Маленький мудрец - Борис Штейн

Позвонила Галина, назвалась, а я сразу не сообразил, что за Галина такая.

– Галина Кулибина, жена Ивана Никитича Кулибина, – объяснила она.

Вот оно!

– Где вы находитесь?

– Возле вас. Скажите номер вашей квартиры. А еще лучше встретьте меня.

Через минуту Евгений привел ее в дом.

Мы всячески старались успокоить Галину, не торопили с разговором, принялись угощать: «Кофе? Ах, чай! У нас отменный, настоящий индийский. Евгений мастерски заваривает (Евгений стремительно отправился на кухню. Заваривал чай он действительно мастерски: сыпал больше заварки, как завещал умирающий аксакал из старого анекдота. Между прочим, верное средство). А вот сливки. Крепкий чай со сливками – в этом что-то есть. Вы попробуйте. Вкусно? Я рад, что вам понравилось. Печенье, пожалуйста, лучше всего – вот это. Оно так и называется – «К чаю»…

И вот потекла беседа. По моему знаку оба моих товарища и я выключили мобильники.

– В общем, мы с Иваном решили никому об этом не рассказывать. Из предосторожности, вы понимаете? Но после того, что вы сделали… Господи, вы спасли ему жизнь! – Речь ее прервалась, она заплакала. Взяла себя в руки, вытерла глаза, извинилась. Мы тут же налили ей чаю, она слабо улыбнулась и продолжала: – В общем, после того, как вы спасли ему жизнь, что-то скрывать от вас бессмысленно. И глупо. Я уверена, что пока не будут найдены убийцы Коки, мы остаемся в опасности.

– Вы связываете смерть сына Ивана Никитича с покушением на него самого?

– Связываю.

– Каким образом?

– Не знаю. Но связываю. Чувствую. Да и логика событий…

– Расскажите, пожалуйста. Дальше этой комнаты разговор не уйдет. Диктофоном пользоваться не будем.

Галина кивнула:

– Хорошо. Сейчас соберусь с мыслями. Ох. Кока… Это сын Ивана…

– Мы знаем.

– Кока всегда был очень далек от нас. Все годы. Я принимала это как данность. При такой расстановке фигур на шахматной доске… Мы в его глазах – я и девочки – были враждебным лагерем. Когда он стал старше, а у Ивана появились, скажем, так, возможности, стали возникать некоторые контакты. Естественно, помимо семьи. Иван после встреч с сыном бывал весел, и я радовалась за мужа. Но встречи эти с годами становились все более редкими… И все более нервными. Чувствовалось, что лада между ними не стало. Казалось, у них шел постоянный торг, какой-то бесчеловечный.

– А машина «девятка» – тоже результат торга?

– Машину Ивану предложил один из партнеров по бизнесу – в счет уплаты долга. Ну, Иван взял да и оформил ее на сына. Но отношения после этого у них не потеплели. Странно, правда? Все-таки человеку машину подарили… Ах, что уж теперь…

– На этой машине совершались…

– Да, я знаю. Недавно узнала. Так вот. Однажды Иван говорит мне: в воскресенье Кока придет к нам обедать. Сам довольный, улыбается. Я уж постаралась с обедом. Готовить я умею, тем более – есть из чего. И все так хорошо прошло: он был очень мил, говорил комплименты насчет обеда, шутил с девочками. – Она помолчала и тихо призналась. – У нас две девочки.

– Я знаю – сказал я. – Маша и Наташа.

Она испугано взглянула на меня:

– Откуда?

– Работаем… Да это несложно. Могу объяснить.

Она махнула рукой:

– Ладно, неважно… Потом объясните. Потом он пошел с девочками гулять. Был мокрый снег, он затеял лепить снежную бабу. Девчонки были счастливы. К ним словно с неба свалился взрослый брат. Веселый и добрый. И пошло, в общем, каждое воскресенье, а иногда и в будние дни…Одним словом, Кока стал частью их жизни. Он водил их в зоопарк, в цирк. Вот было восторгов!

Она тяжело вздохнула, и продолжала после паузы.

– Но недавно он повез их в кино на мультфильм какой-то нашумевший. Они так собирались, так собирались! А мне было как-то неспокойно: Кока все время улыбался, но как-то нервничал. Я отпустила девочек с тяжелым сердцем и облегченно вздохнула, когда они заявились буквально через полчаса домой. Кока сказал, что сеанс отменили, сел в машину и уехал. Девочки выглядели расстроенными и подавленными. Но мы же бизнесмены. Мы не успокоимся, пока все не выясним. Я тем более – бухгалтер. Я решила выяснить, почему отменили сеанс (это было во Дворце молодежи), если перенесли, то – на какое время. Нашла номер, позвонила.

Я сказал:

– Сеанс вовсе не был отменен. Так?

Она очень удивилась и протянула:

– Та-ак!

– Когда это случилось? – спросил я.

– Девять дней тому назад, в воскресенье, – ответила женщина-бухгалтер.

– Расскажите подробней, пожалуйста.

– Да я все, как будто, рассказала. Да, вот еще: девочки говорили, что в машине Кока все время разговаривал по телефону, стал что-то кричать в трубку, потом сказал: «Кино отменяется», – и повез их домой.

– Муж знает, что вы у нас? – спросил Евгений.

– Конечно. Он меня и послал. Но не затем, чтобы я рассказывала о детях.

– А зачем же?

– Я принесла вам новый вариант договора.

