Montpi - Габор Васари

– Посмотрю, не обложен ли он.

– Нет!

– Не кричи! У тебя жар?

– Да. Сорок пять градусов.

Она садится на край кровати, и слезы капают в грог.

– Наш… домовладелец… тоже… от инфлюэнцы… умер…

Неожиданно она становится на колени перед кроватью и говорит:

– Monpti, ведь правда, ты выпьешь это? Ты будешь послушным мальчиком и выпьешь грог?

Она по-матерински и неуклюже гладит мою щеку.

– Я ставлю грог на ночной столик, потому что убегаю. Сухари тоже. Где твои сигареты и спички? Я все поставлю сюда, чтобы тебе не приходилось вставать, но обещай мне, что не будешь много курить. Обещаешь?

Она губами изображает легкий поцелуй, хватает пальто и, не надевая его, убегает. В дверях она оборачивается.

– Вечером я приду еще раз.

Она сбегает по ступенькам. Ее каблучки проворно стучат, но все тише и отдаленнее, пока вовсе не стихают.

Сквозь закрытое окно я слышу звонок в девичьем пансионе. Начинаются занятия. Начинается также дождь, и толстые капли робко стучат в оконное стекло. Рядом кто-то разговаривает, монотонные слова становятся постепенно тише.

Настоящий мужчина не стал бы прикасаться к грогу, в лучшем случае вылил бы его из окна. Но кто это увидит? Никто не смотрит сюда, один Бог. Смирение – добродетель. Это так. А я болен. Выпить грог – это подлость. Когда женщина отдается сама, то принять этот подарок – корректно, правильно; принуждать к нему – прямо-таки по-мужски. Но когда она преподносит кому-то воду с ромом – это совсем другое.

Размышляя об этом, я засыпаю. Когда я пробуждаюсь, снова слышен звонок в пансионе для девушек.

Из четырехугольника окна струится туманный умирающий свет и слабо обрисовывает контуры мебели.

На моем будильнике половина третьего.

Я смотрю в окно, плотный туман покрывает море крыш. Тут и там светящиеся точечки окон борются за свое выживание. Короче говоря, еще всего-навсего вторая половина дня и на улице просто очень сильный туман.

Что мне делать до половины седьмого – пока придет Анн-Клер?

Недавно она попросила старые рисунки, чтобы повесить их в своей комнате. Я заберу рисунки из редакции «Альманаха», если они еще там и не выброшены в корзину. Их я хочу подарить ей. Иначе мне и без того нечего делать.

Эта мысль вдруг ведет к другой. Что вообще со мной будет? Очень скоро произойдет катастрофа в моих отношениях с Мушиноглазым. Но помочь я себе уже ничем не могу, лучше всего просто не думать об этом.

А что, если неожиданно начать совершенно новую жизнь?

Одним словом, нужно искать работу. Может быть, стать актером? Например, киноактером. Я пробую сделать перед зеркалом несколько движений. Получается неплохо, даже сверх ожиданий.

Мне надо обязательно стать киноактером.

Я начну новую жизнь. В семь часов утра встаю. В половине восьмого шведская гимнастика. Основная стойка: руки тесно прижаты по швам, наклоны туловища, приседания. Раз-два! Раз-два! Для укрепления мышц живота стойка на голове, ноги развести – ноги выпрямить! Прыжок с места, руки скрестить назад! Раз-два, раз-два! Глаза открыты! Завтра начну с этого.

Завтра я встану на рассвете в семь утра, замаскируюсь под Клемансо и явлюсь в фирму Пате. Будет немного трудно, ибо у меня нет прогулочной трости с серебряным набалдашником, и потом, я не знаю, как Мушиноглазый выпустит меня из гостиницы в виде Клемансо. Два глотка рома, и я свободен от этих забот.

Подгоняемый надеждой на новую жизнь, я хватаю свою шляпу и мчусь на улицу.

Видимость едва ли полметра. Я еду на метро до Оперы и дальше иду пешком, причем стараюсь подражать походке восьмидесятичетырехлетнего старца. Но тут происходит нечто незабываемое, от этого я лишь сильнее укрепляюсь в своем замысле.

– Хелло, что с тобой, ты, кажется, совсем дошел! Мой друг, тот, с тремястами франков, вырастает передо мной.

Значит, мне удалось. Даже он купился. Я неожиданно распрямляюсь и говорю, положив руку на его плечо:

– Через две недели можешь смело обращаться ко мне, если в чем-либо в жизни будешь нуждаться! Я буду в твоем распоряжении! Servus!

Он остается стоять как идиот и обалдело смотрит мне вслед. Если бы я попросил у него два франка, ему бы это, наверно, больше понравилось.

В редакции меня принял секретарь.

– Я даже не знаю, посмотрел ли господин редактор ваши рисунки, – говорит он, мило важничая.

У этого я еще могу поучиться актерскому мастерству. Почему такие люди играют ничтожные, маленькие сцены? Нужно воспринимать роль связанной в единое целое, иначе она распадается.

Ага, он уже несет мои рисунки.

– Прошу. Господин редактор просмотрел рисунки и девятнадцать из них оставил у себя.

– Ага. И когда я должен их забрать?

– Мы их купили, мсье.

– Купили? Что же теперь?

– Потрудитесь обратиться в кассу, вам сейчас же выплатят деньги.

Гм-гм… Это, должно быть, недоразумение. Такого не может быть, чтобы мне дали денег. Моя рука начинает дрожать. Поначалу незаметно, потом она совсем перестает слушаться. Мне удается расписаться в получении гонорара лишь с помощью трюка – я с дьявольской скоростью набрасываю свою фамилию.

Кассир протягивает мне пять сотенных, одну пятидесятку и две бумажки по десять франков. Я делаю равнодушное лицо и запихиваю деньги в наружный карман пиджака, потом ухожу. В своем неслыханном возбуждении я вместо двери на выход едва не вошел в большой шкаф.

На бульваре я обнаруживаю, что забыл наверху свою шляпу. Но вряд ли стоит из-за этого возвращаться, возможно, это вызовет раздражение. Разумеется, они уже спохватились, что ошиблись, и теперь только и ждут моего появления. Лучше куплю себе другую шляпу.

У меня ощущение, будто меня преследуют. Полицейский не смотрит на меня.

Я дрожу всем телом. Сую руку в карман: деньги еще там.

Только спокойствие и хладнокровие! Важно одно: как можно скорее выбраться из района, где помещается редакция!

– Такси!

Шофер широко распахивает дверцу передо мной.

– Остановитесь на углу авеню дель Опера и рю Пти Шан!

Я заберу Анн-Клер из бюро. Она должна сейчас же узнать, что я привлек к себе внимание Парижа. Лучше всего, если я буду все время держать деньги в руке, иначе я так долго стану перекладывать их из одного кармана в другой, пока не потеряю. Нет, так тоже нехорошо. Анн-Клер все равно придет вечером. Лучше поехать домой и все приготовить к ее торжественной встрече.

– Эй вы, шофер, сначала поезжайте на улицу Сен-Жакоб, отель «Ривьера»!

Я куплю шампанское и цветы. Лилии. Нет, это ерунда. Я куплю золотые часы. Их я могу позднее заложить. Еще лучше было бы пойти с ней куда-нибудь поужинать. Мне надо будет купить Анн-Клер какой-нибудь подарок.