Собрание сочинений - Карлос Кастанеда

Она добавила, что в ее случае распад человеческой формы начался с невыносимой боли в матке и с необычайного давления, медленно смещавшегося вниз — к ногам и вверх — к горлу. Она добавила, что последствия ощущаются немедленно.

Я хотел записывать каждый оттенок моего нового состояния. Я приготовился вести детальный дневник обо всем происходящем, но, к своему большому разочарованию, ничего больше не случалось. После нескольких дней напрасного ожидания я отбросил объяснение Ла Горды и решил, что доктор был прав в своем диагнозе. Мне это было совершенно понятно. Я взвалил на себя ответственность, порождавшую невыносимое напряжение. Я принял лидерство, которое, по мнению учеников, принадлежало мне, но не имел никакого представления, как себя вести и что делать.

Нагрузка проявилась в моей жизни и более серьезным образом. Мой обычный уровень энергии непрерывно падал. Дон Хуан сказал бы, что я теряю личную силу и, следовательно, я непременно потеряю свою жизнь. Дон Хуан учил меня жить, полагаясь исключительно на личную силу, что я понимал как такое отношение к миру, которое может быть разрушено только со смертью. Поскольку никакой возможности изменить ситуацию не предвиделось, я заключил, что жизнь моя подходит к концу. Мое чувство обреченности, казалось, разъярило всех учеников. Я решил на пару дней уехать, чтобы рассеять свою хандру и снять их напряжение.

Когда я вернулся, они стояли у дверей дома сестричек, как бы ожидая меня. Нестор бросился к моей машине и, прежде чем я выключил мотор, прокричал, что Паблито сбежал. Он уехал умирать, сказал Нестор, в город Тулу, на родину предков. Я был в ужасе и почувствовал себя виновным.

Ла Горда не разделяла моего отношения к случившемуся. Она сияла, светясь удовлетворением.

— Этому красавчику лучше умереть, — сказала она. — Все мы теперь заживем гармонично, как и должны были. Нагваль говорил нам, что ты внесешь перемену в нашу жизнь. Что ж, ты ее принес. Паблито нам больше не досаждает. Ты избавил нас от него. Посмотри, как мы счастливы. Без него нам живется куда лучше.

Я был вне себя от ее бесчувственности. Я сказал так жестко, как только мог, что дон Хуан учил нас быть воинами. Я подчеркнул, что безупречность воина требует, чтобы я не позволил Паблито умереть просто так.

— Что же ты собираешься делать? — спросила Ла Горда.

— Я собираюсь послать одного из вас, чтобы он жил с ним, — сказал я. — До того дня, пока мы все, включая Паблито, не сможем уехать отсюда.

Они посмеялись надо мной, даже Нестор и Бениньо, которых я считал наиболее близкими к Паблито. Ла Горда смеялась дольше всех, явно провоцируя меня.

Я обратился за поддержкой к Нестору и Бениньо. Они отвели глаза в сторону.

Я воззвал к высшему пониманию Ла Горды. Я умолял ее. Я использовал все доводы, какие мог придумать. Она смотрела на меня совершенно невозмутимо.

— Пойдемте, — сказала она остальным.

Она лучезарно улыбнулась мне, затем передернула плечами и поджала губы.

— Приглашаем тебя идти с нами, — сказала она мне, — при условии, что ты не станешь задавать вопросов и не будешь упоминать об этом маленьком красавчике.

— Ты, Ла Горда, бесформенный воин, — сказал я, — ты сама мне это говорила. Почему же тогда ты судишь Паблито?

Ла Горда не ответила. Удар попал в цель. Она поморщилась и отвернулась от моего взгляда.

— Ла Горда с нами! — пронзительно закричала Хосефина.

Сестрички окружили Ла Горду и затолкали ее в дом. Я последовал за ними. Нестор и Бениньо тоже вошли внутрь.

— Что ты собираешься делать, забрать кого-нибудь из нас силой? — спросила Ла Горда.

Я сказал им, что считаю своим долгом помочь Паблито и делал бы то же для любого из них.

— Ты действительно думаешь, что сможешь это сделать? — спросила Ла Горда, сверля меня злобным взглядом.

Я хотел было яростно заорать, как я уже делал однажды в их присутствии. Но обстоятельства были иными. Я не мог этого сделать.

— Я собираюсь забрать с собой Хосефину, — сказал я. — Я — Нагваль.

Ла Горда сгребла сестричек и прикрыла их своим телом. Они уже собирались взяться за руки; что-то во мне знало, что если они это сделают, то их объединенная сила станет ужасной и все мои усилия забрать Хосефину пойдут прахом. Моим единственным шансом было ударить прежде, чем они успеют образовать группу. Я толкнул Хосефину обеими руками так, что она волчком вылетела на середину комнаты. Прежде чем они успели собраться снова, я ударил Лидию и Розу. Они согнулись от боли. Ла Горда бросилась на меня с яростью дикого зверя. Я никогда не видел ее такой разъяренной. Она вложила в этот бросок всю свою концентрацию. Если бы она меня ударила, я бы умер на месте. Она промахнулась лишь на какой-то дюйм. Я схватил ее в охапку, и мы покатились по полу. Мы отчаянно боролись, пока полностью не выдохлись. Ее тело расслабилось. Она начала гладить тыльную сторону моих рук, которые были крепко сцеплены у нее на животе.

Тут я заметил, чо Нестор и Бениньо стоят у дверей. Оба они, казалось, были на грани обморока.

Ла Горда смущенно улыбнулась и сказала, что рада тому, что я одолел ее.

Я увез Хосефину к Паблито. Я чувствовал, что она единственная из всех искренне нуждается в том, чтобы за ней кто-то ухаживал, а Паблито меньше всех сторонился ее. Я надеялся, что благородство заставит его прийти на помощь, если она будет в такой помощи нуждаться.

Через месяц я снова приехал в Мексику. Паблито и Хосефина вернулись. Они поселились в доме Хенаро вместе с Бениньо и Розой. Нестор и Лидия жили в доме Соледад, а Ла Горда — одна в доме сестричек. Я был очень удивлен и хотел знать, что стоит за этой новой организацией.

Ла Горда сухо сообщила мне, что за всем этим, насколько ей известно, не кроется ничего особенного. Они избрали жить парами, но не парами в обычном понимании. Она добавила, что вопреки тому, что я могу подумать, они были безупречными воинами.

Новая форма отношений была действительно приятной. Все, казалось, полностью расслабились. Не было больше ни подначек, ни вспышек конкуренции. Они стали одеваться в стиле, принятом у индейцев этого