Раяд - Всеволод Бенигсен

– Плинтус.

– Здоров, – пожал тот Костину руку и подмигнул Вике: – Привет, красавица. Бобик не шебуршит?

– Не, спать завалилась еще днем, – отозвалась та.

«Зачем Бублику знать о Викиной бабушке? – подумал Костя. – Фигня какая-то».

– Ну что? – громко спросил Бублик, обращаясь ко всем. – Пошли?

– Пошли, – утвердительно кивнула Вика. Кажется, свежий воздух пошел ей на пользу – она наконец твердо встала на обе ноги.

– Только если драка, я – пас, – на всякий пожарный предупредил Костя, хотя понимал, что вряд ли бы в таком случае Вике позволили идти за компанию.

– Не очкуй, это ж АК-ЦИ-Я! – засмеялся Димон.

Плинтус засмеялся ему в унисон.

«Какие здесь все, однако, смешливые», – с раздражением подумал Костя.

Петляя между домов и гаражей, они вскоре вышли к одному из девятиэтажных домов в конце Рыбьего переулка. Откуда-то доносился гул возбужденной толпы, но видно никого не было. Дом Геныча тоже был в этом же переулке, но теперь остался далеко позади.

– Куда идем-то? – начал нервничать Костя.

– Сюда, – сухо сказал Бублик и первым завернул за угол девятиэтажки.

– Там же уже не наши дома! – крикнул ему Костя, но тот ничего не ответил.

Когда же Костя вслед за Бубликом и остальными зашел за угол, его глазам предстало довольно красочное зрелище. Около девятиэтажки, которая находилась явно за очерченными границами, толпились люди: мужчины, женщины, дети. Все были возбуждены, что-то кричали и размахивали флажочками с российской символикой – казалось, отмечается что-то типа победы российской сборной по футболу.

Бублик сходу врезался в толпу, таща за собой Плинтуса, Костю и слегка отставшую Вику.

Чем дальше они продвигались, тем усерднее приходилось работать локтями. Толпа неохотно пропускала новых участников, и пару таких особо «неохотливых» Косте пришлось почти по-хоккейному оттолкнуть корпусом. Время от времени эта волнующаяся масса начинала скандировать «Ро-сси-я!», потом сбивалась, гул голосов распадался на отдельные выкрики, но через какое-то время очередная волна энтузиазма накрывала кричащих, и они снова переходили на слаженное «Ро-сси-я!».

Когда Костя, наконец, прорвался в первые ряды, он судорожно забегал глазами, ища своих спутников. Знакомый голос из-за спины прервал эти поиски.

– Блин! Ну куда ты делся-то?

Обернувшись, он увидел Бублика, а за ним Плинтуса и Димона.

– Да вот, затолкали слегка, – сказал Костя. – А Вика где?

– Ушла вперед, – махнул рукой Бублик.

– Ну и что сейчас будет?

– Сейчас увидишь, – ответил Бублик, подмигнув.

Они протиснулись сквозь последнюю шеренгу толпы и оказались на «передовой». Там Костя увидел сразу несколько знакомых по тусовке лиц, среди которых был и Геныч. Их глаза на секунду встретились, и Геныч едва заметно кивнул. Рядом с ним стояла и Вика. Костю неприятно удивило, что Вика находится с Генычем в более тесных отношениях, чем он предполагал. По крайней мере, Геныч ей отвечал не презрительно, как многим на той тусовке, включая Гремлина, а с серьезным и сосредоточенным видом. Кто-то из людей, подходя к Генычу, неизменно здоровался и с Викой.

«Надо же, как Геныч ее зацепил своими речами», – с удивлением подумал Костя. Он отвел глаза и заметил, что в нескольких метрах от него стоит «пограничный» столб с триколором – там заканчивался «район». Но к нему никто из кричащих и не думал приближаться.

В этот момент толпа начала ожесточенно скандировать: «Россия для русских! Россия для русских!!!» Дети, сидящие на плечах своих отцов, размахивали флажками и кричали вместе со всеми. Одна такая девочка находилась совсем близко от Кости. Она не выговаривала букву «р» и оттого ее крик звучал как «Лоссия для лусских!». Впрочем, на громкость логопедические проблемы никак не влияли. Она горланила так, что оставалось только позавидовать ее глотке.

«Такую б энергию да в мирных целях», – подумал Костя про себя.

Тут он почувствовал, что кто-то взял его под руку – это была Вика. Она чмокнула его в щеку, и, улыбнувшись, прижалась телом.

Смущенный и этим внезапным приливом нежности, и той странной обстановкой, в которой этот прилив наступил, Костя растерянно погладил ее по волосам.

Слегка подустав от длинных речевок, толпа перешла к более простому «РАА-СИИ-Я!».

– И вот это все тебе нравится? – не выдержав, спросил Костя Вику, ожидая, что та, конечно, закивает. Но Вика к его удивлению покачала головой.

