Третье яблоко Ньютона - Елена Котова

— Даже не знаю, как смогу рассказать своим партнерам, что был в Большом на балете во время кейса. It’s decadent. Они скажут, что я все делаю напоказ. Пошли? Нам же на встречу.

Они действительно наметили на тот день несколько встреч. День прошел в переездах по Москве, Варя все время показывала ему по дороге что-то новое. Потом расстались — у Мэтью была телефонная конференция с Лондоном по картофельному кейсу. Варя уехала домой, сказав, что вернется в отель за Мэтью за полчаса до театра.

Большой, хоть и новое здание, произвел на Мэтью впечатление, а музыка и нежный, лирический балет приятно было смотреть вместе с Варей. «Очень, очень здорово», — прошептал он, когда занавес поднялся и они увидели, что балет поставлен, слава богу, в классических традициях, а не в современном антураже минималистских декораций, что они оба находили примитивным клише для передачи вневременности, вечности классики.

— Пойдем, выпьем что-нибудь, — они с Варей пробирались в антракте к фойе. — Я в полном восторге. Подумал сейчас, знаешь о чем?

— О Шекспире?

— Когда мы думаем о нем, для нас это, прежде всего, Гамлет, Макбет, согласна? А эту бесхитростную историю любви мы, с высоты нашего возраста и понимания глубин шекспировского гения, как-то отодвигаем на второй план, правда?

— Наверное. В ней нет ничего непостижимого. Сама интрига драмы проста, мы все в юности переживали и наблюдали такие драмы. В этой пьесе только прелесть формы, а мы ее как-то забываем.

— Вот именно. Да это и не драма, если смотреть глазами современного человека. Это чистая красота. Поэтому, кстати, передать это способен только балет, оперу представить просто немыслимо. Тут все о форме, тут прелесть именно в форме передачи чувства. Как и в поэме. Ведь все сказано этими словами: «What’s in a name?..»

— «…that which we call a rose…». Девочка с балкона рассуждает о форме выражения своих чувств, — Варя подняла на Мэтью глаза. — А дальше, послушай только: «Romeo would, were he not Romeo call’d, retain that dear perfection which he owes…»[45] — Варины глаза разговаривали с его, Мэтью, глазами. — «Romeo…» — еще раз почти выдохнула она.

— Какая пронзительная передача чувства, — сказал он.

После балета они вышли на площадь.

— Я не прочь пройтись, если ты дойдешь до отеля на своих каблуках.

Они пересекли Охотный ряд, прошли по Третьяковскому проезду, вышли на Красную площадь. Обсуждать, почему они идут рядом, вместе, в сторону отеля, не было надобности. Так обоим хотелось.

— Кстати, о каблуках. Сегодня в театре ты выглядела very impressive. Это красное платье-футляр. Я просто крякнул, когда снял с тебя… пальто. Вспомнил Джулию Робертс, когда она в Pretty Woman шла в оперу в длинном красном платье. Помнишь ее слова: «Если я вдруг потом забуду, хочу тебе сейчас сказать, какое я получила удовольствие». Это уже я от себя повторяю: спасибо тебе за Большой.

— Когда наконец откроют главное здание, даю слово достать билеты на «Лебединое озеро». Очень может быть, что это будет одно из первых представлений, нагрянет весь бомонд, билеты потребуют усилий. А ты дай слово, что, в каком бы состоянии ни был к тому времени наш кейс и как бы ты ни был занят другой работой, прилетишь в Москву.

— Brilliant project. What are our other projects?[46] Мы обязательно должны сходить на «Лебединое озеро» Мэтью Боурна. Где лебедей танцуют мужчины. Балет, развенчивающий миф о том, что лебедь — это нежная женственная птица.

— Ты же знаешь, это было у меня в списке еще в Лондоне. Мужская сила, передающая истинную агрессивность лебедей.

— Потрясающая по экспрессии постановка. А еще у нас с тобой намечены тернеровские закаты на море в Сассексе. И конечно же шампанское перед камином.

— Могу только повторить, Мэтт… «Ты знаешь, все в твоих руках…».

— Кстати, я уезжал читать «Мастера и Маргариту» именно в Сассекс.

— Дочитал? В восторге или просто понравилось?

— Я редко испытываю восторг. Но мне очень понравилось. Крепкая, захватывающая и красивая книга. Дочитал ночью в самолете. После этого думал про то, как убили Иуду и кто он на самом деле. Партнер Иисуса по выполнению его миссии или простолюдин, орудие Провидения, как его изобразил тот художник, — помнишь, в Третьяковке?

Они дошли до отеля, зашли в лобби.

— Выпьем еще что-то?

— Ага.

— Ты что будешь?

— Водку с клюквенным соком.

