Люди как боги (сборник) - Сергей Снегов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти несколько минут тянулись долго. И когда они исчерпали себя, началось то, чего мы с такой тревогой ожидали и что так торопили. Ольга запустила ходовые аннигиляторы, и Звездный Плуг ринулся по прямой на Золотую планету.
Рекорды скорости, поставленные Леонидом около Угрожающей, были сметены. Предварительный расчет и близко не подходил к тому, что с таким хладнокровием, так решительно проделывала Ольга. Я не знаю, сколько прошло минут, велся ли вообще счет на минуты, может, это были лишь замедлившиеся в сознании секунды, но корабль перелетел за шесть тысяч световых единиц, а скорость все увеличивалась, – мы атаковали, в семь тысяч раз обгоняя свет!
И тут разрушители поняли свою ошибку.
В сверхсветовой области появились десять рванувшихся навстречу точек. Я видел две разные картины. Вокруг Золотой планеты хищно кружили десять боевых крейсеров врага – так показывали бинокли умножителя в обыкновенной оптике, но реально было уже не так. Оптика с ее медленным светом давала картину давно прошедшую.
В действительности все они, эти десять крейсеров, как спущенные с цепи псы, яростно пожирали простор – мы четко локировали их волнами пространства. И я не мог не удивиться мужеству наших врагов. Нет, я не перестал их ненавидеть! В разрушителях сконцентрировано общественное зло, открытое нами в космосе. К злу нельзя относиться по-доброму, с ним нельзя мириться, его немыслимо уважать. Презрение, ненависть – вот единственное, чего оно заслуживает.
Но враги были храбры, это надо признать. Они могли бы разлететься от обреченной планеты. На спасение собственных жизней тем, кто сидел в крейсерах, хватило бы и времени, и скорости. Вместо этого они бросились на верную гибель, чтоб попытаться уберечь от уничтожения оставшихся на планете. И, вспоминая все, что тогда произошло, я не перестаю удивляться, почему их отчаянно смелый план не удался. Во всяком случае, они были близки к его осуществлению, так угрожающе близки, что, может, лишь тысячных долей секунды им не хватило для успеха.
Мной овладело смятение, когда я увидел эти несущиеся навстречу смертоносные точки.
– Ольга, атакуй! – крикнул я.
– Рано! – ответила она. – Рано, Эли!
– Атакуй! – молил я, охваченный страхом. – Пойми, они обгоняют собственные гравитационные удары! Каждая секунда промедления – это новые волны перегрузок, которые обрушатся потом!
– Гравитаторы смягчат их! – сказала она непреклонно. – Я не могу атаковать слишком рано, чтоб не упустить планету с оси. Планета, не корабли, закрывает выход на волю, не забывай этого!
Наша скорость складывалась со скоростью крейсеров, точки в сверхсветовой области стремительно росли. И тут не выдержали нервы у Леонида.
– Больше нельзя, Ольга! – закричал он. – Ты погубишь звездолет, Ольга!
– Еще не время! – ответила она.
Он схватил Ольгу за руку. Он был вне себя:
– Ольга, я не позволю!..
Она с силой вырвала руку.
– Приказываю всем: спокойствие! Не сметь отвлекать меня!
И опять была мутная тишина, звенящая тяжко бьющейся в жилах кровью. Крейсеры противника приобрели контуры. Они были в часах светового пути, в секундах нашего исступленного космического бега.
И в этот момент Ольга включила боевые аннигиляторы. Тела на экранах волн пространства мгновенно расплылись в туманности, завихрились, слились в одно мерцающее пятно. И, пронесясь сквозь то, во что они превратились, мы увидели в оптике десять ярко вспыхнувших и тут же погасших звезд. Флотилии врага больше не существовало.
Теперь мы видели лишь медленно выраставшую в оптике обреченную Золотую планету, отчаянно генерирующую, как показали потом приборы, защитные гравитационные поля.
А затем мы ворвались в полосу гравитационного залпа погибших крейсеров, и оказалось, что наши гравитаторы не способны его отразить. Меня сжало, дыхание вырвалось стоном, около меня застонал Осима, Леонид чертыхнулся. Эта первая волна была самой слабой, крейсеры выпускали ее перед уничтожением, и, очевидно, мощности их орудий тогда были на исходе. Не сомневаюсь, что и сами они знали об ослаблении своих ударов, и дальнейшее сближение преследовало лишь одну цель – столкновение лоб в лоб, взаимное уничтожение.
Зато вторая волна перегрузок была так мощна, что у меня не хватило дыхания на стон. Я был раздавлен, пронзительная боль разрывала клетки тела. Рядом со мной хрипел опрокинувшийся Леонид, он потерял сознание, может, был уже мертв. Лишь Ольга, вцепившаяся руками в поручни кресла, сумела сохранить силы.
