Компаньонка - Лора Мориарти

Луиза протяжно зевнула.

– А-а, думаю, она и так знает. Она знала, что он меня фотографирует, что я ему позирую. Она думала, мне эти фотографии пригодятся для будущего успеха. А в подробности мы не вдавались, – Луиза укоризненно глянула на Кору: – Вряд ли она захочет с вами об этом разговаривать. Скорее всего, ей не понравится, что вы так… фамильярны.

Кора прижала руку к горлу. Как будто желчная рвота и джин вылились к ней в желудок. Эдвард Винсент, такой прилизанный, с самоуверенной улыбкой, вечно сидит в церкви на передней скамье бок о бок с женой. И Майра хороша! Ну какая мать разрешит дочери позировать для подобных снимков? Что с этой женщиной вообще?!

– Луиза, – тихо сказала Кора. – Ты уверена, что она знает… насколько далеко у вас зашло? Мне трудно поверить, что мать может спокойно смотреть, как женатый мужчина в возрасте… компрометирует ее четырнадцатилетнюю дочь.

– Да не компрометировал он меня. Что вы все талдычите это слово? Мы трахались, вот и все! – Она хищно улыбнулась, рассмеялась. – Я люблю трахаться. Может, вы не любите, а я вот люблю.

Кора отвернулась. Если девочка думала шокировать ее этими своими словечками, этой своей грубостью, она преуспела. Ей приятно разыгрывать из себя юную раскрепощенную эмансипе, ошеломлять и ошарашивать Кору и все ее поколение. Но, вновь взглянув на Луизу, Кора не увидела никакой раскрепощенности. Только поза, бравада и неуверенность под ней.

– Нет, Луиза. Нет. Если ты говоришь правду, Эдвард Винсент просто воспользовался тобой. Ты была ребенком. Ты и теперь еще ребенок.

– Вы просто не знаете, о чем говорите. Я же сказала, что мне самой это нравилось. Мне нравилось его трахать. Вы такая старая и закоченевшая, что вам не понять.

Кора до боли закусила губы. Луиза даже в пьяной болтовне знала, куда бить. Но сейчас это не имело значения.

– Надо сказать священнику.

– Нет! Нет. Господи. Не трогайте вы Эдди.

– Он до сих пор преподает в воскресной школе.

– И?

– Там есть другие девочки.

Луиза возвела черные глаза к потолку:

– Другие девочки? Он не похож на сексуального маньяка. Ему нравилась я. И ничего плохого я в этом не вижу. А если понравится еще какая-нибудь, ну и умничка. Я в Нью-Йорке, мне-то что?

Убедительно, подумала Кора. Или это не совсем бравада? Или она действительно так изощрена, так беспечна и настолько отличается от Коры, что им друг друга не понять? Но Кора не сдавалась.

– Луиза, он сотворил большое зло. Если ты говоришь правду, он сотворил большое зло. Он воспользовался своим положением. Когда это случилось? В прошлом году? Когда тебе было четырнадцать? Тринадцать?

– О господи, ну хватит уже бить в набат. Если хотите знать, он у меня был не первый. – Луиза рассмеялась и потерла нос. – Ясно? Как вам это, Кора? А сейчас вы окончательно чокнетесь. Меня скомпрометировали еще до того, как мы приехали в Уичиту. Ясно? Задолго до Эдди. Ну, как вам это нравится?

Еще один таракан выбежал из-за унитаза и юркнул в щель между стеной и полом. Кора оторопело за ним наблюдала. Может, это кошмар из тех, что снятся за полночь, вроде пива из чайных чашек с Аланом и Реймондом Уокером. Но вот таракан вроде настоящий. И плитки на полу гладкие и твердые. И красная краска на стенах полыхает, как днем. И на подбородке у Луизы все еще висит слюнка.

– О чем ты? Ваша семья много лет живет в Уичите.

– Всего четыре года.

– Так что же, у тебя была еще одна связь в одиннадцать лет?

Луиза глянула на нее так пусто, что Кора пожалела о своем сарказме. Но она не могла, просто не могла вообразить. Она никогда в жизни не вела таких разговоров.

– Не связь, – скучным голосом сказала Луиза. – Но мы были в хороших отношениях. Да он вообще хорошо относился к детям. А ко мне лучше всего. И я единственная пошла к нему в дом.

– В чей дом? Ты о чем говоришь?

– Мистер Флорес. Жил рядом с нами в Черривейле. Хорошо относился к детям, к моим братьям. Джун тогда еще с нами не играла, маленькая была. Он сказал, у него в доме есть попкорн. Оставил конфету на крыльце. Вот я и зашла. Единственная. – Она сморщила губы. – Странно, да? Черешенку невинности своей я потеряла в Черривейле. Дефлорировал меня мистер Флорес. Типа, забавно.