— Я тоже, пожалуй. Никогда не ценил водку с клюквенным соком, но в Москве это вкусно. Может, и правда, все дело в форме, которая облагораживает содержание? Martini glass…

Они присели в баре, который уже осточертел обоим. Варя выкурила сигарету. Затушила окурок. «Пойдем?» — спросил Мэтью, поднимаясь с дивана. «Пойдем». Они стояли в лифте, она в красном оперном платье, он в своем вечном черном блейзере. Смотрели на бегущие огоньки этажей на пульте. Дверь лифта открылась, они пошли по коридору, Мэтью открыл дверь номера, Варя зашла, положила свою черную сумочку-клатч на стойку, повернулась к Мэтью. Тот, закрыв дверь, подошел к ней, обнял, дотронулся губами до ее лица.

— У тебя новые духи?

— Это те, которые ты мне привез в этот раз. Ты ошибся, это не мои обычные Jo Malone.

— Мне нравится этот новый запах. Удивительно сентиментальный…

Слов больше не было, пока не рассвело за окнами.

— Ты поспи еще, — сказала она, поцеловав его сонного около семи, — я съезжу домой и вернусь, как обычно к десяти.

Мэтью открыл глаза, провел рукой по ее лицу, поцеловал в плечо, посмотрел в глаза:

— В десять в баре. Как обычно.

Новый день заполнили новые встречи, около трех выдалась пауза, они сидели за поздним ланчем в ресторане «Мистер Ли».

— Интересно, сколько должен продлиться наш кейс, чтобы исчерпать твой бесконечный список грандиозных ресторанов. Каждый раз разный.

— Он бесконечен. Это Москва, Мэтт. Город чудес в стране чудес. Рестораны будут открываться быстрее, чем ты будешь успевать летать сюда.

— Я все три дня думаю об одном и том же, по ассоциации с… Неважно. Мы с тобой как-то упустили тему Серикова. Поговорили и оставили. А ведь надо, чтобы он каким-то образом довел до следователя, что написал свой донос под давлением Гонзалес и Шуберта.

— Я не представляю ни как его найти, ни кто с ним мог бы поговорить. Я видела его один раз в жизни.

— Искать его можно поручить детективному агенту. Я не был уверен, что это необходимо, но сейчас все больше в этом утверждаюсь. Если, так же по дури, как и в первый раз, он повторит констеблям то же самое, то нанесет огромный вред не только тебе, но и себе самому. Поэтому мне надо как можно скорее связаться с его адвокатом. Сериков настолько crazy, что, возможно, написал Гонзалес свой донос, даже не посоветовавшись со своим адвокатом, если у него вообще есть адвокат. Все может быть — настолько этот человек не адекватен. Я совершенно не собираюсь его ни к чему призывать, это этически не допустимо и может тебе повредить. Я просто хочу каким-то образом связаться с адвокатом Серикова. Адвокат должен — в отличие от Серикова — понимать, к каким последствиям для его клиента приведет его возможное показание констеблям, что у него было намерение дать тебе взятку.

— Мэтт, а как он может отказаться от таких показаний? Понятно, что он оговорил меня под давлением Шуберта. Но если он откажется от этих слов, значит, признает, что они были клеветой?

— Поэтому-то его собственный адвокат и должен понимать, как развивались события. Пусть он принимает решения, исходя сугубо из интересов Серикова, но он обязан знать правду от коллеги, а не от своего невменяемого клиента. А правда состоит в том, что Серикова вынудили написать донос. Кто и каким именно образом — меня это не интересует. Мы с тобой ведь знаем, что это донос, клевета. Сериков тоже это знает. Он может рассуждать так: «Если я сейчас скажу иное, то это будет мое собственное признание в клевете». А адвокат, если у него есть вся картина, объяснит ему: «Нет, Сериков, тебя вынудили написать нечто, поэтому тебя нельзя обвинить в клевете. А вот теперь, чтобы самому не оказаться участником сделки, именуемой взятка, в твоих интересах сказать правду». Если Сериков станет настаивать на правдивости своего доноса, то он и есть инициатор преступления. Я не исключаю, что он настолько примитивен, простолюдин, иными словами, что сам до этого не додумался и не проконсультировался с адвокатом.

— Так ты хочешь нанять детектива? Чтобы найти Серикова?

— Не его, а его адвоката. Это огромная разница. Я уже дал соответствующее поручение своему офису.

— Это же сколько будет стоить…

— Не так уж и много. Особенно если ты прикинешь, что в случае удачи мы сократим кейс не меньше чем на месяц. Ты на мне больше сэкономишь.

— А когда ты его найдешь, что будет?

— Полечу в Канаду, чтобы поговорить с его адвокатом. Не с Сериковым, конечно, — это могут расценить как давление на свидетеля. Думаю, у Серикова все же есть адвокат. Мы же читали в докладе Шуберта его жалобу, ясно, что там англоязычный юрист потрудился. Разве что сама Гонзалес ее написала? Нет, это уже слишком sinister.[47] Это опять толкает нас в сторону теории заговоров.