Полководцы Древней Руси - Андрей Сахаров

Князь Святослав мог бы добавить, что не только болярские дружины покинули его. При первых же известиях о вторжении в Болгарию большого византийского войска ушли за Дунай печенеги и венгры. Святослав остался один на один с Цимисхием. Однако, даже зная много больше, чем патриций, князь Святослав не считал, подобно ему, войну проигранной. Кроме начала, война имеет еще и конец. Именно конец войны венчает лаврами победителя!

Поэтому Святослав равнодушно слушал советы патриция Калокира: временно отступить, заключить союз с германским императором Оттоном, который постоянно враждебен Византии, снова нанять печенегов и, дождавшись из Руси нового войска, вернуться в Болгарию. Калокиру легко советовать. Главная забота патриция — о собственной безопасности. Пусть спасается, Святослав его не будет удерживать. Бесполезен теперь Калокир. Пришло время мечей, а не хитроумных интриг, в которых тот чувствовал себя как рыба в воде. Пусть Калокир один отправляется к императору Оттону. За прошлые услуги Святослав даже поможет ему безопасно покинуть пылающую войной Болгарию…

А сегодня в том же зале стоял воевода Сфенкел. Сапоги воеводы были забрызганы бурой дорожной грязью, голова обвязана тряпицей. Сфенкел смотрел растерянно и виновато. Но в чем он виноват, воевода Сфенкел? Он сражался как храбрый воин и снова будет сражаться, когда придет час битвы.

Святослав ласково похлопал Сфенкела ладонью по плечу:

— Ступай, воевода! Милость моя с тобой!

Сфенкел благодарно вздохнул, пошел, шаркая сапогами и пошатываясь, к выходу…

Калокир и Сфенкел… Высокомерный беглец и чувствующий себя виноватым герой… Как они не похожи друг на друга! А ведь оба, каждый по-своему, были с ним, со Святославом…

Но предаваться раздумьям было некогда. Цимисхий, наверно, спешит, он тоже знает цену дням на войне. Святослав трижды хлопнул в ладоши, сказал вбежавшему отроку:

— Зови Свенельда. И гонца, что приехал из Плиски, тоже зови…

Император Цимисхий действительно спешил.

17 апреля он быстрыми маршами двинулся из Преслава к Доростолу, снова поручив заботы об обозе и осадных орудиях паракимомену Василию.

Города между Гимейскими горами и Дунаем были уже покинуты русскими гарнизонами. Без боя сдались византийскому войску Плиска, Диная и другие крепости. В них император Цимисхий оставил небольшие отряды стратиотов, а с остальным войском продолжал стремительный бег к Дунаю. Там решался исход войны.

23 апреля, рано утром, конные разъезды императора Цимисхия приблизились к Доростолу, где, как уже знали византийцы стоял с войском князь Святослав.

Первая схватка закончилась трагически для византийцев. На малоазиатских всадников Феодора Мисфианина, опередивших катафракторные полки и пехотные колонны, напали из засады руссы.

Может быть, руссы и пропустили бы всадников, потому что в обязанности сторожевой заставы входило лишь оповещение о приближении неприятеля, но воинами командовал дружинник, вырвавшийся вместе с воеводой Сфенкелом из Преслава. Ненависть к византийцам, безжалостно переколовшим мечами его товарищей на дворцовой площади, оказалась сильнее благоразумия. Послав гонцов к князю Святославу, дружинник с остальными воинами напал на растерявшихся от неожиданности греков. Руссы вышибали их из седел длинными копьями, рубили мечами, пронзали широкими охотничьими ножами. Почти никто из всадников Феодора Мисфианина не спасся. Однако и руссы, ослепленные яростью, были окружены подоспевшими стратиотами и перебиты.

Император Цимисхий долго стоял на поляне, усеянной телами греков и руссов. Он видел, как мрачнели лица проезжавших мимо катафрактов, как они придерживали волновавшихся коней и приглядывались к убитым воинам, будто пересчитывая их. Греков полегло больше, и не только застигнутых врасплох всадников Феодора Мисфианина, но и стратиотов, сражавшихся потом с окруженными руссами. Это наводило на грустные размышления.

Цимисхий подумал, что если бы князь Святослав согласился уйти за Дунай со своими страшными копьеносцами и не менее страшными всадниками в кольчугах, способными на равных сражаться с катафракторной конницей, то он бы сам предложил мир, чтобы не испытывать больше военного счастья. Но, судя по первой сшибке, Святослав решил защищаться…

Цимисхий взмахнул плетью, кинул вздыбившегося коня к доростольской дороге. За ним поспешили «бессмертные». Мягкий топот нескольких тысяч копыт был подобен подземному гулу.

