"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

— Можно позвать кого-нибудь еще, — тяжело дыша, проговорил Ингрэм. Шлюха закашлялась и поперхнулась.

— Все, вон пошла отсюда, — велел мужчина, застегиваясь.

— Если джентльмены желают, я могу остаться, — сглотнув, предложила девушка. «Ну, как вам будет удобно».

— Мы тебя найдем, если что, — Николас чуть шлепнул ее. «Иди, там, на верфях сегодня жалованье выдавали, клиентов упустишь».

— Надо бы обед заказать, — Роберт осмотрел пустой, в объедках стол. «Мамаша Булл что-то говорила вчера про кролика».

— В прошлой жизни этот кролик наверняка мяукал, — ехидно заметил Сапожник, и, забрав бутылку вина, вернулся на кровать. «Ничего, — сказал он, отпив из горлышка, — сейчас моя птичка Кэтрин закончит разливать пиво, и я ее опять уложу на спину до утра, вам на зависть».

— Если ты так будешь пить, Кит, — заметил Николас, — то не видать тебе звания короля английского театра. Этот провинциальный щенок из Стратфорда тебя опередит.

— Что он знает о жизни? — Кит ухмыльнулся. «Он кроме своей навозной лужи за коровником и труппы Бербеджа ничего не видел. Он даже на континенте никогда не был».

— Он много читает, — равнодушно заметил Роберт, чистя ногти щепочкой.

— Дорогой мой эсквайр, — Сапожник приподнялся на локте, — ты же сам заканчивал Кембридж.

Ну, разве самоучка, сын мастерового, сравнится с нами, джентльменами? И давайте, наконец, уже попросим этого пресловутого кролика, для Кэтрин мне потребуется много сил.

Уильям подал Полине руку и она, взобравшись на сцену, рассмеялась: «По-моему, я тебе нужна только для того, чтобы репетировать!»

Шекспир отложил рукопись и, взяв ее лицо в ладони, спросил: «А ты не можешь не уезжать?»

Девушка помолчала и заставила себя сказать, не глядя в его карие глаза: «Нет, не могу.

Дядю срочно вызвали — какие-то дела».

— Моя смуглая леди, — пробормотал он, и, вдохнув запах роз, твердо сказал: «А ну бери роль, это новое, я тут вчера кое-что придумал, ночью. Ты — итальянка, зовут Джульетта, стоишь на балконе, и видишь юношу Ромео, который признается тебе в любви. Это так, отрывок пока, я хочу послушать, как он звучит.

— Ты начинаешь, — кивнула Полина.

— Клянусь тебе священною луной, Что серебрит цветущие деревья…

— услышала она мягкий, страстный голос Уильяма, и продолжила:

— О, не клянись луной непостоянной, Луной, свой вид меняющей так часто. Чтоб и твоя любовь не изменилась.

— Так чем поклясться? — Шекспир взглянул на нее и Полина, сжав руки, едва дыша, сказала:

— Вовсе не клянись; Иль, если хочешь, поклянись собою, Самим собой — души моей кумиром, — И я поверю.

— Поверишь? — его губы были совсем рядом.

— Поверю, — кивнула Полина, обнимая его, опускаясь вместе с ним на грубые доски сцены.

Мэри затащила ведро воды наверх и стала, насвистывая, мыть пол в узком коридоре. Из-за какой-то двери крикнули: «А ну заткнись, тут люди спят еще!».

Она чуть улыбнулась и услышала шаги на лестнице. «Я тут мыла с утра, — удивленно сказала Кэтрин, оглядывая влажный пол.

— Джентльмена стошнило, вон там, — пожала плечами Мэри. «Клиенты жаловались».

— Дай мне пройти, — потребовала Кэтрин, — мне надо в ту комнату, — она указала на дальнюю дверь.

— Проходи, — ответила Мэри, и, отступив, освободила ей дорогу.

Когда служанка уже была рядом, Мэри незаметным движением подставила ей ногу. Кэтрин поскользнулась на луже воды, и упала, ударившись лицом о деревянное ведро.

— Сучка безрукая! — зашипела Кэтрин, держась за разбитый нос. «Как мне под мужика с таким ложиться!»

— Пойди, промой водой из колодца и посиди, закинув голову, — спокойно ответила Мэри.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«Подождет твой мужик, ничего».

Кэтрин, ругаясь, стала спускаться вниз.

