Мой любимый негодяй - Эви Данмор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люси опустилась на твердую поверхность лавки, сделала глубокий вдох и обхватила свои открытые плечи. Вечерний воздух остыл еще не настолько, чтобы простудиться. К тому же изнутри согревали три бокала вина.
Перед ней раскинулся идеально симметричный французский сад; вдали, за прямоугольником ограды, простирались холмы. На одном из них стояла причудливая ротонда, стратегически расположенная так, чтобы радовать глаз зрителей с террасы; облака над ней были подсвечены последними лучами солнца. С аккуратно подстриженной живой изгороди долетало меланхоличное пение черных дроздов. Незамысловатые звуки природы постепенно вытеснили все еще звучащую в голове «Деву-воительницу».
Однако как следует насладиться покоем не удалось.
Послышались шаги. Судя по поступи, неторопливой и уверенной, приближался мужчина. Затем на дорожке появилась знакомая долговязая фигура.
У Люси вспотели ладони.
– Прекрати меня преследовать, Баллентайн!
– Не льсти себе. Я вышел покурить.
Не ожидая приглашения, он удобно устроился рядом на скамье, расставил ноги и извлек из внутреннего кармана серебряный портсигар.
– Не желаешь присоединиться?
Открытый портсигар возник у Люси под носом. Сигареты лежали ровно, как горошины в стручке.
Только Тристан на такое способен – предложить леди закурить! И вообще курить в присутствии леди. Впрочем, он ее за леди не считает.
Люси отвернулась.
– Сначала в парке, затем в конюшне… Не верю я в такие совпадения. Ты меня преследуешь!
Тристан со щелчком захлопнул портсигар.
– А ты действительно предпочитаешь сражаться с пятью мужчинами одновременно или падать с лестниц?
Люси сцепила зубы. Они сидели некоторое время молча – он курил, она силилась понять, почему так и не ушла.
Потому что теперь это оказалось не просто. Равные, но противоположно направленные силы – а может, и вино – удерживали ее на месте, между гранитным львом и Тристаном.
– Ну и как тебе? – спросил он, уставившись на горизонт.
– Ты о поэме?
Он кивнул.
Еще один сложный вопрос.
– Поэма хороша, – неохотно ответила Люси.
– Ты чрезвычайно низко оцениваешь поэзию как таковую, – с некоторым изумлением в голосе спросил Тристан, – или это касается только моих стихов?
– Не льсти себе, – холодно отозвалась она. – Я не утверждаю, что ненавижу поэзию.
– Но?
Люси вздохнула:
– Я не разделяю общепризнанную восторженную оценку поэзии и считаю, что это по большей части пустозвонство.
– Неужели? – Он покосился на нее уголком глаза.
– Именно. Великие поэты-романтики были отвратительными мужьями и любовниками.
К удивлению Люси, Тристан повернулся к ней, явно заинтригованный:
– Я весь внимание.
– Наверняка тебе эти факты известны.
– С удовольствием выслушаю твою версию.
Ну почему, подумала Люси, почему она должна делать то, что доставляет ему удовольствие?
– Так слушай. Возьмем Шелли – ходили слухи, его первая жена утопилась в озере Серпантин, потому что он бросил ее, беременную, и в очередной раз ушел к любовнице.
– Да, это так, – поморщился Тристан.
– А что касается Кольриджа – он не скрывал того факта, что ненавидел свою жену, а еще предавался курению опиума. Но самый отвратительный – Байрон. Его любовница никогда не видела свою дочь, поскольку он ее похитил и отдал в монастырь. – Люси презрительно махнула кистью руки: – «Она идет во всей красе», – говорил он, а сам сделал ей ребенка, затем бросил, и девочка вскоре умерла.
Тристан молчал. Прочесть его мысли по лицу было невозможно.
Люси вздернула подбородок, приглашая к спору.
А он лишь кивнул и вновь уставился на закат, выдыхая дым.
Люси поерзала на скамье.
– Ну и?..
– Великолепно, – растягивая слова, произнес он. – Ты затронула интересную проблему.
– О да, – согласилась Люси, однако не выдержала: – Какую проблему?
Он взглянул на нее, цинично скривив губы:
– По твоей логике, только безупречному представителю мужского племени дано право создавать прекрасные творения. – Тристан широко улыбнулся, показав зубы. – О поэзии мы уже поговорили. А как насчет музыки? Композиторы в большинстве своем были невыносимы.
И поскольку Люси молчала, он продолжил:
– А можно еще обсудить живописцев. Вот обожаемые прерафаэлиты – тициановые кудри, рыцари и прекрасные девы… Милле увел жену у Раскина – признаю, это отвратительно, но разве ты не захочешь еще раз увидеть его Офелию?
– Ишь, как тебя затронуло!
Он замер.
– Затронуло… Мой бог, сейчас ты скажешь мне, чтобы не забивал свою глупую голову.
– А поможет?
Тристан запрокинул голову и разразился смехом:
– Ничуть.
Странно. Люси до сих пор не видела, чтобы он смеялся. Всеми видами соблазнительной улыбки владел в совершенстве, однако никогда не смеялся. Наверное, и хорошо, потому что тогда на его щеках появляются очаровательные ямочки; а еще у него на зависть красивые зубы.
За ротондой вечерняя синева поглотила последние розовые облачка.
Неблагоразумно сидеть в сумерках наедине с Тристаном, если ты подогрета вином и вбираешь в легкие выдохнутый им сигаретный дым. Так недалеко и до любезной, а то и интимной беседы. Пора пресечь поползновения.
– Я не требую от тебя быть образцом совершенства и не требую безупречности, – вместо того сказала она. – Я просто хочу правду.
Это его отрезвило. Веселость в глазах затухла.
– Правду. Всего лишь правду, – повторил он.
– Честность, правда, подлинность. Называй как хочешь.
– На самом деле тут возникает много вопросов.
Люси пожала плечами:
– А существует ли вообще что-то достойное, если в нем нет правды?
– Пуританка, – прошептал он. – Ты действительно пламенная идеалистка.
Люси удивленно приподняла брови:
– Кажется, так меня еще не называли.
– Идеалисткой?
– Да. Обычно меня называют ужасно циничной.
Зачем она ему это рассказывает? Люси сама не знала.
– Это почти одно и то же, – сказал Тристан. – Идеализм, цинизм. Две стороны одной медали.
– И что же у нас медаль?
Он взмахнул рукой с зажатой в ней сигаретой:
– Отчаянное стремление контролировать нашу переменчивую фортуну. – Его тон был несколько драматичным. – Циник – тот же идеалист, который упреждает шок от разочарования, высмеивая все. У обоих чрезмерные амбиции. А тебе следует почитать Теннисона.
У Люси в животе завибрировало от неловкости. Теперь Тристан рекомендует ей книги, прямо как подружка!
Воздух вокруг заметно потеплел – или это был жар его тела? – потому что дистанция между ними постепенно таяла. Люси чувствовала его запах, на этот раз с более выраженными нотками пены для бритья.
Она подвинулась на пару дюймов. Тристан удержался от того, чтобы тоже сдвинуться, – на это ума хватило. Однако на его губах заиграла понимающая улыбочка, и Люси рассердилась.
– Ты заставил клуб фехтовальщиков пожертвовать кругленькую сумму суфражистскому движению, – произнесла она.
Тристан не выглядел удивленным, однако сделал паузу, чтобы выпустить кольцо дыма, и лишь затем подал реплику:
– Я?
– Да, – повторила Люси, начиная терять терпение. – Но как?
Он загадочно улыбнулся:
– Я
