Искатель. 2009. Выпуск №11 - Василий Щепетнёв

— Как?

— Ну, она как будто обращалась к самой себе или к кому-то, кого не было видно.

— К невидимке, значит. Что же она говорила невидимке?

— Что-то про белую гору и про инь-ян. Я не понял.

Жаров вздрогнул. Эта загадочная «белая гора», «Обитель на белой горе», равно как и «инь-ян» были в черновике письма.

— Постарайся вспомнить, — сказал он. — Подробнее. Какие именно слова она произнесла?

— Она сказала… Я не помню точно. Инь и ян соединились на белой горе. Вроде того… Потом она отключилась, вы понимаете?

— Не понимаю, — возразил Пилипенко.

— Ну, ей было слишком хорошо со мной, вот она и вырубилась.

Юноша хлопал голубыми глазами, в его голосе сквозило торжество. Пилипенко перевернул фотографии, которые до сих пор лежали на его столе лицевой стороной вниз.

— Вот так она вырубилась? — тихо спросил он Олега.

Тот посмотрел. Его лицо исказил настоящий ужас.

— Нет, нет! Это было совсем не так!

— Ты хочешь сказать, что это сделал не ты?

— Честное слово, не я!

— Ты уже много раз давал мне свое честное слово.

— Но это не я, клянусь! Когда я уходил, она спокойно спала на одеяле.

В этот момент входная дверь приоткрылась, и кто-то из коридора окликнул Минина. Тот подошел и принял из руки, мелькнувшей в щели, тонкую папку бумаг. Вернувшись на свое место, Минин углубился в чтение.

Между тем Олег продолжал лепетать:

— Это правда, мы по взаимному согласию. Девушка совсем не сопротивлялась. Она сама этого хотела… Она была счастлива, честное слово!

Минин поднял голову от своих бумаг и произнес бесстрастным голосом:

— Доктор принес результаты вскрытия. Гематомы на теле девушки образовались не во всех точках ударов. Кровоизлияние было минимальным. Это значит, что он продолжал насиловать и терзать девушку уже после того, как наступила смерть. И… Ох! Разрыв ануса, также после смерти.

Пилипенко стал медленно, подниматься над столом.

— Какого ануса? — прокричал парень, весь сжавшись. — Я ведь вовсе не… — Он захныкал.

Жаров подумал, что его друг сейчас схватит парня за длинные космы и будет бить его головой о стол, пока тот не умрет.

— Что-что-что? — вдруг донесся голос Минина, который перевернул страницу. — Но это невероятно!

Следователь оглянулся, замер с растопыренной ладонью, протянутой в сторону подозреваемого.

— Не может быть, — сказал Минин. — Тут написано, что смерть девушки наступила в результате отравления.

— Как это? — не выдержал Жаров.

— Очень просто. Факты, термины. Девушку отравили. Причем яд был введен в организм за несколько часов до смерти. И этот яд… Невозможно! «Эр-эйч-сан шестнадцать». Медленно действующий, но смертельный. На жаргоне разведчиков он называется «солнечный удар». Применяется спецслужбами. Вызывает симптомы, сходные с сильным тепловым ударом, так что, если не провести специальное исследование, которое сделал мой коллега, так и должно показаться окружающим — солнечный удар.

Пилипенко нажал на кнопку звонка, и в дверях немедленно появился сержант.

— Уведите его, — сказал следователь. Затем, повернувшись к Минину и Жарову, устало произнес: — Выходит, теперь наша история превращается в шпионский детектив. Ну, конечно! Наблюдательные посты, некто, следивший за девушкой незадолго до убийства. Черновик письма, возможно, содержащий шифрограмму. И, наконец, яд, который не купишь в аптеке… Похоже, пора передавать это дело в ФСБ. Пусть смотрят по своим базам данных.

— Это еще не все, — мрачно произнес Минин. — Не все, что написано в этом документе. Вскрытие показало, что девушка была на четвертом месяце беременности.

— Значит, двойное убийство… Раньше за такое полагалась исключительная мера. Нет, рано бросаться в ФСБ. Еще бы пару вопросов этому Щеглову…

Пилипенко задумчиво вел машину, почти не глядя на дорогу. Жаров молчал, ворочая некую мысль, которая проклюнулась после последнего сообщения Минина.

— Знаешь что, — сказал он, — я, кажется, понимаю смысл ее неоконченного письма, хотя бы частично.

— Что именно?

— В письме говорится о втором сердце, что можно было принять за какой-то мистический символ. Похоже, это означает всего лишь то, что девушка была беременна. Возможно, что и другие загадочные фразы, например, «Обитель на белой горе», значат что-то совершенно банальное…

Щеглов ждал их в своем номере, предупрежденный звонком. На оба вопроса, заданные ему Пилипенко, последовал отрицательный ответ. Нет, он не знал, что Лиза беременна, да и вообще, вовсе не обязательно, что от него. Девушка была свободна, возможно, встречалась с другими мужчинами. Нет, в то утро они постоянно были вместе, и никто к ним не подходил. Они долго выясняли отношения, пока не выяснили их до конца, пока не решили, что должны расстаться немедленно.

— Если это так, — невозмутимо произнес Пилипенко, — то у меня есть все основания полагать, что это именно вы подсыпали девушке яд. Скажем, во время совместного завтрака.

— Яд? — удивился Щеглов, и лицо его переменилось.

Следователь внимательно наблюдал за ним.

— А ведь вы что-то знаете, — вдруг сказал он.

— Нет! — возразил Щеглов, слишком громко для того, чтобы ему верить. — Ничего я не знаю сверх уже сказанного. Просто это непонятно. Кому и зачем надо было травить Лизу? Впрочем, в кафе было людно. Мы смотрели, как лыжники взлетают на парапланах. Мимо ходило много людей. Кто-то мог бросить ей в стакан какую-нибудь капсулу. Я не знаю.

— Может быть, объектом отравления была не Лиза, а вы? — предположил Пилипенко. — У вас есть враги?

— Множество. У бизнесмена всегда есть враги. Но все они остались в Москве.

— Почему бы кому-то из них не последовать за вами сюда? — задумчиво проговорил Пилипенко, не спрашивая, а будто рассуждая вслух. — Да, вот еще что, — вдруг встрепенулся он. — Думаю, вы должны это увидеть. — И следователь выложил на стол фотографии места преступления.

Реакция Щеглова была неожиданной: его затрясло.

— Что вы мне показываете? Разве это она?

Он взял одну фотографию, приблизил ее к глазам и с негодованием отшвырнул.

Жаров задумался. Только теперь он сообразил, что Щеглову раньше не были известны подробности убийства, он даже не знал об изнасиловании. Известие о смерти своей девушки он принял сегодня утром почти равнодушно. Или только теперь, запоздало, пришло к нему переживание? Как-то не верится…

— Кто же это сделал? — почти вскрикнул он.

— Пока неизвестно, — сказал Пилипенко. — По крайней мере, вряд ли это сделали вы.