Погружение во мрак - Джон Дуглас

Предположим, какой-нибудь представитель власти пришел ко мне и заявил: со мной все в порядке, только вот мое влечение к взрослым женщинам — недопустимое извращение. Мне было бы очень трудно отказаться от своих привычек, что бы я ни предпринимал. Я — образованный представитель среднего класса, отец троих детей, имеющий связи в обществе и сделавший немалый вклад в упрочение нашей системы и общественной структуры. Однако, даже рискуя всем этим, я не сумел бы изменить свою сексуальную ориентацию, чтобы она соответствовала распоряжениям властей, без чего, по их словам, я окажусь неприемлемым в законопослушном обществе. Уверен, то же самое справедливо для гомосексуалистов или лесбиянок, живущих в таких же социально-экономических обстоятельствах, как и я. Сколько бы вы ни убеждали их, что это «неправильно» — испытывать влечение к взрослым людям того же пола, — словами не изменить их сексуальную ориентацию. Им придется скрывать ее, поскольку к гомосексуалистам часто относятся с предубеждением, но менять — ни в коем случае.

Это же утверждение справедливо для педофилов — тем более что многие из них не настолько заинтересованы в полном соответствии общественным нормам, как большинство из нас. Среди них немало уважаемых профессионалов и деловых людей, которые, в сущности, держат в тайне эту сторону своей жизни. Но еще больше среди них отбросов общества — таких, как убийцы и насильники взрослых. Но мы учимся на собственном опыте и исследованиях, мы не собираемся предоставлять им выбор и по собственному желанию отказаться от интереса к мальчикам или девочкам — не более, чем меня заставят отказаться от интереса ко взрослым женщинам или гомосексуалиста — перестать интересоваться другими взрослыми мужчинами. Но если мы не в состоянии заставить педофила забыть о влечении, разве мы не можем по крайней мере заставить его понять, что сдерживать себя ему придется в его же собственных интересах, чтобы не попасть в тюрьму? Попробовать, конечно, можно — точно так же, как попробовать заставить серийных насильников сдерживаться, несмотря на удовольствие, получаемое ими при изнасиловании взрослых женщин. Но вряд ли ваша попытка окажется успешной. Как говорит Питер Бэнкс, нельзя просто проснуться однажды утром и решить пойти и убить ребенка. Растлители детей смотрят на свои действия с другой точки зрения, отличающейся от нашей. Мы считаем их чудовищными, а они — нормальными.

Его слова эхом повторяют заявления множества людей, работа которых связана с розыском пропавших и подвергающихся эксплуатации детей. Они видят то же, что и Питер Бэнкс: «Есть вещи, терпимость к которым недопустима. Лишение ребенка невинности во многих отношениях хуже убийства».

После опыта, полученного в беседах с заключенными, неоднократно совершавшими насильственные преступления, и сотрудничества с полицией — обычно по делам рецидивистов — боюсь, я окончательно утратил веру в реабилитацию. Они подвергаются арестам, смирно выдерживают срок заключения и заявляют психологу, что теперь они исправились. Но об этом мы знаем только с их слов. Они утверждают, что способны контролировать свои желания, но откуда нам знать, что произойдет после того, как они окажутся на свободе? Многие профессионалы в сфере психиатрии и правосудия, похоже, не понимают, что насилие носит ситуационный характер. Оно имеет отношение к среде и возможности. Тот факт, что преступник был примерным заключенным, не позволяет поручиться за его действия, как только он перестанет находиться под постоянным наблюдением.

Все пятнадцать лет срока, полученного за убийство мальчика и девочки в Уотертауне, Нью-Йорк, Артур Шоукросс был примерным заключенным. Но через несколько месяцев после освобождения неполноценность и ярость вновь возобладали в нем, и он начал убивать проституток в Рочестере. Джек Генри Эбботт, убийца, который добился славы и поддержки со стороны литературного мира за свою прекрасную книгу о жизни в тюрьме — «В чреве чудовища», был таким хорошим заключенным и таким образцом послушания, что его освободили досрочно. В отличие от большинства преступников, он имел славу, поддержку, репутацию, дружил с влиятельными людьми. Несмотря на это, через два месяца после освобождения он вступил в спор с официантом в ресторане «Гринвич Вилледж», не сумел сдержать ярость и убил юношу. Хотя дальнейшая судьба Эбботта мне неизвестна, я ничуть не удивлюсь, узнав, что он вновь стал примерным заключенным.

