Пробуждение - Кейт Шопен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раньше – потому что теперь уже Шери вряд ли это делал, с тех пор как он стал гордым обладателем ружья и ему обстригли черные кудри. Тем летом – летом, когда Шери принес Чокнутой два своих черных локона, перевязанных красной ленточкой, – воды в ручье стало так мало, что даже малыши из Белиссима переходили его вброд, а скот отогнали пастись дальше, вниз по реке. Чокнутая жалела, что животные ушли – она любила этих своих безмолвных соседей, ей нравилось ощущать их рядом, слышать, как они бродят ночью рядом с ее оградой.
В тот субботний день на полях никого не было. Мужчины съехались на еженедельную ярмарку в соседнюю деревню, а женщины занимались домашними делами, и Чокнутая тоже. Она починила и перестирала свою немногочисленную одежку, вымыла пол в доме и занялась выпечкой.
Она никогда не забывала Шери, когда пекла что-нибудь. В этот день она слепила сдобные печеньица самых причудливых форм. И когда она увидела, как мальчик пробирается через старое поле с блестящей маленькой винтовкой на плече, она весело окликнула его: «Шери! Шери!» Но его не нужно было звать – он направлялся прямо к ней. Карманы у него были набиты миндалем и изюмом, и еще у него был апельсин, который он сохранил для нее с того самого прекрасного обеда, который давали в тот день в отцовском доме.
Это был мальчуган десяти лет с ясным, как солнышко, лицом. Когда он выпотрошил свои карманы, Чокнутая погладила его по щеке, вытерла замасленные руки о фартук и потрепала его по волосам. А потом она долго смотрела, как мальчик, зажав печенье в кулачке, пробрался за занавеску сзади ее хижины и исчез в лесу.
Шери тогда бахвалился, собираясь много чего сделать с помощью ружья.
– Ты думаешь, Чокнутая, в лесу много оленей? – требовательно спрашивал он с видом опытного охотника, подсчитывающего возможную добычу.
– Нет, нет! – смеялась женщина. – И не думай про оленей, Шери. Олень – он большой. А вот принеси-ка Чокнутой хорошенькую жирную белку, чтоб приготовить завтра на обед. Уж как она будет довольна!
– Одна белка – это на один зуб. Я принесу тебе побольше, Чокнутая, – с важным видом похвастался мальчуган, удаляясь.
Поэтому, когда час спустя женщина услышала звук выстрела на краю леса, она не подумала бы ничего плохого, если бы не громкий вопль, последовавший сразу же за выстрелом.
Чокнутая вытащила руки из таза с мыльной пеной, куда она погрузила их, вытерла о фартук и на трясущихся ногах как можно скорее заторопилась к месту, откуда донесся зловещий выстрел.
Произошло то, чего она опасалась. Она нашла Шери, распростертого на земле. Рядом валялась винтовка. Он жалобно стонал:
– Я умер, Чокнутая! Я умер! Со мной все кончено!
– Нет, нет! – убежденно крикнула она. – Положь-ка ручонку на шею Чокнутой, Шери. Ничего! Ничего! Все будет хорошо.
Она подняла его мощными руками.
Шери нес ружье дулом вниз. Он споткнулся, сам не понял как. Он только знал, что всадил себе пулю в ногу, и думал, что настал его конец. И теперь, когда голова его лежала на плече женщины, он стонал и плакал от боли и страха:
– А-а, Чокнутая! Чокнутая! Так сильно болит. Я не вынесу, Чокнутая!
– Не плачь, mon bebe, mon bebe, mon Cheri![45] – успокаивала ребенка женщина, большими шагами двигаясь вперед. – Чокнутая отнесет тебя домой, доктор Бонфиль придет и поможет, чтобы моему Шери снова было хорошо.
Чокнутая дошла до брошенного поля. Пока она пересекала его со своей драгоценной ношей на руках, она то и дело беспокойно кидала взгляды по сторонам. Внутри нее поднимался невыносимый страх – страх перед тем, что там, за ручьем, она столкнется с тем безумным ужасом, который с детства жил в ней. Она встала на краю ручья и начала звать на помощь так, как будто от ее крика зависела жизнь:
– А-а-а! Пти Мэтр! Пти Мэтр! Venez donc! Au secours!
Au secours![46]
Ответа не было. Горячие слезы Шери обжигали женщине шею. Она звала всех по очереди, кто жил здесь, но никто не отозвался.
– Oh, P’tit Maitre! P’tit Maitre! Venez donc! Au secours! Au secours!
Чокнутая кричала, она выла, но, то ли ее голос никто не слышал, то ли призывы ее остались незамеченными, никакого ответа на ее исступленные крики не последовало. Все это время Шери стонал и плакал, умоляя отнести его домой к матери.
Чокнутая бросила вокруг себя последний, полный отчаяния взгляд. Ею владел запредельный ужас. Она крепко притиснула ребенка к груди, так что тот мог чувствовать, как приглушенно бьется ее сердце. Затем, закрыв глаза, она бросилась вниз к пологому берегу ручья и бежала, не останавливаясь, до тех пор, пока не взобралась на противоположный берег.
Она остановилась на секунду, дрожа, и открыла глаза. И сразу бросилась вперед по тропе, ведущей через лес.
Она больше не говорила с Шери, но только постоянно бормотала:
– Bon Dieu, ayez pitie La Folle! Bon Dieu, ayez pitie moi![47]
Чокнутая, казалось, была ведома чутьем. Когда тропа стала достаточно широкой и ровной, она снова крепко закрыла глаза, чтобы не выносить вида этого незнакомого пугающего мира.
Какой-то ребенок, играя в траве, увидел, как она приближается к поселку. Малыш издал испуганный крик.
– Чокнутая! – завопил он пронзительным дискантом. – Чокнутая пересекла ручей!
Вопль мгновенно облетел улицу:
– Эй-эй! Чокнутая пересекла ручей!
Дети, старики и старухи, молодые хозяйки с детьми на руках приникли к дверям и окнам, чтобы с благоговейным трепетом наблюдать это зрелище. Большинство жителей тряслись от суеверного страха, усматривая в происшедшем плохое предзнаменование.
– Она тащит Шери! – кричали некоторые.
Те, кто был посмелее, окружили Чокнутую и следовали за ней по пятам, только чтобы заново поддаться ужасу при виде ее перекошенного лица, обращенного к ним. Глаза несчастной были налиты кровью, слюна белой пеной капала с черных губ.
Кто-то обогнал ее, прибежав к дому, где Пти Мэтр сидел вместе с семьей и гостями на галерее:
– Пти Мэтр! Чокнутая пересекла ручей! Смотрите на нее! Смотрите, она тащит Шери!
Зловещее предзнаменование – вот было первое, о чем все подумали при появлении чернокожей женщины.
А она уже была совсем рядом. Она шла большими шагами, глаза ее были устремлены прямо перед