– Ольга! – прохрипел я, силясь приподняться. – Ольга, третьего удара!..
– Держись, Эли! – крикнула она, задыхаясь. – Держитесь, друзья! Сейчас мы их уничтожим!
Третья волна перегрузок обрушилась на нас в момент, когда я увидел распад проклятой планеты разрушителей. Огромный диск вспыхнул в сверхсветовой области и тут же разлетелся в клочья. А в оптике мы увидели гигантский взрыв, вырвавшийся из недр планеты. Ольга точно рассчитала, беспощадно нанесла удар. Все было кончено в доли секунды. Грозной планеты, преградившей своими чудовищными механизмами выход из звездного скопления, больше не существовало. Взамен ее зияла новая яма в пустоте, провал в космическом пространстве.
И последним, что я видел, теряя сознание от третьей гравитационной волны, налетевшей слишком поздно, чтобы спасти врагов, была унесенная далеко в сторону, превратившаяся снова в красноватую точку, никому теперь не грозящая Угрожающая и чистое небо, великолепный Млечный Путь – гигантский простор мироздания!
Мы вырвались из звездной тюрьмы, едва не ставшей нашей могилой, на волю, в космос.
Часть третья
Земля
…Теперь мой час:Земля передо мной почти нагою,Почти уснув, темна и горяча,Лежит. Она моя. Моя до боли!Прекрасен мир! Как счастлив я, что могВсе видеть в нем, все знать в нем в полной воле.Как будто я не человек, а бог!
А. Танев1
– Эли! – звал меня голос. – Эли! Эли!
Я хотел откликнуться, хотел сказать, что жив, все слышу. «Я, кажется, ослеп, но в остальном все хорошо! – хотел крикнуть я этому голосу. – Я сейчас встану, не зовите меня так отчаянно, мне тяжело! – думал я. – Оставьте меня в покое!» – просил я молча.
Мне казалось тогда, что мысль моя была четкой. Сейчас, просматривая записи излучений мозга, я вижу, что разум мой еле мерцал, его озаряло лишь чадное тление бесформенного бреда. Я десять раз умирал, и десять раз меня возвращали к жизни, пока я сам – сперва неуверенно, потом все настойчивее – не стал цепляться за нее.
– Эли! – взывал ко мне голос. – Эли! Эли!
Он не оставлял меня. В темном внешнем мире ничего не было, кроме голоса, он и был всем этим миром. Тесный, кричащий, беспокойный мир. И я наконец откликнулся на его призыв. Я открыл глаза.
Около кровати сидели Ольга и Осима. Они всматривались в меня.
– Он приходит в себя! – сказала Ольга шепотом.
Я снова закрыл глаза. Я измучился, поднимая броневые плиты век. Мне надо было отдохнуть от усилия. Но во мне надрывался все тот же голос: «Эли! Эли!» Я застонал.
– Перестань! – прошептал я, снова открывая глаза.
Ольга молча плакала. Внешний мир внезапно расширился и замолк.
– Друзья! – сказал я и попытался подняться.
– Лежи! – сказала Ольга. – Тебе нельзя двигаться, Эли.
Но меня охватил страх. Я вспомнил кроваво-красную Угрожающую. Мне надо было убедиться, что мы удаляемся от страшного скопления Хи в Персее…
– Где мы? – спросил я. – Сколько времени прошло?
Я услышал, что до звездных скоплений в Персее три тысячи светолет, и опять впал в беспамятство. Так началось мое выздоровление.
2
Я учился быть живым: открывать глаза, слушать, отвечать, принимать пищу, ходить. Это была нелегкая наука. Много месяцев прошло, пока я стал похожим на остальных.
Случилось так, что мне досталось больше всех. Третья гравитационная волна была мощна, однако у других не перемешало ткани и не раздробило кости. Человек восемь потеряли сознание – среди них Леонид, – они пришли в себя, когда звездолет вырвался на простор.
– Я тоже потеряла сознание, – сказала Ольга. – Это случилось, когда я увидела, в каком ты состоянии…
Мы были в парке. Я сидел в коляске, Ольга стояла рядом. Распускалась сирень, наступила третья походная весна, пахло землей. Ольга похудела, была бледна и кротка. В дни выздоровления я узнал, что она способна часто плакать. Это меня трогало, но приятно не было. Я хотел бы видеть прежнюю рассудительную, невозмутимо ровную Ольгу, а не эту, вздрагивающую от страшных воспоминаний. А еще лучше ту, какой она раскрылась на Персее, – мужественную, пронзительно проницательную…
Я пошутил:
– Во всяком случае, со зловредами мы поступили весьма зловредно. Думаю, все в этом мерзком скоплении трясутся при мысли, что мы можем возвратиться.