Пассажир дальнего плавания - Александр Пунченок

— А знаете, Леонид Алексеевич, говорил капитан, — я в ваших последних таблицах «Приливных часов» грешки нашел. Хотел написать вам, а потом подумал: «Не на луне ведь живете, встретимся где-нибудь!»

— А я уже исправил грешки! — радостно сообщил гидролог. — Здоровье как ваше?

— Скрипим!

— Далеко скрип слышно. Опять первое место по флоту завоевали?

А когда Яшка перебрался через фальшборт и увидел свои руки, испачканные угольной пылью, это окончательно и бесповоротно прогнало из его головы все мрачные размышления. Он снова стоял на своем пароходе, такой же измазанный, как все, словно работал… И, конечно, теперь будет работать!

Но Александр Петрович встретил Яшку строгим взглядом:

— Здравствуй, — и протянул руку.

Яшка хотел сначала вытереть свою грязную ладонь о штаны, а потом увидел, что капитанская тоже измазана, так и поздоровался.

— Проходи-ка, — Александр Петрович открыл дверь и прежде пропустил в каюту Яшку, — садись.

Яшка не сел.

Капитан прошел в другую свою каюту и через некоторое время вернулся оттуда, вытирая полотенцем руки.

— Я сказал: садись.

— Не буду я, — тихо ответил Яшка, — никогда не буду.

В уголках капитанских губ от легкой усмешки образовались две ямочки.

— Садиться не будешь?

— Нет, врать.

Тогда Александр Петрович подошел к Яшке, взял его за плечи и усадил в кресло. Сам стал расхаживать по каюте, хмуря брови да искоса сердито поглядывая на Яшку.

— А я думал, ты раньше явишься, — как-то медленно, будто придумывая каждое слово, говорил Александр Петрович. — Что ты обязательно придешь, в том я ничуть не сомневался. Мне интересно было: сколько ты можешь прожить с нечистой совестью? Ну что ж, вот я и узнал: почти целые сутки. Это в такое время, когда всем нужно быть вместе, дружнее, сплоченнее. Ведь ты был у нас не просто пассажиром, а почти матросом…

— Не надо, — взмолился Яшка.

— Чего не надо?

— Ругать меня.

Капитан вздохнул и сокрушенно покачал головой:

— Так что же, прикажешь хвалить тебя за то, что врал?

Яшка молчал.

— Или ты думаешь, что сделал хорошее дело? Чего, мол, такого здесь: выручил товарища из беды! Так? Да? Хотел выгородить дружка?

— Хотел, — мог ли Яшка отпираться? — Вы его на экзамене зарезали бы, а ему надо механиком быть.

— Механиком? — капитан погрозил пальцем (словно это Яшка собирался стать механиком). — Нет, дорогой товарищ, механик из него не скоро выйдет. Экзамен, между прочим, сдал он вчера на отлично, но мало в человеке серьезности. Ему еще надо многому научиться. А ты врал из-за такого друга. Запомни хорошенько, — это капитан говорил уже не сердито, наоборот, мягко, — из вранья, даже из самого маленького вранья, никогда ничего путного не получится. Один вред от вранья бывает. Ну, почему в глаза не смотришь, стыдно?

— Стыдно, — буркнул Яшка, — а экзамены-то сдал он, верно?

— Сдал, но на комсомольском собрании всыпали ему. Был бы ты, — тебе досталось бы больше.

В каюту осторожно постучали.

— Заходите, — разрешил Александр Петрович.

Вошел дядя Миша, состроив такое лицо, будто он жалел, что пришел. Помешал, вроде. А капитан, судя по всему, обрадовался:

— Нет, вы полюбуйтесь этим молодцом, — обратился к повару Александр Петрович, — все работают на погрузке, спешат, а он, видите ли, занимается научной работой. Забирайте-ка его и немедленно на работу. Самолет можно ждать на пароходе. Марш!

Яшка не успел опомниться, как стоял уже с дядей Мишей на палубе.

— Молодец, — тихо говорил ему повар, — вот это ты хорошо придумал. Спасибо тебе, что утешил Александра Петровича. Он был так расстроен!

И вдруг что-то большое, лохматое скатилось по трапу сверху прямо на Яшку. Чуть не сбило его с ног. То был пес Живучий. Он терся о яшкины ноги, толкал мальчишку боками, спиной, и не понятно, — то ли лаял, то ли визжал от удовольствия.

Вот сколько радости можно пережить за один день!

Глава двадцать девятая

Снова в ожидании. — Что не положено делать вахтенному. — Самолет. — Прощай, «Большевик»!

Команда «Большевика» дала обязательство закончить погрузку на пять дней раньше срока.

Грузились углем. Работали в две смены по двенадцати часов, но никто не знал, где была первая смена, а где вторая. Люди из первой смены оставались работать во второй, а назначенные во вторую выходили раньше и работали вместе с первой. Словом, работа у острова Заветного казалась теперь пустячной, вроде забавы.

Облако угольной пыли висело над пароходами даже в ветреную погоду. А когда ветер крепчал, он разгонял черный туман по всему рейду. И вода, на сколько было видно кругом, запылилась. Прямо хоть смывай с нее пыль.

Когда Яшка вернулся, старший помощник велел ему поселиться в каюте с поваром, а камбузника переселили в бывшую яшкину каюту. Дядя Миша был теперь для Яшки словно родной.

Яшка хотел было разложить свои вещи, чтобы жить в каюте основательно, попрежнему, но дядя Миша не посоветовал:

— Не надо. Самолет прилетит в любую минуту и обратно полетит сразу.

Что верно, то верно. Яшка забыл: ведь вся эта радость могла продлиться один короткий час или того меньше. Прилетит самолет…

Больше они об этом не говорили. Тяжело было.

Но прошло три дня, а самолет всё не прилетал. И Яшка вытащил кое-какое имущество, разложил, развесил по каюте.

Жизнь на пароходе лишилась тишины и покоя. Днем и ночью громыхали лебедки. На зыби корпус «Большевика» вздрагивал от толчков тяжелых барж с углем. Ветер далеко уносил разноголосые команды бригадиров:

— Вира!

— Майна!

О покое и тишине люди вспоминали теперь, как о чем-то смутно-далеком, чуть ли не сказочном. Неужели было такое время, когда по часам выходили на вахту и минута в минуту сдавали ее, собирались на занятия, смотрели кинофильмы, слушали радио? Пускай даже в шторм, в туман, в пургу, — всё равно жизнь тогда текла размеренно, по строгому распорядку. Сейчас же понятие «часы» утратило свое значение вовсе. Времени не существовало; оно, собственно, проходило своим чередом, но с ним никто не считался. Люди старались обогнать время.

Всё было охвачено и подчинено одному — авралу.

Аврал — старинное морское слово; оно значит: общекорабельная работа, в которой принимают участие все, начиная от капитана и кончая камбузником. Но сейчас это значение и впрямь оказалось старинным. Что за диво — работать всем? Нет, такое не удовлетворяло никого. А вот работать всем да так, чтобы погрузить суда вдвое, строе скорей всех первоначальных расчетов и планов, — это было к лицу советским людям.