Дурни Вавилонские - Далия Трускиновская

— Наконец-то! — сказал господин Агенор Лути. — Как хорошо, что мы еще не возлегли за столы! Эй, Аршак! Покажи наставнику Гумариэлю, как работает печатня. Гляди, друг, такого ты еще не видал!

Пожилой мужчина в переднике, как у гончара, подошел к сооружению и стал крутить большое, двух локтей в поперечнике, колесо. От него тянулись толстые веревки к другим колесам, и всё закрутилось, заскрипело, большой деревянный ящик, бывший на уровне моей головы, поехал вниз. Аршак ловко подвел одной рукой под него раскатанную в ровную полосу сырую глину, ящик опустился, поднялся, и я чуть не вскрикнул — поверхность стола поехала влево. Это была натянутая плотная ткань, на ней и лежала глиняная полоса. А на ткани я увидел свеженькую табличку с выдавленными знаками.

— Что это? — спросил мой хозяин, и тут же ему по знаку того мужчины поднесли странную вещь — несколько табличек, связанных веревкой так, что их можно было носить на шее.

— Вот уже обожженные, — сказал тот мужчина. — Почитай на досуге, это смешно. Их будут продавать с двенадцатого яруса до последнего, и цена такой связки — «нога».

Но разве же мой хозяин отложит в сторону то, что можно прочитать немедленно? Он уставился на верхнюю табличку, и его лицо исказилось, как будто он увидел живую ядовитую жабу.

— Какая гадость! — воскликнул он, и все рассмеялись.

— Отчего же гадость? Очень радостная новость! — Мужчина прочитал вслух: «Господин Аддилиблут Большой, сын знатных, с тридцать первого яруса, отдает дочь Илумушигаль за господина Имикиса Первого, владельца двадцать девятого яруса. Кто знает препятствия к браку, сообщи в храме Мардука победоносного на тридцатом ярусе».

— На что вы переводите глину? — сердито спросил мой хозяин.

— Это очень выгодное дело, спроси своих учителей. Они давно рассказали нам, как в их стране распространяются новости. И это правильное дело, наставник, — сказал тот мужчина. — Тут верно написаны все имена. А ты сам знаешь, сколько сплетен и слухов возникает, пока новость спускается с двадцатого яруса на десятый. Но если ты не хочешь читать про свадьбы, разводы, кражи и находки, скажи, что бы ты охотно прочитал?

— Сборник нравоучений, — сразу ответил хозяин.

— С величайшей охотой! Это у нас уже есть. Ровоам, найди наставнику то, что он просит.

Ровоам и Амалек подошли к другому сооружению, стоявшему подальше. Это был длинный и узкий стол, из которого торчали плоские дощечки, как зубы чудовища. Ровоам нажал одну и прислушался к тому, как внутри сооружения скрежещет и стучит незримый демон. Потом он нажал другую, и на веревке сверху опустились четыре таблички. Он выбрал одну, вставил ее в щель, табличка пропала в ней, и опять загремело, заскрипело и смолкло.

Так он колдовал довольно долго, а потом пошел к устройству с сырой глиной и стал крутить огромное колесо. Аршак подвинул полосу глины, ящик опустился и поднялся, по столу поехала свеженькая влажная табличка.

— Читай, наставник, только в руки не бери, — сказал Агенор. Мой хозяин подошел к столу и прочитал вслух:

— «Бывает, скажут о чем-то: смотри, это новость! А уже было оно в веках, что прошли до нас».

— Теперь видишь, как это удобно? — спросил Ровоам. — Нет нужды нанимать писца, который переврет всё, чего не поймет своим скудным умишком. Если бы ты как следует расспросил наших стариков, то узнал бы о печатне много любопытного. Просто ты помнишь те их листы с голыми женщинами, а они нам рассказали много другого, помимо голых женщин. Вечером сюда стекаются новости, а утром уже готовы связки табличек, и скороходы бегут с ними наверх.

Мой хозяин молчал.

Потом он посмотрел на ту часть счетного устройства Самариаха, которая была ему видна, и сказал скорбно:

— Вся эта сила, вся эта мощь — для того, чтобы радовать сплетниц? Вот оказывается, для чего столько лет строили устройство?

К нему подошел Агенор.

— Мы сейчас употребили всю силу устройства для печатни, но скоро Амалек с Ровоамом придумают, как добиться того же малыми средствами. Главное начать, — вот что пообещал он своим грубым голосом, а хозяин несколько раз кивнул, но весь его вид выражал недоверие. Мы с Бубуком, стоя у дверей, прекрасно это видели.

— К столу, к столу! — сказал мужчина, при котором была Таш. И он первый улегся на ложе, а она села у него в ногах, как жена. Я подумал, что именно этого нельзя рассказывать Гамиду, — ведь опять схватится за нож. Странно было, что женщина в одежде жрицы ведет себя как замужняя, ведь им всё позволено, только не брак. Но тут собралось даже на мой взгляд причудливое общество, и Аршака, не дав ему стереть глину с рук, при общем хохоте поместили рядом с Агенором.

