Что такое счастье. Избранное - Эдуард Асадов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разговор с небожителями
Есть гипотеза, что когда-то,В пору мамонтов, змей и сов,Прилетали к нам космонавтыИз далеких чужих миров.
Прилетели в огне и пылиНа сверкающем корабле.Прилетели и «насадили»Человечество на Земле.
И коль верить гипотезе этой,Мы являемся их детьми,Так сказать, с неизвестной планетыПересаженными людьми.
Погуляли, посовещались,Поснимали морскую гладьИ спокойно назад умчались,А на тех, что одни остались,Было вроде им наплевать.
Ой вы, грозные небожители,Что удумали, шут возьми!Ну и скверные ж вы родители,Если так обошлись с детьми!
Улетая к своей планете,Вы сказали им: — Вот земля.Обживайтесь, плодитесь, дети,Начинайте творить с нуля!
Добывайте себе пропитание,Камень в руки — и стройте дом!Может быть, «трудовым воспитанием»Назывался такой прием?
— Ешьте, дети, зверей и птичек! —«Дети» ели, урча, как псы.Ведь паршивой коробки спичекНе оставили им отцы.
Улетели и позабыли,Чем и как нам придется жить.И уж если едой не снабдили,То хотя бы сообразилиНу хоть грамоте обучить!
Мы ж культуры совсем не знали,Шкура — это ведь не пальто!И на скалах изображалиИногда ведь черт знает что…
И пока ума набирались, —Э, да что уж греха скрывать, —Так при женщинах выражались,Что неловко и вспоминать!
Вы там жили в цивилизации,С кибернетикой, в красоте.Мы же тут через все формацииШли и мыкались в темноте.
Как мы жили, судите сами,В эту злую эпоху «детства»:Были варварами, рабами,Даже баловались людоедством.
Жизнь не райским шумела садом,Всюду жуткий антагонизм:Чуть покончишь с матриархатом, —Бац! — на шее феодализм.
И начни вы тогда с душоюНас воспитывать и растить,Разве мы бы разрушили Трою?Разве начали бы курить?
Не слыхали бы про запои,Строя мир идеально гибкий.И не ведали б, что такоеИсторические ошибки.
И пока мы постигли главноеИ увидели нужный путь,Мы, родители наши славные,Что изведали — просто жуть!
Если вашими совершенствамиНе сверкает еще земля,Все же честными мерьте средствами:Вы же бросили нас «младенцами»,Мы же начали все с нуля!
Мчат века в голубом полетеИ уходят назад, как реки.Как-то вы там сейчас живете,Совершенные человеки?!
Впрочем, может, и вы не святы,Хоть, возможно, умней стократ.Вот же бросили нас когда-то,Значит, тоже отцы не клад!
И, отнюдь не трудясь физически,После умственного трудаВы, быть может, сто грамм «Космической»Пропускаете иногда?
И, летя по Вселенной грознойВ космоплане, в ночной тиши,Вы порой в преферансик «звездный»Перекинетесь для души?
Нет, конечно же, не на деньги!Вы забыли о них давно.А на мысли и на идеи,Как у умных и быть должно!
А случалось вдали от дома(Ну, чего там греха таить)С Аэлитою незнакомойНечто взять да и разрешить?
И опять-таки не физически,Без ужасных земных страстей.А лишь мысленно-платонически,Но с чужою, а не своей?!
Впрочем, вы, посмотрев печально,Может, скажете: вот народ!Мы не ведаем страсти тайной,Мы давно уже идеальны.Пьем же мы не коньяк банальный,А разбавленный водород.
Ладно, предки! Но мы здесь тожеМыслим, трудимся и творим.Вот взлетели же в космос все же,Долетим и до вас, быть может.Вот увидимся — поговорим!
Домовой
Былому конец! Электронный век!Век плазмы и атомных вездеходов!Давно, нефтяных устрашась разводов,Русалки уплыли из шумных рек.
Зачем теперь мифы и чудеса?!Кругом телевизоры, пылесосы,И вот домовые, лишившись спроса,По слухам, ушли из домов в леса.
А город строился, обновлялся:Все печи — долой и старье — долой!И вот наконец у трубы осталсяПоследний в городе домовой.
Средь старых ящиков и картонок,Кудлатый, с бородкою на плече,Сидел он, кроха, на кирпичеИ плакал тихонечко, как котенок.
Потом прощально провел черту,Медленно встал и полез на крышу.Уселся верхом на коньке, повыше,И с грустью уставился в темноту.
Вздохнул обиженно и сердитоИ тут увидел мое окно,Которое было освещено,А форточка настежь была открыта.
Пускай всего ему не суметь,Но в кое-каких он силен науках,И в форточку комнатную влететь —Ему это плевая, в общем, штука!
