Дьявол в сердце - Анник Жей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они проехали вдоль Тюильри, сохраняя скорость, которую Люк, казалось, рассчитал почти до секунды, чтобы уехать как можно дальше без помех. С их ковра-самолета она видела, как разворачивается изумрудная гирлянда, ведущая к будущим эрам, туда, где ничто и никогда не является препятствием. Как будто у них было будущее. Или как будто, прожив его, они очутились в раю.
Вейсс ехал к Трокадеро. У него на связке были ключи от Шайо и его служебных помещений. Несмотря на поздний час, он решил забрать письмо, оставленное для него в ризнице. «Шайо? Странно», — воскликнула изумленная Элка.
— Почему?
— Потому.
Вейсс вез ее в вотчину Черных Очей! Она зашла в церковь Шайо, перед тем как встретить Вейсса. В Шайо она умоляла Бога исцелить ее, сама не веря в это по-настоящему. Выйдя из этой церкви, куда они сейчас войдут вдвоем, она, сама того не зная, победила смерть.
Никто не выбирал эти странные даты, события разворачивались сами собой. Но таким образом, что, выстроившись одно за другим, они неожиданно приобретали смысл. Как будто события происходили в определенный момент, момент, выбранный кем-то не здесь и не только благодаря чьей-то воле.
— Вы увидите, это красивое место, — сказал Люк, и, маневрируя, повернулся к ней.
Несмотря на темноту, Элка узнала окрестности Шайо. Почему он привез ее сюда? Помнил ли Люк, что их дороги скрестились здесь несколько месяцев назад?
Она наклонилась, чтобы взять сумку, в которой был ангел с обрезанными крыльями. Она не испытывала никаких угрызений совести по поводу этого воровства. Вейсс был ее братом, какая может быть между ними кража. Одна Вселенная, один и тот же пароль, коды близнецов! С первого взгляда глубокий тайный сговор, атомы, переплетенные теснее тесного, одинаковые чувства, возникающие одновременно. Величайший шок и взаимная открытость, невыразимое изумление. Он пережил его так же, их первое рукопожатие? Когда Элка встала, держась за ручку дверцы, Вейсс так напряженно на нее смотрел, что она застыла. В его зрачках хищный зверь бился в клетке. Его дикая натура пересилила: решетка сломалась. Ее пронизал этот взгляд.
— Я пошел на разведку, — сказал Вейсс, как ни в чем не бывало.
— Я не тороплюсь, — еле выговорила она.
Хотя и обессиленная, она добавила глазами постскриптум, Вейсс взмахнул ресницами в знак получения сообщения. Их глаза искали друг друга, переплетались без малейшего стеснения. Вейсс был согласен говорить о любви, но так, чтобы это делалось в молчании. Он вышел из машины. Когда дверца хлопнула, Элка очутилась голой в снежной степи. Ее тело пропитывал холод. Пустое сиденье рядом было прообразом будущего. Эта бездонная пустота будет ее повседневностью. Как потерпевший кораблекрушение смотрит на удаляющийся спасительный корабль, так и она смотрела на Вейсса, идущего к церкви.
Она подумала о Бертране, потом о Сиамке. Смерть собирала пыльцу в промежутках ее мысли, паразитировала на ячейках мозга. Смерть казалась пчелиной маткой. Она делала свой яд из надежд. Она роилась над верой. Как все королевы, она царила. Ее присутствие даже не было неприятным, напротив ее жужжание позволяло предпринимать бессмысленные поступки. Например, заболев раком, соблазнить священника, дьявольщина, которая охладила бы многих суеверных.
Чтобы посмеяться над смертью, Элка брызнула духами на то место, где бьется пульс. На ее венах на сгибе локтя не было видно ни шрамов, ни повязки. Покончено с анализами крови. Она открыла сумку. Роясь в нагромождении предметов, образовавшемся в сумке из-за этого безумного вторника, она обнаружила свою медицинскую карточку из Арденн. Хотя ее номер был во всех компьютерах Вильжюифа, Вейсс стер его из своей памяти.
Кто-то постучал в стекло. Прекрасное лицо появилось снова.
— Пошли. О чем вы думаете?
— Обо всем.
— Почему вы плачете?
— Потому что мне хорошо.
Она пошла за ним на паперть. Колокольня казалась огромной. Они поднялись по десяти ступеням входа. Часы на фронтоне показывали час ночи. Вейсс толкнул дверь, на которой было вывешено расписание месс. Церковь была погружена в ночь. Когда дверь закрылась, Элка узнала эту глубокую тишину, свойственную местам отправления культа, эту пушистую вату, предохраняющую от всего, включая тебя самого.
— Посещение может носить спортивный характер, — уточнил Вейсс, светя зажигалкой, — но местность я знаю.
Заинтригованная Элка продвигалась вдоль бокового нефа. При свете одной только зажигалки они прошли узкие коридоры, спустились по лестнице. Запах плесени стоял в горле. Они были в подземной тюрьме? В склепе? «Электричество отключено в связи с мерами безопасности во время ремонта», — уточнил Люк.