Чтобы не ронять слюни, как пес в жару, я решил выйти потихоньку на лестницу и взять с собой Бубука. Но его нигде не было.

На лестнице я сел на ступеньку и задремал, прислонившись к стене.

Проснулся я оттого, что кто-то, стоя у распахнутой двери, кричал:

— Да вот же он, спит, как младенец!

Я вскочил и поспешил к хозяину.

— Домой, осленочек, — сказал он. — Домой…

И я понес его с яруса на ярус, сперва ступеньки освещались снизу, потом стало совсем темно.

В спальне я усадил его на постель.

— Устал я, — признался хозяин. — А где Бубук?

— Бубук убежал, чтобы читать таблички про евнухов, — пожаловался я. — Его какие-то жрецы Асторет сбивают с толку.

— Он вздумал стать евнухом? — уточнил хозяин.

— Да, господин.

— Не так уж это глупо. С его способностями ему нужно стать жрецом, а это — единственный способ. Он ведь из обнищавшей семьи, осленочек мой.

Я понимал, что отвечать нельзя, и всё же ответил:

— Он сто раз пожалеет об этой глупости, господин!

Хозяин засмеялся.

— У тебя, конечно, есть подружка? — спросил он.

— У меня невеста, господин. Мы хотим пожениться. Если тебе надоест женщина Фош, то моя Лиш будет стряпать и стирать не хуже. Она работы не боится.

— Понятно… Слушай. Ты запомнил Евера, человека, который стоял на лестнице?

— Я не разглядел его лица, господин.

— Ничего. Ступай в харчевню на пятом ярусе, он там, наверно, один такой — с пропуском разумного на шее. На пропуске знаки Мардука… впрочем, ты их не знаешь. Главное — крестовина. Запомни — крестовина с дыркой посередине для столба! Если он не очень пьян, то приведи его ко мне.

— Иду, господин.

Арбуку и Абдаду не очень нравилось, что хозяин выделяет меня. Ведь я появился в доме позже них. Но они не могли ничего поделать — он так решил.

Это была та самая харчевня, где трудилась Реш, поэтому я сразу подошел к ней и объяснил, кто мне нужен. Я мог свободно с ней разговаривать — она ведь уже была невестой нашего брата.

— Человек с необычным пропуском на шее у нас иногда бывает, — сказала она. — Хорошо одет, ни с кем не разговаривает, песен не поет, простой каши не ест, берет пиво и сушеную рыбу.

— Похоже, это он.

— Сегодня был, выпил немного и пошел вниз, это я знаю точно.

— Откуда, Реш?

— Он сказал: пойду, с горя утоплюсь. А где ж ему топиться, как не в прудах?

— Он что, уже пробовал?

— Мне кажется, да. Он, как выпьет, топиться любит — каждый раз эти слова говорит. Поищи его у прудов. Он из тех людей, что любят сидеть в одиночестве, а там есть скамейки.

Я поспешил вниз — не по норе, а по лестницам. Стража не любит, когда по лестницам расхаживают простые парни, ступеньки — для богатых, но у меня был хороший пропуск.

Спустившись на первый ярус, я вышел возле помещения стражников и спросил у них, не проходил ли человек с пропуском разумного. Они посмотрели на мой пропуск и вежливо ответили — проходил, пошел вон туда. И, когда я вышел на дорогу, меня сзади окликнули. Это возвращались наши с пустыми тачками.

— Мы сейчас сдадим тачки, вымоем руки и пойдем в харчевню, — сказал Тахмад. — Идем с нами. Возьмешь там у разносчика лепешек с сыром.

Я посмотрел, где Гамид. Гамид шел последним. Наверно, у наших опять был спор о старших, и всё вернулось к старому правилу: старший тот, кто прежде родился. Абад гнал тачку предпоследним — видимо, сохранил верность Гамиду. Я отстал немного, чтобы поравняться с ним. Я хотел показать ему, что наша дружба не зависит от мелких ссор среди парней из Субат-Телля.

— Давай палки. Я сегодня весь день отдыхал. Только снес хозяина вниз, на третий ярус, и поднял наверх, — сообщил я.

— Он болен? — спросил Гамид, передавая мне палки.

— Не столько болен, сколько тоскует. Всё в мире делается не так, как ему нравится. Вот сегодня на третьем ярусе был праздник, запустили печатню, его позвали, оказали уважение и почет, и что же? Он опять недоволен. Сперва не хотел идти, потом бурчал. Мне жаль его, Гамид.

— Что же его жалеть? Он никогда не гонял тачек, не махал лопатой, он — главный строитель, ему платят за его ум, и мне кажется, что он не тратит всех денег, которые получает.