Тринитротолуол из Перистальтики - Константин Твердянко

опасался выдать свое незнание простейших вещей, сколько из-за того, что сам Яцек наверняка бы загорелся желанием обсуждать со мной прочитанное. А я еще не был морально готов к вечерам в компании аборигена. И материально — тоже. Нужно продумать, в каком углу разместиться так, чтобы лица почти не было видно, но чтобы это не выглядело подозрительно. И взять где-то «домашний» заменитель полотнища, скрывающего челюсть.

С одеждой вообще, как я понял через неделю, выходила какая-то унылая эпопея. Начать хотя бы с того толстого шарфа, который я успел заказать под предлогом непривычки к холодам. А поскольку их я переносил куда лучше, чем предполагалось, то носить такой шерстяной ужас стало для меня сущим мучением. К тому же он еще и безбожно колол шею и подбородок. Откровенно говоря, я предпочел бы, пожалуй, ходить по морозу с голым торсом, чем так. Но ничего не поделаешь, конспирация важнее. Поэтому я героически терпел и кутался в шарф и на улице, и в помещениях — прямо как заправский хипстер. Несмотря даже на то, что временами и дышалось с трудом: адский шарф обхватывал горло, подобно вязаной змее.

Несколько позже я отправил слугу алхимика к скорняку. Заказать меховую шапку, с условием, «чтобы ушам было удобно». И этот сумрачный гений-кутюрье, видимо, наслушавшись о моем шарфе, наворотил такого, что я аж вздрогнул, когда мне принесли… изделие. Скорняк соорудил по бокам шапки специальные меховые чехлы, куда следовало совать мои уши. Я честно попробовал это носить, но уши постоянно то натирало, то они стремились вырваться оттуда наружу, шапка все время сползала самым диковинным образом. В итоге я с легким сердцем отказался от этого произведения средневековой дизайнерской мысли и отправил со слугой новое задание — сшить обычную накидку, просторный меховой капюшон. Сославшись на жуткое неудобство шапки-мутанта. Мастер, должно быть, обиделся, но меня это слабо волновало. В конце концов, из-за него моим ушам пришлось порядком пострадать. Как будто мне шарфа мало.

Зато в городе — узнал от прислуги — неожиданно стали пользоваться спросом так называемые «шапки-эльфийки», скроенные по образу и подобию того убожества. Уж не знаю, кто его так разрекламировал — наверное, сам автор руку приложил. Меня в этой шапке и видели-то полтора раза, учитывая мою нелюбовь к выходу в общество. Новые же уборы несколько напоминали наши традиционные шапки-ушанки, только уши-отвороты, нелепые узкие и заостренные лоскуты меха, торчали на них кверху, закрепленные на медных спицах. Поговаривали даже, что местные криминальные деятели устраивают в этих отворотах специальные тайники, где таскают небольшие ножи, отмычки, свертки с дурман-травой и прочий уголовный инвентарь. А добропорядочные горожане, в свою очередь, иногда заказывают «уши» с кармашками для золотых монет и прочих мелких ценностей. Так я внезапно побывал законодателем моды и внес свою лепту в локальный прогресс. Пусть и сомнительную.

Сидение дома тоже, конечно, не могло служить панацеей от разоблачения. Мигом вылез побочный эффект — больше общения с Яцеком, его матерью и всякой челядью. Особенно напрягали, как ни глупо звучит, встречи с их домашним любимцем — котом. Тот как невзлюбил меня с первой встречи, так и не прекращал страшно шипеть и надуваться, едва учуяв. Оставалось лишь недоуменно коситься на него и не подавать виду, что смущен такой реакцией животного. Свидетельницей этих встреч, как назло, дважды оказывалась пожилая леди Агнеска — матушка алхимика. С этой женщиной я после нашей первой встречи и виделся-то раза четыре. Но неизменно ловил на себе ее странный взгляд. Возникло стойкое ощущение: она что-то подозревает, но пока держит мысли при себе — скорее всего, по той причине, что непонятный гость спас ее сына от смерти. Разумеется, я особенно старался избегать как раз госпожу Агнеску. «Леди» и «пани» называл ее исключительно про себя, потому что местное обращение так и не расслышал.

Старый лакей, с которым я был вынужден время от времени пересекаться в порядке «обслуживания номеров» — по-моему, это вообще не входило в его обязанности, но к высокому гостю допускали в основном почетного ветерана сервиса, — тоже вел себя как-то неправильно. С демонстративным почтением, но притом крайне отстраненно. Едва он входил в комнату — на меня почти физически веяло эмоциональной прохладой. То ли считает, что высокорожденный злоупотребляет гостеприимством хозяев, то ли еще что похуже — никак не понять. Впрочем, я платил ему той же монетой, напрочь игнорируя. С персоналом любезничать все равно не положено.

Про обещанную аудиенцию у здешнего правителя речи пока даже не заходило. Так и думал, что ждать придется гораздо дольше, чем сказали алхимику. Тревожила мысль, что надолго затягивают с этим именно потому, что меня сейчас пытаются проверить какие-то спецслужбы. Осторожность опять переползла тонкую грань паранойи, и я едва держался, чтобы не сорваться и не сбежать в ставший привычным лес. Каждый вечер внимательно осматривал комнату, заглядывал под кровать, шарил руками под столешницей и подолгу, чуть-чуть отодвинув край шторы, вглядывался в окно, пытаясь заметить наблюдателей. Ничего так и не обнаружил, но это вовсе не значило, что их не было.

Слава богу, дозоров и патрулей около дома не прибавилось. Лишь это и успокаивало.

Вариант скрасить досуг вскоре все-таки появился, только меня он, увы, совершенно не устраивал. Ко мне повадились было ходить две служанки помоложе — то одна зайдет под каким-нибудь благовидным предлогом, то другая интересуется, не угодно ли что-нибудь господину. Весьма игриво при этом поглядывая. Но обеих я достаточно грубо отшил, даже не особенно терзаясь угрызениями совести — не хватало тут мне еще сомнительных похождений. Мало того что раздеваться нельзя даже частично, так еще и обе они были, мягко говоря, не в моем вкусе. Одна — плотная деваха с глубоко посаженными крохотными глазками и приплюснутым носом, вторая — откровенно потасканного вида. Была то их личная инициатива или очередной элемент вежливости хозяев — черт его знает. Уж простите — не оценил в любом случае.

Однажды, услышав неясный шум на лестнице, выглянул из комнаты и увидел, как двое слуг, пыхтя и приседая, проносят зеркало в человеческий рост. Ну как зеркало — тяжелую полированную пластину с каким-то покрытием. Не утерпел, выяснил, что несут они его со двора, с чистки, в покои госпожи. Естественно, попросил вначале доставить зеркало ко мне — пусть и не совсем по пути им было. Слуги пригорюнились, особенно пожилой, но отказать в просьбе, конечно, не могли. А я, надежно заперев дверь, узнал о себе много нового. Ведь до того познавал свою рожу