Я не могу не задавать себе вопрос, готовы ли адвокаты растлителей малолетних или других обвиняемых, совершивших насильственные преступления, позволить своим детям общаться с людьми, которых они только что избавили от смертного приговора. Неужели они согласны, чтобы их родные дети стали подопытными кроликами в неофициальном исследовании реабилитации какого-нибудь растлителя малолетних? Почему мы считаем, что, убедившись в своей способности манипулировать образованными, умными, зрелыми взрослыми людьми, добившись их доверия, преступник не воспользуется своим влиянием и навыками в отношении детей, особенно тех детей, к которым он испытывает острое сексуальное влечение? От семей многих пострадавших я слышал другие слова: ладно, давайте забудем о вине преступников после того, как они отбудут срок, когда их жертвы поправятся физически и эмоционально и восстановят свой менталитет, если… будут возвращены к жизни.

В городе, где жила Меган Канка, граждане предприняли другой, менее противоречивый шаг, чтобы начать процесс оздоровления. Местный Ротарианский клуб купил дом, расположенный через улицу от дома Канка — в нем жил убийца девочки, — и за свой счет снес его. На этом месте разбили «Парк Меган», где родители могли наблюдать за играми соседских детей. Наряду с законами, подобными «закону Меган», и некоторыми программами (например, в местных универмагах устраиваются помещения, где родители могут оставить детей под присмотром) общество продолжает предлагать новые способы защиты детей. Зайдите в любой крупный отдел товаров для детей, и вы увидите среди игрушек, одежды и других привычных вещей множество «поводков» для малышей. Я видел даже рекламы отслеживающих устройств на батарейках, которые издают сигнал, когда родители нажимают кнопку на своем пульте. Но однажды я услышал, что такое устройство было обнаружено возле дома похищенного и убитого ребенка: когда малыша схватили, устройство просто сняли и бросили.

Когда родились мои дети, я боялся взять их на руки — такими хрупкими они мне казались. По мере того как наши малыши подрастали, мы наполнялись все большей уверенностью, что не повредим им, и сходили с ума при мысли, что может случиться в наше отсутствие: мы вставляли защитные пробки во все электрические розетки, убирали подальше моющие средства и лекарства, купили велосипедные шлемы и пытались предусмотреть все до мелочей, лишь бы обеспечить детям безопасность. А затем мы узнавали истории Меган Канка, Кэсси Хансен, Полли Клаас, Эмбер Хагерман, Шона Мура и множества других детей, и нам хотелось, чтобы дети все время находились у нас на глазах или же сидели запертыми в своих комнатах, пока им не исполнится двадцать лет. Мы должны помнить: подобно множеству других опасностей, угрожающих нашим детям, взрослые, способные причинить им вред, объективно существуют точно так же, как автомобильные аварии или детские болезни. Как родители, мы можем узнать опасность, которую они представляют, а затем преобразить это знание (и страх) в практические меры защиты. Нам известно, что охотники на детей пользуются каждым своим преимуществом, чтобы оказать влияние на потенциальную жертву, и, если ребенок не подготовлен, перевес будет на стороне взрослого: он больше, сильнее, а ведь, по словам родителей, взрослых надо слушаться. Проницательные охотники за детьми не только воспользуются этими факторами, но и создадут условия, чтобы усилить свои возможности. Они могут притворяться полицейскими или священниками — лицами, заслуживающими доверия, слушаться которых ребенок наверняка приучен. В некоторых случаях преступники играют на чувствах ребенка, подкупая его вниманием, манипулируя им, а потом угрожая и эмоционально изолируя его от взрослых, которые защитят и помогут. Иногда преступники притворяются нейтральными людьми, выжидают время, подстерегая возможность чистого похищения.

А теперь о том, что этому противостоит: в вашем распоряжении есть средства и оружие, уже находящиеся в вашем доме, — они помогут вам справиться с этими хищниками или по крайней мере уравнять силы. Прежде чем обезуметь от страха, вспомните одну важную вещь: есть вероятность, что вашего ребенка не похитят — это только потенциальная опасность, от которой вы вполне можете уберечься. Ваши взаимоотношения с детьми в сочетании с некоторыми сравнительно простыми навыками безопасности, которые вы привьете детям, — вот лучшие способы их защиты.