— Мне интересно, — меланхолично поинтересовался Ингрэм, рассматривая заляпанный жирными пальцами, выписанный на клочке бумаги, счет, — мамаша Булл нас за кого держит — за дураков? Нам столько бутылок и за месяц не выпить.

— Я заказывал ночью, мне Кэтрин приносила, — Сапожник обгрыз кость и кинул ее через плечо, в угол комнаты.

— Ну вот, ты и плати, — велел Ингрэм. «Нечего, мы этого вина и в глаза не видели».

— Ингрэм, друг мой, не будь таким мелочным, — ухмыльнулся Сапожник. «А то ты прямо, как герой моей пьесы, «Мальтийский жид». Все же Аллен отлично его играл, Бербедж ему и в подметки не годится, — Сапожник потянулся за шпагой и шутливо пощекотал острием спину Ингрэма. «Мы же все тут джентльмены, что за расчеты?».

— Джентльмены, — согласился Ингрэм, и, повернувшись, одним, неуловимым движением, вонзил кинжал в правый глаз Сапожника. Услышав хруст кости, он увидел, как мужчина, наклонившись вперед, хрипя, дергаясь в судороге, упал. Ингрэм вытер кинжал о камзол, и заметил: «Всегда надо удостовериться в том, что лезвие вошло достаточно глубоко».

Роберт кивнул, и, посмотрев на расплывающуюся по доскам темную, вязкую лужицу, чуть приоткрыл дверь.

Мэри бросила один взгляд на тело и подхватила юбки.

— Я вас найду, — шепотом пообещал Роберт. «Бегите».

Мэри простучала босыми пятками по лестнице, и быстро ринулась на двор. В таверне было людно, и она, проскользнув между патронами, оказавшись за воротами, на мгновение остановилась.

Окошко под крышей распахнулась, и, Кэтрин прокричала, рыдая: «Тут человека убили! На помощь!».

Мэри нашарила в мешочке на шее медные монеты и во весь опор пустилась вниз, к перевозу на северный берег Темзы.

— Подожди, — Уильям вдруг остановился и поднял голову. Полли очнулась от какого-то сладкого забытья, где был только его голос, его губы, его руки, и почувствовала спиной твердые доски. Она оглядела себя и тихо спросила: «Что такое?».

— Что-то случилось, — Уильям посмотрел на маленькую, едва прикрытую кружевами грудь, которую он только что целовал, и повторил: «Что-то случилось».

— Это я, да? — из черных глаз вдруг брызнули горячие, быстрые слезы и она шмыгнула носом:

«Я тебе не нравлюсь!».

Уильям покачал головой и тихо, нежно ответил: «Ну что ты, моя смуглая леди. Дело не в тебе, дело во мне. Случилось что-то страшное. Я не могу». Он стал поправлять на ней корсет, и Полина, разрыдавшись, сказала: «Нет, я знаю, я знаю — это я!»

— Ну что ты, — он ласково привлек ее к себе и вдруг сказал: «Нет, я не хочу, тебя вот так, отпускать. Иди сюда».

Она вытянулась на боку, прижавшись к нему, и вдруг ахнула: «Да, да, еще!»

Уильям почувствовал щекой ее мягкие, теплые волосы, и, окуная пальцы в ее жар, слыша ее частое дыхание, грустно сказал: «Счастливого пути, моя смуглая леди».

Он стоял, как всегда, в партере, засунув руки в карманы, чуть опустив голову, ощущая лопатками взгляды сотен зрителей сзади. Галереи были пусты — шел последний, вечерний прогон, но публика всегда была там — для него.

Сцена лежала перед ним, как та река, в которую надо было войти Цезарю, — он читал о ней у Светония, — та река, которую надо было пересечь, чтобы завоевать мир.

Он вдруг потянулся за пером и чернильницей, и набросал что-то на обрывке бумаги, которые вечно лежали у него в карманах. «Это потом, — пробормотал Шекспир, и еще раз перечитал:

«Умереть, уснуть, и все, и говорить, что сном покончил с сердечной болью, с тысячью страданий».

— Если б все было так просто, — хмыкнул он. «Но это хорошо, очень хорошо, друг мой Уильям».

— Мистер Шекспир! — привратник тянул его за рукав рубашки. «Мистер Шекспир».

Он услышал шепот, и, еще не веря, не желая поверить в то, что произошло, хлопнул в ладоши.