Цинковые мальчики - Светлана Алексиевич

Шло следствие… Оно шло несколько месяцев… Он молчал… Я поехала в Москву… в военный госпиталь Бурденко… Нашла там ребят, которые служили в спецназе, как и он… Открылась им…

— Ребята, за что мой сын мог убить человека?

— Значит, было за что.

Я должна была сама убедиться, что он мог это сделать. Убить! Долго их выспрашивала и поняла: мог. Разговор о смерти, об убийстве не вызывал у них особенных чувств, таких чувств, какие она обычно вызывает у нормального человека, не видевшего кровь. Они говорили об Афганистане как о работе, где надо убивать. Потом я встречала парней, которые тоже были в Афганистане и, когда случилось землетрясение в Армении, поехали туда со спасательными отрядами. Меня интересовало, я уже на этом застолбилась: было ли им страшно? Что они испытывали при виде смерти? Нет, им ничего не было страшно, у них даже чувство жалости притуплено. Оторванные. Расплющенные… Черепа, кости… Похороненные под землёй целые школы… Классы… Как дети сидели на уроке, так и ушли под землю… А они вспоминали и рассказывали о другом… Какие богатые винные склады откапывали, какой коньяк, какое вино пили… Шутили: пусть бы ещё где-нибудь тряхануло… Но чтобы в теплом месте, где виноград растёт… Они что — здоровые? У них нормальная психика? «Я его мёртвого ненавижу». Это он мне недавно написал. Уже пять лет прошло… Что там произошло? Молчит. Знаю только, что тот парень, звали его Юра, хвастался, что заработал в Афганистане много чеков. А после выяснилось, что служил он в Эфиопии, прапорщик. Про Афганистан врал… На суде только адвокат сказала, что мы судим больного. На скамье подсудимых — не преступник, а больной… Его надо лечить… Но тогда, это семь лет назад, тогда правды об Афганистане ещё не было… Их всех называли героями… Воинами-интернационалистами… А мой сын был убийца… Потому что он сделал здесь то, что они делали там… Почему же его одного судили?..

Он убил человека моим кухонным топориком… А утром принёс и положил его в шкафчик… Как обыкновенную ложку или вилку…

Вы слышите лай собак? Почему его никто не слышит? Одна я слышу…

Я завидую матери, у которой сын вернулся без обеих ног… Пусть он ненавидит всех… Пусть бросается на неё как зверь… Пусть она покупает ему проституток, чтобы он успокоился… Пусть он хочет её убить за то, что она его родила… Пусть…»

Война не кончается тогда, когда перестают стрелять. Она перемещается в человеческую душу, где нельзя бывшее сделать не бывшим. И там у неё другие сроки…

1984–1985

Суд над «Цинковыми мальчиками»

(История в документах)

Недавно группа матерей воинов-интернационалистов, погибших в Афганистане, подала в суд на писательницу Светлану Алексиевич. Их исковое заявление будет рассматриваться в народном суде Центрального района Минска.

Поводом для обращения в суд стал спектакль «Цинковые мальчики», поставленный на сцене Белорусского театра имени Янки Купалы. Затем он был записан республиканским телевидением и продемонстрирован жителям Беларуси. Матерей, несущих в себе все эти годы своё неизбывное горе, оскорбило, что их мальчики показаны исключительно как бездушные роботы-убийцы, мародёры, наркоманы и насильники, не ведающие пощады ни старому, ни малому.

(Л. Григорьев,

«Вечерний Минск», 12 июня 1992 г.)

«За «Цинковых мальчиков» — в суд» — так называлась заметка, напечатанная 22 июня в газете «На страже Октября» и в некоторых других изданиях. «Писательнице Светлане Алексиевич, — говорилось в заметке, — после выхода её книги объявили настоящую войну — автора обвиняют в искажении и фальсификации рассказов «афганцев» и их матерей. И вот очередное наступление после появления на сцене Белорусского театра имени Я. Купалы и на экранах телевидения одноимённого спектакля. Судьям Центрального района надо будет рассмотреть исковое заявление группы матерей погибших воинов-интернационалистов. Дата суда ещё не назначена. Спектакль снят со сцены…»

Мы позвонили в суд Центрального района столицы с просьбой прокомментировать это сообщение, но там оно вызвало удивление. Секретарь С. Кульган сказала нам, что такое исковое заявление в суд не поступало…

Как пояснил нам автор заметки в газете «На страже Октября» В. Стрельский, информация была взята им из московской газеты «Красная звезда»…

(«Чырвоная змена», 14 июля 1992 г.)

