Черный человек. Научно-фантастический роман - Василий Головачев

— успокаивали плачущую Карой и галдели, живо обсуждая сенсацию.

— Чтобы вырвать дверь камеры, удар должен быть не менее пяти тонн!

— говорил один. — Как это можно сделать голыми руками — не представляю!

— А внутренний фтороглассовый саркофаг? — вторил сосед. — Фторогласс с компенсирующим слоем вообще разбить невозможно!

— Всем вон! — сказал Мальгин тихо, но так, что его все услышали.

Руководитель смежного отделения, бородатый, вальяжный и громогласный, посмотрел на него, открыл было рот, собираясь возразить, но повернулся к подчиненным:

— Пошли отсюда, ребята, наша помощь не потребуется, они сами разберутся.

Мальгин подождал, пока выйдет последний из добровольных утешителей и помощников, сел напротив нейрохимика.

— Где остальные?

— Ищут Ша… Шаламова, — всхлипнула зареванная Карой. Сейчас она совсем не походила на ту уверенную в себе красавицу гордячку, имидж которой культивировала в себе всю жизнь. Первую можно было боготворить, вторую, ставшую проще и милей, — любить.

— Кажется, мы реализовали закон Мэрфи.

Карой посмотрела на хирурга с недоумением, и Мальгин пояснил:

— По закону Мэрфи, если неприятность может случиться, она случается. Как это произошло? Он же был совершенно слаб и слеп!

— Я не знаю… мы с Иваном прогоняли операционную в режиме «экпресс», как вдруг раздался грохот, люк упал в камеру… и оттуда вышел Шаламов… голый…

— Дальше.

— Он посмотрел на… Каминского, который бросился навстречу, и что-то сказал, кажется: «Не мешай, я должен успеть…» — и пошел к двери. Джума прыгнул к нему и… — Карой снова заплакала.

— Ну? — спросил Мальгин одеревеневшими губами. — Что с ним?

— Шаламов его не трогал… а может, я не заметила. Джума упал и разбил лицо…

— Где он?

— Иван повез в «Скорую»… Джума без сознания. Что мне делать? Можно, я поеду к нему? Пока найдут Даниила и привезут сюда, здесь делать нечего.

— Нет, — сказал Мальгин, прикидывая, что делать дальше. — Везет же парню — то есть я хотел сказать, с Джумой ничего не случится, вы мне нужны здесь. Гиппократ, твоя версия происшедшего. Почему ты не поднял тревогу раньше? Меня интересуют предпосылки происшествия.

— У пациента внезапно заработало сердце без водителя сердечного ритма, изменился энцефалообмен, резко ускорился процесс передачи возбуждения по нервам. Я дал сигнал внимания, но пациент очнулся уже через несколько секунд и разбил саркофаг.

«Вы не боитесь, что количество перейдет в качество?» — холодея, снова вспомнил Мальгин слова Карой, и еще он вспомнил глаза Ромашина и его предупреждение. Такого поворота событий хирург не предусмотрел, хотя был обязан. Конечно, он и до сих пор не верил в то, что Шаламов вдруг станет опасен окружающим, но его неверие опиралось только на эмоции и память прошлого, не имеющие доказательной силы. Куда же ты ушел, Дан? Кем стал? И что собираешься делать?..

— Пациент ничего не просил передать мне лично?

— Нет, — ответил Гиппократ. — Разбив саркофаг, он сказал только одну фразу: «Нек Деус интерсит».

— «Пусть Бог не вмешивается», — перевел Мальгин хрипло; посмотрел на Карой, но не увидел ее. — Соедини меня с отделом безопасности.

Через минуту над пультом общей координации развернулся виом связи, на Клима глянул прозрачноглазый внимательный начальник отдела безопасности УАСС.

— Он сбежал, — сказал Мальгин, чувствуя, как слова болезненно царапают горло. — Даниил Шаламов освободился от пуповины жизнеобеспечивающей автоматики и ушел из института минут двадцать назад. Куда — неизвестно.

— Мы знаем, — кивнул Ромашин. — Он побывал дома, переоделся… вернее, оделся и из метро ушел на базу погранслужбы «Златоуст». Там он захватил спейсер «Скиф» и исчез вместе с ним из поля наблюдения.

Мальгин проглотил ставшую полынно-горькой слюну, бессмысленно посмотрел на издавшую восклицание Карой.

— Так быстро? За двадцать минут?! Он… ничего… никого?..

— Бортинженер и драйвер-прима спейсера, пытавшиеся ему помешать… находятся в клинике «Скорой помощи» СПАС-центра. К сожалению, мы не успели, на несколько секунд, но не успели… он действовал быстрее. — Ромашин помолчал, во взгляде его не было сочувствия, но и презрения, отвращения или злости не было тоже. — Упрек вы заслужили, прежде всего упрек в утрате критического отношения к реалиям нынешних ваших отношений с Шаламовым. В какой-то степени это малодушие, вы просто не хотели думать о нем плохо, и по-человечески понять это можно. Но, кроме вас двоих, в орбиту ваших отношений вовлечены и другие люди, а они не должны страдать из-за… кого бы то ни было. Разберитесь со всеми обстоятельствами бегства Даниила и приходите ко мне, подумаем, что делать дальше. Часа вам хватит?

Мальгин с трудом заставил себя ответить:

— Хватит. — Торопливо добавил: — Если возможно — не допустите утечки информации. От этого… — он хотел сказать: «Пострадают другие, например, жена Шаламова», но передумал.

Ромашин несколько мгновений рассматривал его лицо, словно изучая, потом, вероятно, понял:

— Постараемся. Жду вас у себя.

Виом свернулся в нить, угас. В реанимационной снова повисла тишина. Мальгин обернулся. Карой смотрела на него странно, с каким-то новым, необычным для нее выражением. «Неужели ей тоже свойственна растерянность? — подумал он, словно определение состояния женщины было сейчас главным делом жизни. — Или страх? Не похоже… Скорее надежда и ожидание чуда и тайная уверенность, что я это чудо сотворю. Кажется, она впервые в жизни не знает, что делать!» И вдруг Мальгин с отвращением поймал себя на родившемся глубоко под слоем собственной растерянности, изумления и тревоги чувстве облегчения! Облегчения! Облегчения от того, что Шаламов сбежал, по-своему решив все проблемы разом, и операция таким образом откладывается… если не срывается совсем.

— Нек Деус интерсит, — выговорил Мальгин тяжелые слова древней латинской поговорки. — Пусть Бог не вмешивается. Интересно, кого имел в виду Дан?

— Вас, мастер, — сказала Карой.

Мальгин покачал головой.

— Я не Бог, и он это знает. Бог не ошибается, как человек, не должен ошибаться…

Джума Хан был все еще без сознания, находясь в почти такой же реанимационной камере, какие стояли и в боксе Стобецкого.

Движения врачей за терминалом компьютера, следящего за состоянием больного, были спокойными, а разговоры буднично-деловитыми, и Карой немного успокоилась, как, впрочем, и Мальгин.

— Болевой шок и кровоизлияние в мозг, — сказал им лечащий врач, соратник Джумы. — Симптомы странные, ничем не спровоцированные, но тревог особых нет, все излечимо. Такое впечатление, что он перегрузил мозг при работе с машиной в режиме «один на один», да еще использовал при этом запрещенные стимуляторы.