ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 ) - Пантелеймон Кулиш

во все время сцоего гетманства нс привлек ни одного nona u монаха к суду по

подозрению в стачках с бунтовщиками. Точно так поступал он и с мещанами, которые

больше всякого другого сословия пользовались козацкою добычею в качестве

шинкарей и торгашей, между тем как их молодежь, бегая от отцов и мастеров в

запорожскую вольницу, заставила даже правительство называть Козаков, панами

молодцами.

*) Проклятый род людей.

.

151

Козаки гнездились по всей Киевщине. С каждым монастырем, с каждой городской

общиной, с каждым панским двором завязывались у них полуприятельские,

полувраждебные связи, смотря по их услугам и по их беспорядочной, цыганской

жизни. Наступить на Козаков значило—наступить на всю Киевскую Украину.

Потребовать Козаков к ответу пред военносудную коммиссию со всеми

прикосновенными к их преступлениям лицами значило — перетревожить всех оседлых

жителей. Конецпольский знал, что этим он поднял бы на себя не только православных

людей, но и местных панов других вероисповеданий. Поэтому он выгородил из

козацкого самоуправства всех шляхтичей, которые делали козакам какиелибо

adminicula *), нужды нет, что на эти adminicula указывали даже сеймовые

постановления; выгородил всех мещан, которые поддерживали козачество не из одного

страха перед его террором, и все духовенство, о котором со времен Наливайка не

переставали носиться слухи, как о козацких наушниках.

Разосланные коронным гетманом универсалы так успокоили всех козацких

сообщников, что козаки оставили украинские города, как иноплеменники, как

случайные завоеватели, как безнаказанные притеснители, а мирные жители всех

вероисповеданий спешили заявить свою покорность правительству, умывая руки от

какой-либо солидарности с Запорожским войском. Наконец и самый крайний из так

называемых козацких городов, Крылов, был оставлен людьми, которые не хотели

подчиниться местным властям и, в качестве подсудимых только Запорожскому Войску,

хозяйничали в Украине по мере господствовавшей здесь неурядицы.

Навстречу козацким отрядам, подвигавшимся вниз Днепра по правой стороне его,

вышел из Запорожья козацкий гетман Жмайло, с так называемою арматою, под

которою разумелся подвижной капитул запорожского рыцарства вместе с артиллериею.

Жмайло был диктатор, избранный голотою для устрашения сравнительно

зажиточных и оседлых Козаков. До сих пор козаки уклонялись от ответа перед

военносудною коммиссиею Конецпольского, ссылаясь на отсутствие своего

запорожского гетмана. Вез него-де не смели они ни покориться коронному гетману, ни

защищать оружием козацкия вольности. Теперь собралось их до сорока тысяч в виду

королевских коммиссаров, сопровождаемых тридцатитысячным войском.

е) Вспомоществования.

152

.

Соперники шляхетской республики решились помериться с нею силою. Таково

было их оправдание перед королем и Речью Посполитою. Но первый день битвы,

которая со стороны Конецппльского была только рекогносцировкою, заставил Козаков

отступить. Выкравшись из-под наблюдательных пунктов коронного и панского войска,

козаки Жмайла, с необыкновенным искусством бегства, углубились в лесную и

болотистую трущобу, называемую Медвежьими Лозами. Позади себя оставили они

несколько трудных переправ через днепровские „затоны", и прикрыли их сильными

отрядами конницы. Конецпольский овладевал одной переправой за другою с таким же

мужеством, с каким козаки их защищали, и п&стигвул козацкий табор у Курувова

озера, откуда Жмайлу некуда было двинуться далее. Произошел ожесточенный бой, в

котором Конецподьский лично ходил в атаку, и едва не погиб в устроенной ему засаде.

Козаки дрались отчаянно; но перевес военного искусства с противной стороны был

слишком велик. В распоряжении Конецпольского находились иноземные

артиллеристы. Они устроили в разных пунктах нидерландские шавцы, и меткими

выстрелами напосплп козакам страшные потери. Жмайло попросил пощады.