И вот, умостясь на моем столе,Спросил он, сквозь космы тараща глазки:— Ты веришь, поэт, в чудеса и сказки?— Еще бы! На то я и на земле.
— Ну то-то, спасибо, хоть есть поэты.А то ведь и слова не услыхать.Грохочут моторы, ревут ракеты,Того и гляди, что от техники этойИ сам, как машина, начнешь рычать!
Не жизнь, а бездомная ерунда:Ни поволшебничать, ни приютиться,С горя нельзя даже удавиться,Мы же — бессмертные. Вот беда!
— Простите, — сказал я, — чем так вотмаяться,Нельзя ли на отдых! Ведь вы уж дед!— Э, милый! Кто с этим сейчас считается?!У нас на пенсию полагаетсяНе раньше, чем после трех тысяч лет.
Где вечно сидел домовой? В тепле.А тут вот изволь наниматься лешим,Чтоб выть, словно филин, в пустом дуплеДа ведьм непотребностью всякой тешить.
То мокни всю ночь на сучке в грозу,То прыгай в мороз под еловой шапкой. —И крякнув, он бурой мохнатой лапкойСурово смахнул со щеки слезу.
— Ведь я бы сгодился еще, гляди.А жить хоть за шкафом могу, хоть в валенке. —И был он такой огорченно-маленький,Что просто душа занялась в груди.
— Да, да! — закричал я. — Я вас прошу!И будьте хранителем ярких красок.Да я же без вас ни волшебных сказок,Ни песен душевных не напишу!
Он важно сказал, просияв: — Идет! —Затем, бородою взмахнув, как шарфом,Взлетел и исчез, растворясь, за шкафом.И все! И теперь у меня живет.
Про будущую старость
(Шутка)
Гоня хандру повсюдуТо шуткой, то пинком,Я, и состарясь, будуВеселым стариком.
Не стану по приказуТощать среди диет,А буду лопать сразуПо множеству котлет!
Всегда по строгой мереПить соки. А тайком,Смеясь, вздымать фужерыС армянским коньяком!
На молодость не стануЗавистливо рычать,А музыку достануИ буду с нею рьяноНочь за полночь гулять!
Влюбленность же встречая,Не буду стрекозлить,Ну мне ли, ум теряя,Наивность обольщая,Посмешищем-то быть?!
К чему мне мелочиться,Дробясь, как Дон Жуан,Ведь если уж разбиться,То вдрызг, как говорится,О дьявольский роман!
С трагедией бездонной,Скандалами родни,Со «стружкою» месткомнойИ с кучей незаконнойГорластой ребятни!
И, может, я не скрою,Вот тут придет за мнойСтарушечка с косою:— Пойдем-ка, брат, со мною,Бездельник озорной!
На скидки не надейся,Суров мой вечный плен.Поди-ка вот, посмейся,Как прежде, старый хрен! —
Но там, где нету света,Придется ей забытьПро кофе и газеты.Не так-то просто это —Меня угомонить.
Ну что мне мрак и стужа?Как будто в первый раз!Да я еще похужеОтведывал подчас!
И разве же я струшуПорадовать поройУмолкнувшие душиБеседою живой?!
Уж будет ей потеха,Когда из темнотыНачнут трястись от смехаНадгробья и кусты.
Старуха взвоет малостьИ брякнет кулаком:— На кой я черт связаласьС подобным чудаком!
Откуда взять решенье.Взмахнуть косой, грозя?Но дважды, к сожаленью,Убить уже нельзя… —
Но бабка крикнет: — ЭтоНам даже ни к чему! —Зажжет мне хвост кометойИ вышвырнет с планетыВ космическую тьму.
— Вернуться не надейся.Возмездье — первый сорт!А ну теперь посмейся,Как прежде, старый черт! —
Но и во тьме бездоннойЯ стану воевать.Ведь я неугомонный,Невзгодами крещенный,Так мне ли унывать?!
Друзья! Потомки! Где быВам ни пришлось поройСмотреть в ночное небоНад вашей головой,
Вглядитесь осторожноВ светлеющий востокИ, как это ни сложно,Увидите, возможно,Мигнувший огонек.
Хоть маленький, но ясный,Упрямый и живой,В веселье — буйно-красный,В мечтанье — голубой.
Прошу меня заранеВ тщеславье не винить,То не звезды сиянье,А кроха мирозданья,Ну как и должно быть!
Мигнет он и ракетойТолкнется к вам в сердца.И скажет вам, что нетуДля радости и светаНи края, ни конца.
И что, не остывая,Сквозь тьму и бездну лет,Душа моя живаяВам шлет, не унывая,Свой дружеский привет!
Ангелы и бес