В народном суде Центрального района Минска сегодня начнётся судебный процесс по делу известной белорусской писательницы Светланы Алексиевич.

Судебный иск подали несколько матерей погибших воинов-интернационалистов. Алексиевич перед написанием своей нашумевшей книги «Цинковые мальчики» брала интервью у матерей погибших «афганцев», после чего, по их мнению, сильно исказила в своём произведении сообщённые ей факты.

(«Вечерний Минск», 19 января 1993 г.)

20 января газета «Советская Белоруссия» сообщила: «В народном суде Центрального района Минска начался судебный процесс по делу писательницы Светланы Алексиевич…»

А за день до этого, 19 января, газета «Вечерний Минск» опубликовала заметку на эту же тему под заголовком «Суд над литераторами». Я специально указываю конкретные даты публикаций. Дело в следующем…

Посетив суд Центрального района столицы Беларуси, я узнал, что дело ведёт судья Городничева.

Включить диктофон она не разрешила. От каких-либо пояснений категорически отказалась, сославшись на то, что «не нужно нагнетать атмосферу». Но Городничева таки продемонстрировала папку по делу Алексиевич, которая была заведена… 20 января. То есть очевидно: материалы для печати о том, что суд идёт (!), были готовы ещё до того, как сама судья завела дело…

(Леонид Свиридов,

«Собеседник», № 6, 1993 г.)

В народный суд Центрального района Минска поступило два исковых заявления. Бывший «афганец», ныне инвалид, утверждает, что С. Алексиевич написала о той войне и о нем лично неправду, оклеветала. Посему должна публично извиниться, а поруганную солдатскую честь компенсировать суммой в 50 тысяч рублей. Мать погибшего офицера разошлась с писательницей в оценках советского патриотизма и его роли в воспитании молодого поколения.

С обоими истцами Светлана Алексиевич встречалась несколько лет назад в процессе работы над известной книгой «Цинковые мальчики». Оба ныне заявляют, что говорили тогда «не так», а если и говорили «так», как зафиксировано в книге, то сейчас передумали.

Небезынтересные нюансы. Солдат-истец, обвиняя писательницу в искажении фактов, в оскорблении его достоинства, ссылается на газетную публикацию 1989 года. Хотя в ней фигурирует не его, а совсем иная солдатская фамилия. Мать-истица уводит суд в лабиринты политики и психологии, откуда не вызволит и рота научных экспертов. Тем не менее оба иска приняты нарсудьей к производству. Судебные заседания ещё не начались, но вовсю идёт досудебный допрос писательницы…

(Анатолий Козлович,

«Литературная газета», 10 февраля 1993 г.)

Под судом известная белорусская писательница Светлана Алексиевич, напомнившая в своё время о том, что «У войны не женское лицо». Оказалось, что пепел Афганистана ещё стучит в сердца некоторых возмущённых читателей, не простивших С. Алексиевич «Цинковых мальчиков», документальную повесть о неизвестной афганской войне. Писательницу обвиняют в передержках, выборочном использовании представленных ей участниками войны, вдовами и матерями погибших солдат материалов. И вообще в клевете, антипатриотизме и очернительстве. Пока не ясно, будет ли дан делу «законный ход» или все-таки авторы искового заявления, потребовав некоей моральной компенсации, до суда (открытого суда) не доведут. Но сигнал характерный. Прямо встала тень майора Червонописсного, поучавшего на съезде союзных депутатов академика Андрея Сахарова, как тому следует оценивать афганскую войну.

(Федор Михайлов,

«Куранты», 3 февраля 1993 г.)

Из судебного иска Ляшенко Олега Сергеевича, бывшего рядового, гранатомётчика

6 октября 1989 года в статье «Мы возвращаемся оттуда…», опубликованной в газете «Лiтаратура i мастацтва», были напечатаны отрывки из документальной книги Светланы Алексиевич «Цинковые мальчики». Один из монологов подписан моим именем (фамилия указана неправильно).

В монологе отражён мой рассказ об афганской войне и моем пребывании в Афганистане, отношениях между людьми на войне, после войны и т. д.

Алексиевич полностью исказила мой рассказ, дописала то, что я не говорил, а если говорил, то понимал это по-другому, сделала самостоятельные выводы, которые я не делал.