Пощада была дана козакам тотчас, но под условием переписаться в шесть тысяч

реестровиков и сжечь морские челны в присутствии коронных чиновников.

Здесь украинские землевладельцы, между которыми были и православные,

поставили козакам на вид их преступления, которых не могло бы терпеть, говорили

они, ниодло правительство. Козаков корили всего больше за морские походы, которыми

они навлекали на государство опасную Турецкую войну, и в особенности за морской

набег во время пребывания в Царьграде великого посла. Их обвиняли в том:

что они вели переговоры с московским царем, и помогали крымскому хану в его

бунте против турецкого султана;

что давали у себя приют разным самозванцам и другим вредным для государства

лицам;

что самовольно поставили митрополита, владык и архимандритов при жизни тех

особ, которых правительство признает законно занимающими ати должности;

что бунтовали подданных против сельских хозяев и разоряли с ними шляхетские

имения;

что нападали на староства, а недавно напали на Киев, убивали, грабили, брали в

неволю, оскорбили подвоеводия, налагали на города

.

153

поборы, присвоили себе юрисдикцию, отнимали городские имущества, и разных

особ звания шляхетского, духовных и жидов замучили с неслыханным варварством.

Козаки оправдывались, как ордынцы, чуждые гражданственных понятий, с

примесью небывальщины, а в церковном деле сослались на „духовных старшихъ0,

которые-де имели о том переговоры с коронными властями. При этом они повторяли

ходячия в то время фразы о великом утеснении Божиих церквей во всей Короне и

Великом Княжестве Литовском,—повторяли все то, что киевское духовенство,

поддерживаемое магнатами-протестантами, вписывало в их сеймовые петиции, но под

чем ниодин из православных земских послов и магнатов не смел и не захотел бы

подписать свое имя.

Видя, что их слушают без гнева и нетерпения, козаки Жмайла забыли, что подняли

оружие против государственного ополчения, и стали домогаться невозможного:

чтобы им дозволили жить в королевских и панских имениях;

судиться повсеместно собственным козацким судом;

оставить за собой забранные в королевских городах пушки, и—

чтобы греческая вера не терпела никаких притеснений (а это значило: чтобы

ставленники римского папы, утвержденные королем и сенатом, были низложены, а их

места отданы ставленникам патриаршим, поддержанным иноземным правительством

чрез посредство Запорожского войска).

На все козацкия просьбы королевские коммиссары повторяли, что терпение Речи

Посполитой возбуждает удивление всего света, и прибавили следующие интересные

для истории днепровского козачества слова:

„Хотя большая часть вас не принадлежит к шляхетству, но свободой жизни и

великими преимуществами вы были поставлены наравне с господствующим в

Республике сословиемъ0.

В самом деле Козаков до того щадили, как людей заслуженных и для государства

необходимых, что сам Конецпольский медлил своим походом против них. Он всё

надеялся, что козаки образумятся, вернее сказать, что лучшая часть Запорожского

войска, имеющая законное право на это имя, обретет в себе столько силы и решимости,

чтобы порвать связи с кочевниками и присоединиться к обществу культурному. Он

уверял их в своем крайнем нежелании наступать на них, восхвалял их боевое

мужество, которого был свидетелем в войнах с врагами отечества много

20

154

.

раз; наконец, писал в своих предупредительных универсалах, что, „нося и сам на

боку саблю, умеет ценить людей воинственныхъ". Он доносил королю, что действовать

против Козаков понеприятельски всего больше заставило его то обстоятельство, что

козаки несколько раз посылали к татарскому калге (соправителю хана), Шагин-Гирею,

просить помощи против коронного войска.

Как, однакож, ни снисходительно отнеслись победители к мятежной вольнице, но

не могли они подвергать себя новой войне с нею, новому риску, новым утратам. По

заключенному в Медвежьих Лозах, у Курукова озера договору, Запорожское войско

должно было отныне состоять всего из тести тысяч человек, и во всем подчиняться

распоряжениям коронного гетмана. Специальное дело его должно было заключаться в

том, чтобы по старине не допускать Татар к переправам через Днепр ниже Порогов,

очередуясь полками, которые по месту расселения Козаков среди королевских