Автор тот же - Барщевскнй Михаил

— А что плохого в том, что я принял поручение? — Вадиму было неприятно, что Феликс вместо поздравления с таким успехом начинает опять незнамо за что его отчитывать.

— Первое — вы заломили безумный гонорар! — Глаза Феликса сузились и превратились в два маленьких буравчика. — Не по Сеньке шапка!

— А откуда вы знаете какой?

— Вам не кажется, Вадим Михайлович, что вы слишком часто спрашиваете, „откуда я знаю“? — Феликс постарался передразнить интонацию Вадима. — От верблюда! Привыкните наконец, что я знаю все! Х…й бы я пятнадцать лет просидел на этом месте, если бы не знал всего, что происходит с моими адвокатами.

Вот теперь Вадим испугался не на шутку. Он не только сам никогда не слышал, чтобы Феликс матерился, но, согласно легенде, ходившей в консультации, заведующий не выругался даже, когда электрик свалился на него вместе со стремянкой, сломав, между прочим, ему ключицу. Интеллигентность речи Феликса, если считать таковой отсутствие мата в словарном запасе, была одним из фирменных знаков консультации.

— Извините! — тут же спохватился заведующий. — Но вы меня сами спровоцировали.

— Ничего, — тупо отозвался Осипов.

— Так вот! За такой гонорар клиент, как правило, ждет чуда! А по делу Кузьмичева его не будет. Никогда! Ни при каких обстоятельствах!

— Но я же им объяснил — от меня мало что зависит! По крайней мере, результате первой инстанции! — Оправдания Вадима звучали неубедительно.

— „Я же объяснил“, — опять раздраженно передразнил Феликс. — А когда дело закончится, они почему-то забудут, что вы им „объяснили“! И потребуют возврата!!

— Ну, Феликс Исаакович, коли вы все знаете, то должны знать и то, что у меня еще ни одного возврата не было! — Теперь уже разозлился Вадим.

— Знаю. Это правда, — вынужденно согласился Феликс.

— И не потому, что, как некоторые, я отказываюсь возвращать. — Это был прозрачный намек на еще одну легенду консультации. Говорили, что Феликс принципиально не возвращает гонорары, если клиенты даже и настаивают. Феликс мог себе это позволить. И потому, что назначал гонорары всегда адекватно своему имени, и потому, что работал на совесть. А если клиента не устраивает результат, то он не виноват. Феликс никогда никаких обязательств, кроме добросовестной работы по делу, на себя не брал. И потом — жаловаться на Феликса было бессмысленно. При его связях и в Президиуме коллегии, и в горкоме партии, он для простых клиентов оставался недосягаем. А с „непростых“ брал всегда только после дела, и сколько дадут, столько и хорошо. Давали же в таких случаях даже больше, чем сам Феликс мог назначить. Психология! — А потому, что ни разу не просили! — продолжал огрызаться Вадим.

— Ну, хорошо! — примиренчески произнес Феликс. — Меня, собственно, волнует даже больше другое. Вы себе вообще представляете, кто стоит за делом Кузьмичева? Кто его заказал, как нынче стало модно говорить?

— Так, относительно…

— Ничего вы себе не представляете! — опять рыкнул Феликс. — Комитет государственной безопасности СССР! — Феликс с интересом наблюдал, какой эффект произведут на Вадима эти слова. Магические слова.

— Так они вроде с Кузьмичевым дружат, — растерянно протянул Вадим.

— Они ни с кем не дружат! — От злости у Феликса задрожали губы. Хорошо, что Вадим понимал, что злость эта не на него, а на ненавистную всем Контору. — Они используют людей, а потом, за ненадобностью, от них избавляются. Хорошо, что сейчас вегетарианские времена, они не уничтожают, а просто сажают!

Вадим помолчал. Потом посмотрел на Феликса в упор и тихо, отчетливо произнес:

— А пошли они… — Куда, уточнять не стал, — Надоело бояться.

Теперь надолго замолчал Феликс. Встал, обошел стол. Сел в свое кресло. Опять встал. Вернулся к Вадиму. Посмотрел на него изучающе. Будто впервые видел.

— Ладно. Значит, так. Завтра Президиум примет решение о проверке вашей работы за все время, что вы в коллегии…

— Это не метод… — попытался заартачиться Вадим.

— Не перебивайте! — рыкнул Феликс. — Послезавтра ваши клиентские карточки за все годы будут отправлены в Президиум. Ровно в три часа дня водитель остановится у пельменной на Неглинке. На углу с Кузнецким мостом. Он потратит на обед тридцать минут. Карточки будут в коробке на заднем сиденье. Номер машины 62–44 МКХ. Угонять машину не надо. — Феликс уже давно говорил шепотом. — Водитель забудет закрыть дверь. Надеюсь, мне не надо вам объяснять, что вы в это время должны быть в Бутырке или где угодно еще, где фиксируется время прихода и ухода?