Колонны стратиотов расступались, пропуская императора.

Всадники вынеслись на небольшую возвышенность. Дальше, до самых стен Доростола, тянулась равнина, кое-где пересеченная канавами и руслами ручьев, испятнанная черными полосками пашни, колючими кустарниками. А еще дальше, позади Доростола, медленно катил свои коричневые волны весенний полноводный Дунай.

Издалека каменные стены Доростола казались невысокими и совсем не грозными, но Цимисхий знал, что толщина их достигает двенадцати локтей, а до зубчатого гребня способны дотянуться лишь самые длинные штурмовые лестницы. Двое ворот выходили в поле, а над ними торчали массивные башни.

Но не каменные твердыни Доростола привлекли внимание императора. Преграждая путь к крепости, на равнине стояла еще одна стена — живая. Пешие руссы стояли своим обычным сомкнутым строем, сдвинув стеной большие щиты. Князь Святослав вывел войско в поле…

Император Цимисхий расставлял свои полки неторопливо, с тщательностью и искусством, достойным великих полководцев древности. Два крыла катафракторной конницы, как два железных кулака, были готовы ударить или в чело русского войска, или сбоку — в скулу, или сзади — в незащищенный затылок. Расчлененный на сотни строй тяжело вооруженной конницы был гибким и послушным воле полководца. Позади конницы стояли рядами многочисленные лучники и метатели камней, которым было велено непрерывно обстреливать руссов, чтобы они не имели ни минуты покоя и понесли потери до начала рукопашной схватки.

Намерения противоборствующих сторон прояснились еще до начала сражения.

Император Иоанн Цимисхий решил искать победу неожиданными ударами катафракторной конницы то по одному, то по другому крылу русского войска, поочередно сосредоточивая на крыльях большинство полков, а в случае необходимости и «бессмертных».

Князь Святослав противопоставил коннице императора Цимисхия глубокую пехотную фалангу. Русские дружинники умели сражаться в конном строю, но с не меньшим искусством и стойкостью могли биться пешими. Тяжело вооруженная пехота устойчивее в бою, чем конница. Только она может выдержать натиск катафрактов и похоронить на доростольской равнине цвет византийского войска. Так считал князь Святослав, спешивая своих дружинников и усиливая этими отборными воинами пехотный строй.

Двенадцать раз бросались в атаки катафракты императора Цимисхия, и двенадцать раз откатывались, устилая поле нарядными панцирями, расколотыми щитами и шлемами с разноцветными перьями.

«Битва долго оставалась в совершенном равновесии, — писал византийский историк. — Руссы сражались храбро и отчаянно. Они давно приобрели славу победителей над всеми соседственными народами и почитали величайшим несчастьем быть побежденными и лишиться этой славы. Греки тоже страшились быть побежденными. Они до сих пор побеждали всех своих неприятелей, а теперь настал день, когда они могли лишиться приобретенной славы. Приближался вечер, но оба войска продолжали сражаться с необыкновенной храбростью. Руссы… испуская яростные крики, бросались на греков. Уже пало весьма много воинов с обеих сторон, а победа все еще оставалась сомнительной…»

…Оставим на совести византийца рассуждения о «природном зверстве» и «бешенстве» руссов, без которых его соотечественники вообще не мыслили рассказы о «варварах». Главное он все-таки признал: императору Цимисхию не удалось сломить русское войско в многочасовом сражении.

Только перед самым заходом солнца Цимисхий собрал в одном месте значительную часть конницы, лично возглавил ее и смял левое крыло утомленных непрерывным сражением руссов. Руссы отступили и заперлись в Доростоле.

Если отступление одного непобежденного противника можно считать победой другого, то император Цимисхий победил в первом сражении. Именно так он постарался представить дело, чтобы ободрить свое войско. Катафракты и стратиоты шумно пировали, хвастались наградами, преувеличенно почтительно называли друг друга новыми чинами, щедро пожалованными императором. Но сам Цимисхий отлично сознавал, что победа эта призрачна, а тяжелые потери почти бесполезны. До желаемой цели — разгрома князя Святослава — сегодня было так же далеко, как вчера. Стены Доростола неприступны, а укрывшееся за ними войско руссов способно к продолжению войны.