Кора ладонями закрыла глаза. Ей ужасно хотелось верить, что Луиза играет с ней, выдумывает жуткие истории, чтобы отвлечь внимание от сегодняшней ночи. Но сегодняшняя Луиза, пьяная Луиза с покрасневшим носом, которая сидела на полу, привалившись к ванне и заложив черные волосы за уши, – она была не такой, как всегда. И Кора поверила ей всем телом, даже дышать стала часто и мелко. На ней не было корсета, но глубоко вздохнуть не получалось.

– Ты была совсем маленькая? – она перешла на шепот. – Луиза? Тебе было одиннадцать?

– Нет. За пару лет до переезда. – Она поморщилась, глядя в пол. – Пришла домой и рассказала матери, а она так злилась. Жутко злилась на меня.

Кора замерла. Девять, значит. Девять лет.

– Сказала, что я его, наверное, сама соблазнила. Но мне, помнится, просто хотелось попкорна.

Взрослый мужчина. Взрослый мужчина заманивает девочку попкорном. Зачем? Чего там хотеть? Кора с таким не сталкивалась, не слышала даже.

– Она заявила в полицию? Рассказала отцу?

Последний вопрос озадачил Луизу; похоже, она об этом никогда не задумывалась.

– Отцу, наверное, сказала. Но мне велела никому не рассказывать, потому что люди будут судачить. Велела больше не заходить туда. И думать, как я себя веду.

– Ты была маленькая.

Луиза затрясла головой и насупилась, словно Кора докучала ей своей непроходимой тупостью.

– Это ничего не значит. Даже тогда во мне что-то такое было. Что-то он во мне увидел, вот она о чем говорила.

Кора подавила стон, вспомнив их первый день в городе. Как это она выразилась? Какую благоглупость сказала про глубокий вырез? «Ты хочешь, чтобы тебя изнасиловали?» И так далее. Кора потянулась и хотела погладить Луизу по коленке. Та отдернула ногу.

– Луиза. Твоя мать была не права. Ты была ребенком. Невинным ребенком.

Да она и сейчас дитя. Коре хотелось протянуть руку, погладить черные волосы, утешить.

– Невинным? Когда туда заходила, возможно. Когда выходила – уже нет. – Она сухо посмотрела на Кору. – И не надо так про маму. Она была права. Люди стали бы судачить. – Она сузила глаза. – Вы бы точно стали. Причем первая. Распустили бы сплетню. Конфетку-то развернули, а?

Это была пощечина. Луиза вернула Коре ее глупые слова. Кора развела руками.

– Забудь, пожалуйста, про эту конфету. Это вообще не про то, что случилось с тобой. Забудь, что я это сказала.

– Я не буду ничего забывать.

Они посмотрели друг на друга, и Кора впервые – неутешительный опыт – по-настоящему увидела себя глазами Луизы. Сконфуженная лицемерная старая баба. Дурочка на дурацких ролях. Больше месяца она, идиотка несчастная, изрекала сентенции про конфетки, врала изнасилованному ребенку. Ведь все время врала, разве не так? И сама знала, что врет. Сколько стоила ее собственная девственность, когда ей было семнадцать? В какую цену фантик? И главное, зачем она пыталась научить Луизу своему самообману? Что ей в этой лжи?

Луиза повернулась, взялась за край ванны и встала на колени. На бедрах розовели полоски – отпечаталась плитка.

– Я хочу почистить зубы, – пробормотала она, поднимаясь на ноги.

Кора кивнула. Ей хотелось протянуть руку, чтоб Луиза помогла ей встать, но она знала, что Луиза ей руки не подаст. Кора ухватилась за край раковины и встала сама. Тело болело, она чувствовала себя старухой.

– А можно без зрителей? – поинтересовалась Луиза, уже не глядя на Кору. – Я писать хочу.

Кора проковыляла в спальню. Когда туда заходила, была невинной. Когда выходила – уже нет. Еще отдернута занавеска на окне, у которого она дежурила в злобе и тревоге каких-то двадцать минут назад. Кора стала задергивать и увидела, что фонари еще горят, но людей и машин прибавилось. Четыре утра? Пятый час? Кора легла на свою сторону кровати и натянула простыню до подбородка. Надо бы убедиться, что Луиза легла в постель и хоть немного поспит. Но в те несколько оставшихся дней, что они проведут вместе, девочке нужна хотя бы видимость уединения. Кора отвернулась к стене и закрыла глаза, хотя знала, что не уснет.

Глава 16

В продуктовом магазине на углу русский с крючковатым носом сообщил Коре, что она сегодня первый покупатель, и приветливо болтал, пока не заметил ее отсутствующий, измученный взгляд. Теперь поддерживать разговор было необязательно. Кора купила «Нью-Йорк таймс», буханку хлеба, клубничный джем, масло, жестянку черного чая и шесть апельсинов. Было еще очень рано и потому не жарко, даже прохладно; едва светало.

Дверь подъезда выглядела как всегда – никаких следов ночной драмы. На лестнице Кора увидела Луизину туфлю: кто-то воткнул ее каблуком между перил рядом со второй лестничной площадкой.