– С увеличением суммы оплаты? – предположил безумно догадливый Евгений.

– Да. – На журнальный столик лег документ.

– Стало хорошей традицией, – пожал плечами мой выдержанный друг.

«Мессир»

– Стало хорошей традицией, – заметил я, услышав об увеличении оплаты наших усилий. И сразу подумал, что немедленно следует найти адвоката для Юку Тамма. Мы с Валерием в этих как раз сферах никаких знакомств не имели. Просто обращаться в незнакомую адвокатскую контору опасались. Решили посоветоваться с моим тезкой, бывшим кагэбэшником, а ныне подполковником таможенной службы. Тем более что ждали его прибытия с данными по машине таинственного Олега.

Валерий оправился от болезни, несмотря на напряженные события последних дней, а может быть, именно благодаря им. Во всяком случае, он забрался на шведскую стенку, хоть никаких силовых упражнений не делал, а просто лазал по ней, как бы заново осваивая. Когда мой тезка, наш наемный агент, заявился в нашу квартиру, Валерий беседовал с ним с высоты своего положения, то есть из-под потолка.

– Джентльмены! – возвестил платный агент. – Машину я пробил, это многого не стоило. Машина «Фольксваген». Возраст восемь лет – не девушка. Но принадлежит никакому не Олегу, а Хейфец…

– Разве Олег не может быть Хейфецем? – спросил я с нетерпением, можно сказать, перебил человека.

Валерий висел на шведской стенке под потолком, уцепившись за перекладину одной только рукой, потому что другой делал нелюбимый мной жест: крутил пальцем у виска. Что говорило о его полном выздоровлении. Тезка мой продолжал:

– Хейфец – фамилия. Имя-отчество – Ирина Ароновна. Вот так, джентльмены!

Ах, рано, рано ему еще прыгать и кувыркаться, моему другу! Но он спрыгнул со своей шведской стенки, спружинил, не упал. Посмотрел на агента Евгения уже не сверху вниз, а снизу вверх и произнес:

– Вот как!

Воцарилась пауза. Но это была управляемая пауза. Управлял ею, то есть держал ее под узды, чертов кагэбэшник.

Наконец, насладившись общим замешательством, он продолжил свое сообщение.

– Но вы платите мне хорошо и честно, и я работаю тоже не для галочки, а от души. Короче, я «пробил» и эту Ирину Ароновну Хейфец. Вот ее адрес и телефон.

– Он положил на столик листок бумаги.

Я потянулся к телефону.

– Не спеши звонить, тезка. Она уехала на гастроли.

– Куда?!

На этот раз он использовал паузу, чтобы раскурить сигарету. Спросил (вежливый!) у Валерия:

– Можно?

Валерий разрешил, разумеется. Он все-таки форточку открыл, выпустил дым в форточку.

– Я был у нее дома, у Ароновны этой. Короче, так: она – художественный руководитель маленького театра в городе Электрозаводске. Называется «Плюс». В смысле, театр. Этот «Плюс» сейчас на гастролях на Валдайской возвышенности. Ну, я и поехал домой к мадам. Дома застал маму, Берту Иосифовну, вполне еще адекватную, блин, женщину.

– Дальше! – закричали мы с Валерием, а Архипыч, не роняя достоинства, все-таки тоже поинтересовался:

– Ну а дальше-то что?

Потому что проклятый кагэбэшник опять замолчал и принялся смаковать сигарету, испытывая наше терпение.

– Дальше мы пили чай с Бертой Иосифовной.

– Ну и…

– Чай с вареньем. Клюквенным. Раньше Берта Иосифовна сама, блин, собирала клюкву на болоте, а теперь уже годы, блин, не те, и клюква осенью приобретается на электрозаводском рынке. Двести рублей ведро. Деньги, блин, немалые, но оно того стоит. Все. От наливки отказался: за рулем не пью, блин!

– Блин, блин, – проворчал Юрий Архипыч, – блинов уже, будем говорить, полная тарелка, а что про Олега-то этого гребаного, разузнал чего?

– У Берты Иосифовны? – тонко улыбнулся агент и пожал плечами. – Мы с ней беседовали о том, какая талантливая у нее дочка, а талант пропадает в этом Электрозаводске, ее уж не раз приглашали в Москву, но здесь у нее какой-никакой, а свой театр, и аккумуляторный завод их поддерживает. В смысле, театр. Но театр, джентльмены, знал и лучшие времена, о чем свидетельствовали развешанные на стенах афиши с памятными надписями всяких, блин, юрских, таратор-киных и караченцовых. Наискосок афиши: «Восхищен, желаю успехов и т. д. и т. п.». И подпись фломастером. Правда, афиши все слегка пожелтевшие. Прошлых сезонов. Одна афишка мне ужасно понравилась. Спектакль по мотивам творчества М. А. Булгакова. «Сны о Воланде». О Воланде, блин! Эта афиша пробудила во мне воспоминания. Я был на этом спектакле! Более того: я был на нем с любимой женщиной! Как я ее любил, блин, джентльмены! В смысле – женщину! И как мы с ней восхищались снами этими о Воланде! И как я был неутешен, когда она скоропостижно скончалась от туберкулеза по недосмотру врачей! Мы оба плакали – я и Берта Иосифовна. И она собственноручно – собственноручно, джентльмены! – отодрала на фиг от стены эту реликвию, в смысле афишу, и подарила мне. Все.