Повседневная жизнь колдунов и знахарей в России XVIII-XIX веков - Наталия Будур

Не менее сложным ритуалом сопровождалось лечение разных болезней знахарками в Коротоякском уезде Воронежской губернии. Бабка-повитуха брала в особый деревянный сосуд, из которого не пьют и не едят, чистой, свежей воды, клала в нее уголь, ладан и соль, читала над этим составом Троичную, а иногда Богородичную молитву, клала несколько поклонов перед святыми иконами и, помолившись, начинала вспрыскивать больного с приговором, после произнесения которого дула на больного трижды, со словами «аминь, аминь».

При всем разнообразии приведенных приемов и средств в них есть одно общее — стремление оказать воздействие на психику больного, которое должно быть тем сильнее и глубже, чем сложнее и таинственнее эти приемы, чем содержательнее, с точки зрения крестьянина, произносимый при этом заговор и чем больше он может тронуть его душу. Таковы, в особенности, заговоры и приемы чисто религиозного свойства, носящие характер как бы домашнего богослужения.

Знахарь или колдун?

В некоторых случаях знахарь украшал ритуал таинственными и пугающими предметами — змеиными головами, костями лягушек, блестящей ступкой с пестиком, иногда травами и даже человеческими костями. Если дело происходило в избе знахаря, то неподалеку от стола, со снадобьями сидел черный кот, стояли кочерга, котел и специальная кадка с водой.

Такие знахари, по мнению этнографов, довольно часто были простыми мошенниками. Они «напускали туману» и приписывали себе силу, способную не только причинить и отогнать болезнь, но и поднять мертвого. «Захочу — и мертвого подниму этой (наговорной) водой, — бахвалился знахарь из ряда таких, — только у вас состояния не хватит со мной расплатиться».

Заговоры, которыми владели этого сорта знахари, по большей части, неизвестны: они обыкновенно уверяли своих пациентов, что если сказать кому-нибудь слова заговора, то он потеряет из-за этого силу. Заговоры эти передавались знахарями и знахарками, по убеждению крестьян, только на смертном одре, кому-либо из близких родственников, наедине, в строгой тайне, и те, в свою очередь, блюли тайну заговора до своей смерти.

Такие знахари могли «насылать» на людей бесов, то есть они переходили уже в «разряд» колдунов. Бесы редко когда нападают на человека по собственной воле, чаще их все-таки «науськивают». Если же бесы вдруг набросятся на человека «по собственному почину», то выбирают преимущественно пьяниц, людей, пренебрегающих своими религиозными обязанностями, — не верующих в Бога, великих грешников, или тех, которые призывают их на помощь в минуты злобы, гнева, отчаяния.

Пьяницам бесы «представляются» нередко в своем «натуральном» виде целыми десятками, лишают их сна, поселяют отвращение к пище, наводят ужас, истощают тело и иногда доводят до самоубийства. Так русский народ объяснял припадки запойного бреда, или «белой горячки».

Напускание бесов колдуном и ведьмой может быть сделано словами (наговором), или бесы «пускаются по ветру», передаются с пищей, питьем, поцелуем, дыханием, прикосновением.

Последствием вселения бесов, как мы уже говорили, являются тяжелые и длительные нервно-психические страдания, известные под общим названием «порчи».

Таких знахарей-колдунов крестьяне побаивались и у себя дома принимали со страхом и трепетом и, чтобы задобрить, угощали водкой. Это в особенности относится к тем «знаткам, которые при заговорах не употребляют имени Божия и Святых, к порченикам[42] и ясновидцам[43]».

Довольно часто в русских селах, где жили татары, именно знахарям-выходцам из их среды и приписывали особые «злые чары». Татарские ворожеи считались даже искуснее и сильнее русских. Такой славой, например, пользовались ворожеи татарской деревни Чудовки в Пензенской губернии, куда возили для лечения русских порченых. «Уж чем мы ее (порченую) не лечили, — нередко приходилось слышать этнографам от пензенских баб, — ко всем ворожеям возили, татарский наговор пила, ничего не помогло, видно, так Богу угодно».

Обращаясь в крайности к знахаркам-нехристям и к тем, которые при лечении, по мнению мужика, пользовались услугами нечистой силы, крестьянин все же прежде всего шел к тем из знахарей, которые врачуют именем Бога.

Определенные целительные или профилактические процедуры у таких «знаток» не только приурочивались к церковным праздникам, но они даже вводили в тексты обрядов или сопровождающих их заклинаний христианскую символику, особенно часто — знак креста.