– Не очень. Но у нас нет другого выхода.

– Какого выхода? – спросил Костя, но ответа уже не расслышал – дело явно шло к кульминации, и рев толпы достиг какой-то стадионной громкости.

В этот момент к «пограничному» столбу с российским триколором подбежал парень лет восемнадцати. В руках у него мерцали небольшие жестяные банки с красками, за поясом торчала малярная кисть. Присев на корточки возле бетонного столбика, он под несмолкаемый вой толпы стал замазывать триколор белой краской. Как только дело было сделано, он перебежал на другую сторону дороги, где находился такой же столбик, только уныло-серый, как и все нормальные бетонные оградительные столбы. Там парень снова схватился за кисть и за несколько секунд раскрасил столбик в бело-красно-синий цвет.

Как только он завершил работу, в доме на противоположной стороне распахнулись окна, и в них показались радостные жильцы, которые тоже начали что-то кричать и размахивать российскими флагами. После этого вся толпа, как по какому-то невидимому сигналу, рванула на другую сторону дороги к новой «границе», увлекая за собой Костю и Вику.

«Однако, – подумал Костя, стараясь не потерять прижавшуюся к нему Вику, – у них тут целый ритуал».

После этого раздались гулкие выстрелы хлопушек, каких-то фейерверков, полетел невесть откуда взявшийся серпантин. Из «присоединенного» дома высыпали жильцы, которые начали массовое братание с подошедшей толпой. Косте жали руку, обнимали, хлопали по плечу, кричали что-то про Россию, а он крепко сжимал хрупкую Викину ладонь, боясь потерять ее в этой толчее. Поверх суетящихся голов он заметил стоящих чуть поодаль милиционеров. Они были явно местные, смотрели на толпу равнодушно, переговариваясь о чем-то между собой и пыхтя сигаретами. Рядом с собой Костя неожиданно заметил Бублика, который из горлышка распивал шампанское с каким-то мужиком, одетым то ли в ватник, то ли в шубу, – видимо, мужик выпрыгнул прямо из кровати и напялил на голое тело первое, что подвернулось.

Отчаянно пытаясь перекричать шум салюта и человеческих голосов, Костя повернулся к Бублику:

– А почему этот дом?

– Что?!

– Я говорю, почему именно этот дом присоединился?!

– Расширяемся! – завопил ему на ухо Бублик, обдавая Костю легким алкогольным перегаром.

– Это я понял! И что? В этом направлении?!

Бублик пожал плечами.

– Да какая разница?! – заорал он после секундной паузы. – Потом будут и другие направления! Всякие будут. Вон тот, – кивнул он в сторону соседнего дома, – будет следующим!

В этот момент на дороге показалась потрепанная иномарка. Видимо, водитель, удивленный митингом, автоматически начал притормаживать и даже приспустил боковое окно, чтобы получше рассмотреть толпу. Но, на свое горе, бедолага обладал явно нерусской внешностью и был не в курсе происходящего. Его лицо сразу заметили празднующие. В ту же секунду кто-то из толпы метнул в машину увесистый булыжник. Его примеру мгновенно последовали остальные, и вскоре по корпусу и стеклам несчастной иномарки забарабанили камни, палки и всё, что случайно подворачивалось под руку.

Перепуганный водитель вжал педаль газа до упора, и машина, завизжав шинами от внезапного ускорения, уехала, оставляя за собой клубы едкого выхлопного газа.

Костя аккуратно высвободил свою руку из объятий Вики.

– Я сейчас, – сказал он, выходя из толпы на дорогу.

Там он сделал несколько шагов, вытянув шею и пытаясь заглянуть сначала за «присоединившийся» дом, а затем за дом, который намечался следующим. Когда же ему наконец открылась перспектива, он увидел возвышающееся на фоне вечернего неба огромное здание. Это был ресторан «Кавказ».

Костя показалось, что в голове у него что-то щелкнуло.

XXXI

Пока Ленка чистила зубы и собиралась в школу, Костя сидел на кухне, равнодушно поглощал какие-то хлопья в молоке и листал вчерашние и позавчерашние газеты. Мыслительный процесс с утра шел туго. Сначала его повело в размышления о Вике – он подумал, что правильно поступил, удержавшись от приглашения с ночевкой. Дело было даже не в чувстве вины перед Леной или Вероникой – просто дополнительная ответственность ему сейчас была ни к чему. К тому же он и сам не знал, чего хочет от Вики. Это было похоже на смесь служебного романа (с корыстными целями) и вышибания клина клином (вышибаемым клином была, естественно, смерть Вероники). И в обоих случаях получалось, что он использует Вику. Эта мысль смутила Костю, и он замер, уставившись куда-то в пространство. Но поскольку сейчас ему меньше всего хотелось копаться в своих личных переживаниях, он быстро вышел из мыслительного тупика и заставил себя переключиться на события последних дней.