Элка узнала пол, мощеный мозаичными плитками. Она вдыхала запах ладана и воска. Особый запах церкви, запах, который показался ей странно знакомым, как привычные крики чаек составляют часть пейзажа.
Вейсс комментировал посещение. Эхо его голоса раздавалось под столетними сводами. Ее охватило волнение. Почему он не взял ее за руку, чтобы она не упала? Он открыл скрипучую решетку. Элка увидела бюст женщины, прислонившейся спиной к мраморной башне. Она восхитилась ее белой грудью. В башне было три окна, украшенных драгоценными камнями. Камни сверкали золотистыми огнями.
— Письмо в ризнице, но в которой? — нервничал Люк, зажегший еще одну зажигалку и отдавший ее Элке.
За большим проемом полукруглой арки она прочла следующую надпись: «Ecclesia enim figuram mundi gerit»[21]. «Это место всегда казалось мне райским», — перевел Вейсс, пришедший в хорошее настроение. Без него Элке было бы страшно. Церковь казалась кораблем призраков. Бродивший с незапамятных времен по Шайо, Вейсс знал здесь все закоулки. «Элка, сюда», — прошептал он, показывая дорогу. Боковая часовня служила крещальней. Барельеф привлек внимание Элки: «Святой Кадо, целитель», — уточнил Люк. Выставляя вперед сердце Мод, Элка подскочила. Она увидела вдалеке апсиду, где царила икона с черными глазами. Узнала ряды стульев, сборники песнопений, кафедру, прислоненную к колонне, исповедальни с каждой стороны центрального прохода. Она прошла дальше, ступая по мозаичным розеткам, и увидела главный алтарь, над которым возвышалось распятие. Она протянула руку, задев надгробную плиту, и сделала шаг назад, чтобы не натолкнуться на аналой. Посередине пролета Вейсс перекрестился. Из глубины церкви к апсиде они прошли от дня Всех Святых до утра Пасхи. Холодные и темные своды поперечного нефа контрастировали с теплыми красками хора, освещавшими неф, как праздничный костер.
— Продвигаемся от смерти к воскрешению, — уточнил Люк.
— Я знаю эту дорогу.
Сердце Элки сжалось. Их прогулка по церкви напомнила ей переход через Арденны.
— Присмотритесь получше. Жизнь торжествует.
Он указывал на витражи над алтарем. В сиянии они теряли очертания. Был зажжен огонь. В его отблесках дрожали светлячки. Элка смотрела на пляшущее пламя свечей. Белые, очень белые, такие же белые и прозрачные, как ее провожатый, они четко выделялись на мшистых камнях. Их было десять, двадцать, тридцать, даже больше. Смирившись с невозможностью пересчитать их всех, Элка довольствовалась ощущением их тепла на щеке. Эльфы танцевали по нефу. Люк Вейсс протянул ей свечу, перед тем как зажечь свою.
— Идите за мной.
Ему не пришлось настаивать. В святом месте он был первым в связке. В колеблющемся свете свечей они прошли вдоль галереи, достигли часовни Чистилища. Элка споткнулась о плетеные стулья, потому что шла, подняв голову, глядя на свод, нависающий над хором. Где были Очи Черные? Гигантское изображение Христа исчезло. Стена растаяла в ночи. Вдвоем перед Богом, миленький отец и она составляли пару: она хотела поблагодарить Хозяина Дома. Увы! Никого не было. Где фриз, покрытый тонкой позолотой, лицо, овеянное нимбом, альфа, омега? Она всматривалась в ночь, не находя и тени божественного взгляда. Ничего! Ночь без звезд! Ничегошеньки! Бог их надул.
— Люк? Зажгите, пожалуйста.
— Это невозможно.
— Прекратите!
Десять ступенек вели к главному алтарю. Она поднялась по ним и наткнулась на три театральных кресла. Самое большое из них, обитое карминным бархатом, напоминало кресло Мольера. Церковь назвали Шайо не просто так: речь шла о гигантском народном театре. Главная сцена напоминала «Комеди Франсез». На алтаре белая скатерть, казалось, ждала машинистов. Распятие представляло собой часть декораций. Такая схема понравилась Элке. Куда складывают костюмы, кропило, просфоры, чаши, кадила, словом, аксессуары? Где были кулисы, в ризнице? Вейсс не надел свое римское одеяние, но в нем как будто бы всегда уживались два человека. На сцене он был похож на бродягу, в жизни — на святого.
Элка нашла розовые гортензии у подножия креста. Хороший знак. Вейсс склонил голову. Он сложил руки и молчал. Может быть, он молился за них? Просил об исполнении желания? Почему он не обнимет ее? Боится шокировать Бога? Очи Черные и не такое видали… Жаль, что их не было. Вейссу не нужно было видеть, чтобы верить, а ей это было необходимо.