Зеленая кухня, или Самый опасный рецепт - Лариса Петровичева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Покажет, — пожал плечами я. — На ней нет ни крови Марти, ни каких-либо следов. К тому же, у здешних парней наверняка несколько таких штук в запасе.
— И все же мне кажется, что лешак намекнул именно на эту семью, — сказал Бертран и рассмеялся: — Кто бы мне сказал раньше, что я буду принимать во внимание свидетельство лесной нечисти?
— Кто бы мне сказал месяц назад, что я буду жить в Просторном уделе под надзором инквизиции, — вздохнула Джейн и, отойдя от трицветка, взяла лейку и направилась к мандрагоре. — Я собиралась выйти замуж и спокойно жить с мужем. Все меняется… и иногда очень неожиданно.
Какое-то время мы молчали. Ойва вернулся с похорон — переоделся в рабочую одежду и вышел на зеленую кухню с ведром, собираясь натаскать воды в бочку. Парень выглядел угрюмым. Не то что бы он приятельствовал с Марти — просто похороны не настраивают на веселый лад.
— Ты умеешь работать с пращой, Ойва? — спросил я.
— Да все умеют, барин, — откликнулся мой помощник. — Вон сколько кроликов в лесу.
— И Фредрик умеет? — поинтересовался Бертран, и Ойва вспыхнул — при его спокойном меланхоличном нраве это была именно вспышка. Он поставил ведро на землю, выпрямился, и я заметил, что ноздри парня нервно дрогнули.
— А что вам Фредрик? Он хороший человек. Друг настоящий. Что вам уже про него наплели?
Так. Кажется, мы подошли к разгадке быстрее, чем планировали. Бертран поднялся, вышел из грядки на дорожку, и стало ясно: рядом с нами человек, облеченный властью, и с ним лучше говорить прямо, а не ходить вокруг да около.
— И что нам должны были наплести? — нарочито миролюбивым тоном осведомился он и отрывисто приказал: — Рассказывай. Слушаю.
Ойва в замешательстве посмотрел по сторонам, словно прикидывал, как бы лучше удрать.
— Я ничего такого не имел в виду, — пробормотал он. — Фредрик правильный мужик. А что говорят про Ханни, так это бред собачий, и плюнуть надо в рожу тем, кто болтает.
— Ханни его жена? — уточнил Бертран и, глядя на него, я подумал, что не хотел бы оказаться в допросной в его компании. От инквизитора сейчас веяло отчетливым холодком — он не пользовался магией, но словно проникал в чужую душу силой воли, сминая и подавляя. — И что с Ханни?
Ойва насупился.
— Ничего.
— Инструментарий я привез, — сообщил Бертран. — Пойдем сейчас руки помоем да побеседуем без свидетелей. С удовольствием послушаю, что там с Фредриком и Ханни.
Слова об инструментарии привели Ойву в совершенно мрачное и растерянное расположение духа. Он помялся на дорожке, перетаптываясь с ноги на ногу, а затем негромко произнес:
— Бабьи сплетни, вот чего. Бабу слушать — себя не уважать.
— И начну с кожедерки, — небрежно сказал инквизитор, и я увидел, что Джейн побледнела — вспомнила, как мы оказались в королевской допросной.
— Барин, всеми богами молю! — Лемпи вылетела словно бы ниоткуда: встала перед Ойвой, как квочка, готовая защищать цыплят от орла. — Не надо кожедерку! Мы ж тут что, мы ничего. Крисса говорила Кууре, что Вильма рассказывала Лахье, что Ритта слышала, будто бы… — она сделала паузу и закончила едва слышно: — Будто бы Марти над Ханни… надругался. А Фредрик женился на ней, чтобы позор прикрыть.
* * *
Джейн
Это был не просто мотив. Это был мотивище.
Разговор перенесли в дом. Для того, чтобы смягчить Бертрана, Лемпи торопливо накрыла на стол. Глядя на пироги, ветчину, соленья и маринады, которые она выставляла на скатерть, можно было сказать: вот так выглядит пир горой. Бертран сел за стол, сохраняя грозный официальный вид, и произнес:
— Теперь давай подробности, милая. Я не шучу.
— Да какие уж тут шутки, барин! — Лемпи пододвинула к нему блюдо с пирожками. — Вот, вы закусите, только что из печи. А Ханни что, они с Фредриком с детства вместе. Как иголочка и ниточка, куда один, туда и второй. Помню, мы маленькие играем, а Ханни мать зовет — так Фредрик тоже встает и идет с ней. Вот если это не любовь, то что тогда такое?
Аррен вздохнул. Пирог перед ним был нетронут. Я дотронулась до его руки — он посмотрел на меня и улыбнулся.
— Ну вот, а после Леврикова дня Ханни пропала. Мать говорила, что болеет, простудилась. Простуда дело такое, вы сами знаете. Началось с простуды, а там легочный жар тут как тут, ну и до свидания. Вон Ойва меду ей относил, у нас хороший мед. А шила-то в мешке не утаишь, сами понимаете. Ритта слышала, будто бы Марикка видела Ханни, и та была не простужена, а побита. И… не только побита. По личности-то что, хлопнули, щеку потрешь, да и беги себе. А тут дело было в другом. Выглядела она так, будто такое случилось, что она и жить теперь не хочет.
Я прекрасно понимала Ханни — потому что прошла через то же самое. Потому что весенней ночью шла по берегу реки и не верила, что однажды наступит утро. Потому что жизнь потеряла всякий смысл. Аррен сжал мою руку, и я подумала, что нам с Ханни повезло. Мы встретили мужчин, которые пришли на помощь.
— И тут вдруг свадьба, — продолжала Лемпи: быстро метнувшись к печи, она вынула большой горшок, от которого поднимался сытный мясной дух. Картофель, лук, мясо, ароматные травы — как же хорошо, что теперь можно спокойно есть и не думать о правилах худобы, которые предписывает для юных леди столичный этикет. — Вот прямо внезапно! Вот вчера Ханни еще дома лежала, а тут я утром вышла на улицу, а в церкви колокола звонят. И они с Фредриком выходят, за руки держатся, а над ними венок несут, благословляют. Нет, они пожениться-то хотели, но уже осенью. Осенью и стол нормальный можно накрыть, и забот поменьше. А тут вдруг раз, скоропостижная свадьба. А потом Куура сказала, что Ханни ребеночка ждет.
— И чей ребеночек? — спросил Бертран. Я не была знакома с Фредриком, но он нравился мне все больше