Символика креста в обыденной жизни в течение веков существенно изменилась: из символа страдания он стал символом победы над злом и активно использовался в обрядах, предназначенных это зло предотвратить или уничтожить.

Крестообразно сделанные надрезы на хлебе или других предметах, «наговариваемых» для исцеления, церковные свечи, елей, святая вода, освященные в церкви травы становятся обычными элементами народных целительных обрядов.

Знахари этого сорта в большинстве случаев были простые, иногда благодушные и почти всегда действительно верующие люди. Заговаривали они с крестом и молитвой, призывая святых угодников, Спасителя, Божию Матерь и апостолов. Большинство самих заговоров неизменно начиналось словами: «Во имя Отца и Сына, и Святого Духа». И многие знахари, по-видимому, действительно были убеждены, что шепчут и заговаривают они во имя Божие.

— Как же ты, бабушка, лечить начала? — спрашивали этнографы в конце XIX века орловскую знахарку М-фу, умную, бойкую и энергичную старуху.

— Да как начала? Осталась я от мужа вдовой с шестью детенками, так надо же было чем ни на есть пропитаться.

— Все же училась у кого-нибудь лечить-то?

— А это мне от Бога.

— Так сразу и лечить стала?

— Как можно сразу? Я помаленьку. Приводилось и самой лечиться, и других видела, как лечили, — ну, я и присматривалась, а там и сама зачала: от людей научилась.

— Чем же ты лечишь, травами?

— И травами, и наговором, и водой наговорной умываю.

— А можешь ты сказать кому-нибудь эти наговоры?

— Отчего же не сказать? Тут греха нету. Это мне от Бога. Я, вот, по богомольям-то ходила, так спрашивала, не грех ли, мол, лечить-то? Ну, старцы сказывали — ничего, не грех. Да, вот, и в Оптиной отец Амбросий тоже говорил. И сон мне такой был. Это, как зачали ко мне ходить лечиться-то, я и думаю: ой, не грех ли? А тут мне сон и приснись. Снится, это, мне комната, и входит в эту комнату девушка, в одной руке у ней книжечка, а в другой — кувшинчик махонький. Идет, это, она и спрашивает, быдто про себя: а не грех ли ходить к М-фе лечиться? Заглянет в кувшинчик, а потом в книжечку посмотрит: нет, скажет, не грех ходить к М-фе лечиться, да так до трех раз. Я отца Амбросия спрашивала про сон-то, а он и говорит: ничего, говорит, это тебе, значит, так от Бога дадено. Ну, и другие монахи, самые божественные, тоже, ничего, дозволяли.

— Что же ты многим помогаешь?

— А как же? Дам испить, умыться — и полегчает. Иные приказывают умываться-то сквозь скобку, а я так — и ничего, — помогает».

Не менее простодушно рассказывала про свое лечение другая орловская знахарка, Наталья.

«Ведь я тоже бабка, — сообщает она, — и помогаю, как могу: умываю я. С глазу приключится что, с недоброго слова, либо еще с чего, умою — и как рукой снимет. Матушка-покойница научила меня. Не колдовство это какое, дочка, говорила она мне, а Божеское дело, потому с молитвой творится. Дала она мне махонький образок Божия Матери, Сиропитательница называется, и велела спускать крещенскую воду и умывать той-то водой. Ну, вода-то у меня всегда есть, какая годов пять стоит, бережешь так-то и для себя, и для добрых людей. Умою так-то — и поможет. По осени нонча кум мой крышу крыл да и упал оттуда. Повредил руку, разнесло ему ее, как подушку. Пришел ко мне и говорит: помоги, кума, Христа ради. Будто и упал-то легко, так катом и скатился, ан вот что! Давай поворожу, смеюсь я ему. Спустила водицы, дала ему руку мочить, да велела на другой день приходить. Приходит на другой день веселый такой: ну, кума, руке-то лучше, говорит. Лучше? И слава Богу, куманек, говорю я. Пришел так до трех раз — и прошла боль»[44]

Процесс лечения заговорами

Очень часто заговоры делались знахарем на воду. Будучи наговорена, она получала чудодейственную силу и способность снимать всякую болезнь.

Наговоренной водой больного сначала поили, а потом «умывали» особые знахарки, которых называли «умывалыцицами». Лечебное значение такой воды еще более увеличивалось, если ее «спускали» с креста или иконы, иначе говоря, обливали их этой водой и собирали ее в подставленную чашку.

Целебную силу воде можно было придать и другими способами. Для этого следовало «пропустить» воду через дверную скобу, и, кстати, само умывание больного производилось в таком случае на пороге избы.