Вадим обалдел. Подобного поворота он никак не ожидал. И это говорил законопослушный, всегда правильный Феликс!

— Понял… — протянул Вадим.

— И я думаю, что людей Кузьмичева не надо к этому привлекать. Кстати, как отец поживает? — При этих словах в глазах Феликса блеснули игривые искорки.

— Спасибо! Нормально!

— Машину водит?

— Да, конечно!

— Ну, вот и хорошо! — Феликс протянул Вадиму руку, давая понять, что разговор окончен.

Вадиму не пришлось долго объяснять отцу ни что надо сделать, ни почему. Отец только и сказал; „Ну, Феликс, силен!“ Потом, подумав с минуту, добавил: „Отвези-ка ты все досье по делам, что у тебя дома хранятся, Автандилу. Упакуй в коробку, скажи, что это архив деда. Помнишь: „Меньше знаешь — лучше спишь“. Это и Автандила касается“.

Маша договорилась о встрече с Вадимом у него дома. Инициатива была ее, а вот место встречи предложил Вадим. Уж больно ему не хотелось тащиться в консультацию. Но к назначенному времени он не успел. Когда приехал, опоздав минут на сорок, Маша с Леной пили на кухне кофе и о чем-то оживленно беседовали. Предположение Вадима, что о детях, оправдалось.

Вадим не стал звать Машу в кабинет. Сварил себе кофе и присел третьим. Лена поняла, что разговор о деле может состояться и при ней, и не стала проявлять излишней деликатности, оставляй мужа и клиентку наедине.

Из разговора Вадим понял, что Маша отдела отстранена друзьями Володи полностью. Она даже точно не знала, в чем ее мужа обвиняют. Да и не очень интересовалась. Волновало ее, сколько могут дать (о расстреле она и не помышляла) и могут ли конфисковать имущество. Соответственно, ответы Вадима Машу не порадовали, поскольку его-то как раз конфискация волновала мало — ее неизбежность очевидна, а вот срок, какой угодно, даже 15 лет, и то можно будет рассматривать как победу. Не триумфальную, разумеется, но победу. Лучше ведь, чем „вышка“…

Отчего Маша приглянулась Лене, Вадим так и не понял. Но через несколько дней, когда он вернулся вечером после работы, Маша опять сидела на кухне и попивала кофе с Леной. Они болтали, как две старые подружки. О чем? А о чем болтают подружки — обо всем и ни о чем одновременно. Так, болтают…

Когда Маша ушла, Вадим поинтересовался — что происходит? Лена ответила, что ничего особенного, просто Машу ей по-человечески жалко.

— Ты только не вздумай совать свой носик в это дело! — жестко предупредил Вадим. — Это не изнасилование какое-нибудь. Здесь все более чем серьезно. На Кузьмичева вся карательная машина советской власти наехала!

— А я и не собираюсь! Честно! — заверила жена. И вдруг, поняв скрытый смысл слов мужа, заволновалась: — А ты зачем тогда полез?! Ты же мне всегда обещал — никаких политических дел брать не будешь. Ни за какие коврижки!

— Это — не политическое, — попытался успокоить ее Вадим. — Это хозяйственное. Но, если хочешь, с большим элементом личного. Между Кузьмичевым и начальником ОБХСС Московской области.

— А почему тогда Машу в Контору таскали? — Лена из ответчика превратилась в дознавателя.

— Видимо, по причине старой вражды между ментами и комитетчиками, — пришлось признать Вадиму.

— Ага! Только ей не предлагали сотрудничество, ее запугивали! И расспрашивали про Дом мебели, а не про универмаг. — Лена торжествовала. Запутать мужа-адвоката — победа особо приятная. Игра-то шла на поле противника.

Вадим понял, что Машу „крутили“ по поводу ее осведомленности о связях Володи с КГБ в „мебельный период“. Что ж, это лишь подтверждало, что кагэбэшники пытались выяснить, представляет ли для них угрозу сама Маша. „Прав был Женя-ключник, жена ничего не должна знать о делах мужа. Для ее же собственной безопасности!“ — признал про себя Вадим. Он же сдуру рассказывал Ленке практически все.

Спустя неделю Маша позвонила Вадиму в консультацию и попросила вечером заехать к ней домой. Она жила в Ясенево, неподалеку от Теплого Стана, где была квартира Осиповых. Новая, на Ленинском, рядом с „Гаваной“, только строилась. Дом уже подвели под крышу, но на отделочные работы, говорили, уйдет не меньше года.

Уже сидя в машине, Вадим вдруг вспомнил, как несколько лет назад ехал домой к Ире Правдиной. И чем это кончилось. Конечно, Маша была красивой женщиной. Но Вадим еще тогда зарекся заводить романы с клиентками. Вспомнились грубоватые слова одного старого адвоката, который как-то в начале Вадимовой карьеры в его присутствии жаловался коллеге-сверстнику: