Жиголо для блондинки - Маша Царева

– Только впереди, милый. Газеты и книги тебе теперь придется читать всегда. Фильмы смотреть – тоже. Как только появляется стоящая новинка, ты тут как тут… Ладно, не буду читать тебе мораль. У меня для тебя приятная новость.

– Вот как?

– Есть у нас клиентка, Роза Карманова, из древнего дворянского рода. Правда, ей уже под шестьдесят, но зажигает, как пятнадцатилетняя. Так вот, она от тебя в восторге…

Для обеда с Кариной Дрозд он выбрал малоизвестное марокканское кафе «Сулима». Зеленый чай в больших глиняных кружках, россыпь экзотических сладостей (только бы зубы об эти орехи в патоке не переломать), интимный полумрак бархатной ниши – что еще нужно для свидания с той, чье лицо знает вся страна? С одной стороны, место не из дешевых, с другой – народу мало, стало быть, в планы его не входит засветиться со знаменитостью.

Карина пришла принарядившись. Опять в мини – издалека может сойти и за модель. Светло-бежевое шелковое платье подчеркивает загар. Вокруг щиколотки – тонкая золотая змейка.

– Привет!

Веселый чмок в уголок губ. А глаза-то, глаза-то как светятся!

– Выглядишь волшебно, – не покривил душой Арсений.

– Потому что влюблена, – сказала она.

Он проглотил чуть больший кусочек рахат-лукума, чем было задумано, и подавился. Что она говорит? Разве такое можно говорить мужчине? Мужчина должен чувствовать себя охотником, а не жертвой.

– Не пугайся. – Она погладила его по руке. – Знаешь, в чем разница между понятиями любовь и влюбленность?

– В чем же?

– Любовь спокойная. Она молчит и думает о чем-то. Она счастливая и тихая. А влюбленность – это болезнь. Носится по квартире, переставляя вещи с места на место. Именно этим я вчера и занималась, вместо того чтобы отдыхать. Влюбленности есть о чем поговорить, любви есть о чем помолчать.

– Хорошо, что нам есть о чем поговорить… А ты была влюблена в своего мужа? – бестактно поинтересовался он.

– Его я как раз любила. – Карина перестала улыбаться. – Знаешь, странно все так. Я думала, что мы на всю жизнь вместе. У меня с юности была такая установка, и я привыкла к этой мысли, как привыкаешь к какой-то данности. К своим родинкам, к цвету своих глаз.

– Можно линзы цветные носить, – невпопад вставил он. Арсению не нравилось, что она начала философствовать. Гораздо с большим удовольствием он вернулся бы к ней домой и…

– Можно, – мягко улыбнулась она. – Только утром в зеркале ты все равно на минуту встретишься со своими глазами. И это будет правда. Так вот, мне казалось, что я его по-настоящему люблю. А вот теперь выясняется, что не любовь это была, а привычка. Он ушел, я возмутилась, поплакала и – забыла. И теперь без него мне, пожалуй, даже лучше.

Вообще-то он таких скользких разговоров не любил. Его настораживало, когда женщины начинали недвусмысленно намекать, что место благоверного вакантно. Не так давно Марк Коннорс намекнул, что если Арсению захочется, то он вполне может оставить работу в эскорт-агентстве. «Я почти влюблен в тебя, дарлинг, – небрежно сказал он, но за небрежностью этой стояла неуверенность в себе. Марк волновался. – Ты мог бы жить в одном из моих домов, дарлинг. Там, где тебе больше нравится. Хочешь – в Москве, хочешь – в Париже, хочешь – в Лос-Анджелесе. Если ты мечтаешь жить где-то еще, только скажи, я куплю там домик и даже оформлю его на тебя. Мне только хочется иметь возможность видеть тебя всегда, когда захочу».

«Еще чего, старый хрен, – подумал тогда Арсений. – Захотел купить меня в личное пользование, как надувную куклу из секс-шопа? Ничего не выйдет. Я продаюсь только на время. А на жизнь в целом у меня свои планы, никак с тобой не связанные».

Но в данном случае он почему-то обрадовался. Хотя вряд ли в его голову приходила когда-нибудь шальная мысль жениться на Карине Дрозд. Но ее внимание было приятно – кто его знает почему.

– Наверное, я тебя и правда напугала, – рассмеялась Карина. – Что ты, это я так, полушутя. Давай лучше поговорим о более приятном.

– Мне приятно все, о чем ты говоришь, – на автомате сказал он.

– Знаешь, мне предложили сыграть проститутку.

– Что?

– В кино. Представляешь? Проститутку. Какой-то новый нераскрученный режиссер, жутко талантливый. Он хочет привлечь к фильму внимание, ломая амплуа известных актеров.

– А ты?

– Я склоняюсь к тому, чтобы согласиться. – Она хихикнула, прикрыв ладошкой накрашенный рот. – Все просто упадут. К тому же это эпизод, съемки не займут много времени.

– Молодец. Я всегда знал, что ты смелая.

– Хочешь, приходи на съемочную площадку? Посмотришь на меня в гриме уличной девки.

– Можно будет только посмотреть? Или все остальное, что делают с уличными девками, тоже? – интимно понизил он голос.

– Там разберемся.

Она рассказывала что-то еще. Арсений постепенно расслабился. Карина в основном говорила о своей работе. О том, какие смешные накладки иногда случаются в кино.

– В съемках сериала, ну, на премьере которого мы были, участвовала одна актриса. Из сильно пьющих. До середины фильма она как-то додержалась, а потом сорвалась. Представляешь, сценаристу пришлось срочно все переписывать. Но получилось даже лучше.

– Ее героиню убили? Я читал, что так делают.

– Нет, ее героиня по сценарию тоже спилась. Ее даже не гримировали. В итоге получилась самая яркая роль. Ей, наверное, премию дадут какую-нибудь. Просто за то, что пила не просыхая. А еще одну актрису, совсем молоденькую, арестовали. Ее пришлось заменить.

– За что арестовали?

– Наркотики. Курила кокаин прямо в туалете «Мосфильма». Совсем обнаглела.

– Разве кокаин курят?

– И курят тоже. Ты, я надеюсь, не употребляешь?

– Конечно, нет, – бодро соврал Арсений. Что там говорить, кокаин, как джинсы «Левис», никогда не выходит из моды. Наркотик избранных, один грамм стоит не меньше ста долларов.

– Вот и умница. Ты умный мальчик. – Она протянула руку и взъерошила ему волосы. От ее ладони пахло детским кремом.

Арсений смотрел на нее и думал – красивая. Влюблена, чего уж там. Сразу видно, как кошка влюблена. Или путает настоящую привязанность с просто хорошим сексом. Все женщины путают любовь и качественный секс.

Обычно он сразу же терял интерес к тем женщинам, которые в него влюблялись. Почему это происходило? Черствым, что ли, он стал? Кто сделал его таким – работа, Москва, Вероника?

– О чем ты думаешь? – спросила Карина.

– О тебе, – соврал он.

– Нет.

– Ты самая волнующая женщина из всех, кого я в последнее время встречал.

– Правда? – по-детски обрадовалась она. – Скажи, Арсений, а ты был когда-нибудь влюблен?

– Нет, – не задумываясь, ответил он.

…Был ли он влюблен? Да он и сам не смог бы ответить наверняка.

Вероника…

А Вероника все же его бросила. Кинула.

Ушла по-английски, загадочно улыбаясь своими обновленными толстыми губами.

Губастая Вероника, кстати, совсем ему не понравилась. Она вернулась из клиники в разгар его интеллектуальных упражнений – Арсений целыми днями смотрел Тарковского, одновременно читая Сартра. Он ей обрадовался, за месяц он успел забыть ее запах, такой родной. Ее лицо стало грубым и незнакомым, словно не сама Вероника вернулась в дом, а отдаленно похожая на нее родственница. Но все же это была она. И сама она была довольна. Постоянно подбегала то к зеркалу – ртом своим полюбоваться, то к Арсению – потормошить его, демонстрируя, как она соскучилась.

Она не сразу обратила внимание на то, что у него появились новые привычки. Читать газеты по утрам и подолгу таращиться в раскрытую книгу, пытаясь понять смысл.

Первые несколько дней все шло замечательно. Она почти не выходила из дома, ее привычное легкомысленное щебетание успокаивало. Он не вслушивался в ее слова, ему достаточно было слышать ее голос. Вероника готовила. Вероника даже взялась постирать его вещи, при этом дорогой свитер из британского кашемира сел до размеров кукольной одежки, но все равно порыв показался ему трогательным. Плевать на свитер, кому вообще свитер нужен, когда совсем рядом есть она, ее пахнущая молоком и сахаром кожа, ее длинные волосы и гладкие ноги.

А потом она заскучала сидеть подле уткнувшегося в очередной литературный шедевр Арсения. Она возжелала вернуться в агентство – в конце концов, эпопея с губами и затевалась для того, чтобы Вероника могла продолжить модельную карьеру.

Арсения такой поворот событий немного испугал. Он-то видел, что лицо ее стало хуже. Она была очаровательная, пусть немного нестандартная, но все же такая красивая. А стала какая-то неживая – как кукла из порномагазина. Белые волосы, толстые губы, глупые глаза. Бойко и его окружение – люди циничные, они не будут с Вероникой нежности разводить. Так прямо и скажут ей, чтобы убиралась, что ей больше нет места среди девушек с обложки. Она расстроится, и начнется все по-новому – истерики, обвинения, рыдания.