Твердые орешки - Ефим Петрович Чеповецкий

Верзила как посмотрел на меня, так у меня мурашки по спине побежали. «Все равно, — думаю, — если драться придется, не отступлю, а то у Жука весь авторитет потеряю». К моему счастью, свет погасили. Схватил я Жука и потащил в пятый ряд — там места свободные были. «Довольно, — решил я, — завтра другое поручение себе возьму, а сегодня уж как-нибудь домучаюсь».

Кино началось. «Ну, — думаю, — Жук меня больше беспокоить не будет».

Очень интересные события пошли на экране. Люди, как рыбы, по дну океана плавают, с рыбами хороводы водят… Жук тоже шею вытянул, смотрит. Не прошло и минуты, чувствую, меня кто-то локтем в бок — толк, толк. Оказывается, это Жук в своих карманах роется.

— Сиди не вертись! — приказываю.

А он протягивает мне что-то блестящее и говорит:

— Вовка, смотри, у меня шарики есть! Настоящие, серебряные!

«Откуда, — думаю, — у него серебро может быть?» Хотел посмотреть, да в темноте промахнулся, выбил шарики из его руки. Жук как заревет:

— Отдай мои шарики! Я их от кровати отвинтил! Меня отец ругать будет!

— Ладно, молчи, потом найдем!

— Не хочу потом, сейчас давай! — И полез под стулья искать.

Ну и пусть ищет! Не стану же я из-за него картину пропускать! И так много прозевал…

В передних рядах шум поднялся: ребята ерзают, ногами стучат. Какая-то женщина спрашивает:

— Чей это ребенок под стульями лазает?

Я говорю:

— Это мой ребенок. Он сейчас вылезет, только шарики найдет.

Во втором ряду какая-то девчонка закричала: «Не щипайся!» — и ногами на стул вскочила. Задние начали кричать: «Садись! Ничего не видно!»

Тут из-под стульев рев Жука послышался. Видно, кто-то его ногой ударил. Подошла билетерша и говорит:

— Сейчас же уберите ребенка, а то зажгу свет и выведу!

Пришлось мне под стулья лезть. До третьего ряда долез. Ребята ругаются, ногами толкают.

Нашел я, наконец, Жука и давай тащить его на место. А он кричит:

— Не пойду! Я только один шарик нашел!

Сверху паренек спрашивает:

— Чего он там ищет?

— Шарики, — говорю, — серебряные. Потерял.

— Я ему два дам, только пусть убирается отсюда поскорей.

И действительно, два шарика дает. Я их сейчас же Жуку сунул и тащу его на свои места. Наконец сели.

— Теперь, — говорю Жуку, — замри. Иначе домой отправлю.

Он успокоился.

«Все, — думаю, — теперь ни за что с ним больше дела иметь не буду. Хватит, нашефствовался. Завтра же пойду к Вале и скажу: пусть любое поручение дает, самое тяжелое. На все пойду, только бы развязаться с Жуком».

Наверное, еще одна часть прошла. Уже показали, как черепашонки народились и в воду побежали, а Жук все молчит. Не похоже это что-то на моего Жука. Посмотрел. А он спит. Голову на грудь уронил и посапывает. У меня прямо гора с плеч свалилась. «Вот, — думаю, — повезло!» Всю картину до конца спокойно досмотрел.

Когда свет в зале зажгли и ребята зашумели, Жук проснулся.

— Где мы? — спрашивает.

— В кино, — говорю.

Он как заревет:

— А где картина? Хочу смотреть картину! — И слезами заливается.

С трудом его выволок из зала. Хотел ему сказать: «Ищи себе завтра другого шефа!» — но вдруг почувствовал, что мне его жалко. Он же все-таки маленький, глупый. И потом я сам виноват, что так получилось: я же с ним никакой воспитательной работы не провел.

— Успокойся, Валерка, — говорю. — Завтра снова пойдем эту картину смотреть.

Жук обрадовался, начал в ладоши хлопать, прыгать. А потом повис у меня на шее и поцеловал прямо в нос.

— Ты, — кричит, — хороший, добрый! — и все прижимается ко мне.

Хотел я ему сказать, что мы еще и в зоопарк с ним пойдем, да не смог: горло сдавило, и в глазах почему-то защипало. «Как же это я от Жука собирался отказываться?!» Опустил я руку в карман и нащупал четыре копейки — сдачу, что от трамвая осталась.

— Сельтерской с сиропом хочешь? — спросил я Жука.

— Хочу!

Взял я ему стакан с клубничным сиропом. Отпил Жук немного и мне протягивает.

— На, пей. Я тебе больше половины оставил.

— Сам пей. Не хочу, — говорю ему и думаю: «Добрый он. Будет у нас дружба».

И не ошибся.

День самоуправления

В нашем лагере в каждой смене бывает День самоуправления. Кто пионер, тот знает, что это значит. В такой день все ребята заменяют взрослых: становятся вожатыми, педагогами, врачами, поварами и даже начальниками лагеря.

А все взрослые становятся пионерами — нулевым отрядом. Это очень важное и полезное мероприятие. В такой день видно, кто на что способен. А кроме того, очень весело.

Я хочу рассказать о нашем Дне самоуправления и какая должность была мне поручена.

Произошло все так. По специальному приказу были распределены должности. Коля Шибуков из первого отряда назначен начальником лагеря, Валя Сомова, наш председатель совета дружины, — старшей пионервожатой, Женя Куц — дворником, Мая Сахарова — биологом, а все председатели совета отрядов стали вожатыми. В нулевом отряде, у взрослых, председателем стал Иван Филиппович, начальник лагеря, а Рая, старшая вожатая, просто звеньевой. Вчера на вечерней линейке был зачитан приказ, а сегодня чуть свет началось самоуправление.

Но самое смешное то, что нашего музвоспитателя Абрама Соломоновича назначили Ваней Уховым. А Ваня Ухов — это никто, просто пионер, причем самый отъявленный бузотер в лагере.

Абрам Соломонович маленький толстый и лысый. Он с самого утра начал бегать в трусиках по лагерю и мешать дворнику Жене Куцу подметать дорожки. Точно как Ваня…

И все-таки это тоже не самое смешное. Самое смешное произошло тогда, когда пришел я на распределение должностей. Я опоздал на вечернюю линейку, потому что мне в санчасти перевязывали ногу, которую я еще утром разбил. Навстречу мне выбежала Нинка Глаз и ехидно объявила: «Вовка, поздравляю, тебя назначили шефом!» Я сначала обрадовался, думал — начальником лагеря, оказывается, меня назначили шеф-поваром. Я никогда не мечтал о такой работе. Девчонки начали хихикать, шушукаться и пальцами на меня указывать. Я бы уж лучше согласился стать главврачом. Тогда бы я назначил в этот день уколы, и Нинке Глаз велел бы сделать сразу