зове… Я еще никогда в жизни так не ошибался.
– Я два года проучился в учреждении для детей с задержкой развития, – выдавил Коул и обрушился на стул, отчего тот едва не опрокинулся назад. – Да я даже на службу в полицию смог поступить только потому, что ты продал фамильный особняк и купил для меня чистое дело!
– Прости… – вновь сказал Гидеон, жмурясь, и наверняка повторил бы это еще сотню раз, если бы только Коулу было какое-то дело до его раскаяния. Вместо этого тот начал сыпать все новыми и новыми вопросами:
– Почему мы родились такими?
– Это наследственное. Ты, я, наши родители и их родители – все мы потомки последователей святой инквизиции. Тамплиеры, Салем, Огненная палата – деяния наших предков. Это почти ремесло, передаваемое из поколения в поколение. Мы тоже должны были убивать таких, как она, – Гидеон кивнул на меня, и я зябко поежилась. – Орден бы обучил нас.
– Орден?
– Сейчас такие сборища принято называть сектами. Наши родители познакомились там.
– Хочешь сказать, наша мама убивала людей? Да она даже муху прибить жалела! Я помню…
– Увы, но ты был слишком мал, чтобы запомнить родителей. А Орден они покинули еще за год до моего рождения.
– Почему?
Гидеон на миг замолчал, собираясь с мыслями.
– Со временем охотники все больше скатывались в недра религиозного фанатизма и беспочвенной паранойи. В двадцать первом веке вешать и сжигать ведьм больше неактуально – стали актуальны сами ведьмы. Сериалы, кино, книги… Колдовства перестали бояться, а колдовство опасно лишь тогда, когда кто-то его боится, ведь в таком случае приходится защищаться. Настало мирное время. Орден изжил себя. Охота больше не несет смысла, и теперь охотятся либо спятившие, либо… те, кто хочет им помешать. Некоторые охотники нынче охотятся на других охотников.
– Что это значит? – сглотнул Коул. – Охотиться на охотников? Для чего?
Гидеон сделал круг вокруг стола, и я осторожно отодвинулась подальше с его пути, ненавязчиво сместившись поближе к двери.
– Это затронуло лишь последнее поколение, когда охотники поняли, что воюют в войне, которая давно кончилась. Посвятив борьбе всю жизнь, трудно податься куда-то еще… Ты не нужен нигде, кроме как на войне. Однако защитники всегда будут нужны самим ведьмам.
– Охотники теперь защищают ведьм, которых раньше гнали, как скот на убой? – фыркнул Коул.
– Не все, но многие. Чаще те, кто происходит из охотников, но никогда не бывал в Ордене, как мы с тобой. Зов крови, как и аутизм, тоже лишает тебя большинства социальных перспектив, пускай ты никогда не брал в руки оружие. Охота… Она в нашей природе. Такие чаще всего находят себя в армии, на флоте, в пожарных подразделениях… Или в полиции, – Гидеон почти улыбнулся бледному Коулу. – Или в качестве защитника ковена, если принести одной из ведьм клятву верности. Таких зовут атташе. Атташе значит «привязанный».
В груди у меня защемило. Я незаметно сползла вниз по кухонной стенке.
Нимуэ. Пикник семейства охотников на берегу Шамплейн. Одолжение моей матери, спасшей их обожаемое дитя. Ведьмы помогают смертным, но даже моя мать ничего не делала безвозмездно. И, в подтверждение моей ужасной догадки, из уст Гидеона вырвалось:
– Родители были атташе Верховной ведьмы Виктории из ковена Шамплейн. Клятва была даром в благодарность за твою жизнь. Ты ведь не помнишь, почему именно боишься плавать?
Коул бросил на меня беглый взгляд. Практически тот же самый вопрос, что я задала ему неделю назад в спальне после просмотра мультфильма. «Как давно ты плавал в озере?» Я с трудом удержалась, чтобы не кинуться к нему объяснять, что я и понятия не имела о его родителях, а если бы знала, то не посмела бы подойти к нему и на милю. Ведь все атташе – это орудия, как бы мама ни убеждала в обратном и ковен, и саму себя. Все атташе рано или поздно умирают за своих ведьм.
– Они погибли через год службы, – все бил и бил по моим незримым болевым точкам Гидеон. – Их смерть была издержкой многовековой вражды ковена Шамплейн с ковеном Шепота… Такое случается. Для ведьм люди – всего лишь пешки. Потому я и держусь подальше от всего этого. Не просто так, Коул, и уж точно не просто так я хотел, чтобы от этого подальше держался и ты. Наши родители…
– Умерли, – оборвал его Коул, глядя в пол. – Не важно, по чьей вине. В обычной аварии, как мне говорили, или защищая ведьму… Ты думаешь, это должно напугать меня? Разозлить? Меня злишь только ты, Гидеон, а не какие-то ковены и выбор наших родителей, который они приняли добровольно! Это ты лгал мне, а не ведьмы!
Гидеон утратил дар речи, бросив на меня умоляющий взгляд. Неужели он просил о поддержке? О прощении? Ведь только что он пытался настроить против меня Коула ради его же безопасности… Устрашить мной. И он бы точно не пришел в восторг, если бы знал, что я – дочь той, которая ненамеренно сгубила его семью. И что, возможно, я сгублю его брата.
Коул отвернулся.
– Одри, мы уезжаем.
Я вопросительно уставилась на него, но он даже не обернулся, сдергивая с вешалки нашу одежду и хватая Штруделя.
– Коул… – попытался вразумить его Гидеон, глянув на часы и ветреную погоду за окном,