Несбывшаяся любовь императора - Елена Арсеньева

– Я приехал сюда, чтобы вступить в службу герцога, и вдруг увидел тебя! Тогда я забыл все. Эсмеральда, мы убежим отсюда нынешней ночью. Я увезу тебя в Германию. Император принимает людей всех наций, можно служить с честью везде!

Эсмеральда радостно отвечала:

– Мне быть твоей женой, мне, бедной цыганке, бессемейной, без отца, без матери… Ах, если бы ты принял меня в служанки, я бы следовала за тобой на край земли – служила бы тебе, как верная собака, которая лижет ноги своего господина и – счастлива! И быть твоей женой, мой благородный, прекрасный рыцарь, мой защитник, мой супруг! Ах, вези меня туда…

Как дрожал голос Вари Асенковой при этих словах, как сияли ее глаза, как трепетало все ее существо, как любила она! Бедный Дюр – Феб, который стоял спиной к императорской ложе и прекрасно видел, куда смотрит Варя, едва за голову не схватился в смятении, потому что она вдруг оставила в покое причесанный монолог Бирх-Пфейер и выпалила те страстные слова, которые сам Гюго вложил в уста своей Эсмеральды в романе:

– Я буду твоей любовницей, твоей игрушкой, твоей забавой, всем, чем ты пожелаешь. Ведь я для того и создана. Пусть я буду опозорена, запятнана, унижена – что мне до этого? Зато я любима! Я буду самой гордой, самой счастливой из женщин!

Николай Павлович сидел прямо… У него и всегда-то была горделивая осанка, а теперь его развернутые плечи словно окаменели.

Он тоже отлично помнил роман Гюго и понимал, что актриса вдруг понесла отсебятину.

Да ведь она признается в любви! Публично признается в любви императору!

«Я буду твоей любовницей, твоей игрушкой, твоей забавой, всем, чем ты пожелаешь. Ведь я для того и создана…»

Что и говорить – sapienti sat… [30]

Ничего себе – восхищенное дитя!

– Очень мило, – натянуто выговорила Александра Федоровна, легонько похлопав ладонью о ладонь. – Право, очень мило!

Это стало сигналом к бурным аплодисментам, с которыми зал, до глубины души проникнувшись изображаемыми на сцене пылкими чувствами, несколько подзадержался.

Зрители, которые видели только то, что игралось актерами, остались в убеждении, что спектакль прошел на редкость хорошо. Те же, кто ловил мельчайшее движение императорской брови, мигом смекнули: ее величество недовольна – снова недовольна! – а его величество раздражен. Великий князь Михаил, как бы это выразиться… озадачен.

Наутро «Литературные прибавления» к газете «Русский инвалид»[31] вышли с весьма пренебрежительной рецензией критика Виктора Кравецкого, правда, «упакованной» в довольно-таки вежливую обертку: «…г. Асенкова, столь мило играющая роли наивных девушек в водевилях, не могла исполнить довольно трудную роль Эсмеральды… Это доказывает только то, что сценический талант не может быть годен для всех амплуа и что артистам водевильным не всегда бывает возможно браться за роли в драмах серьезных…»

Что и говорить, Кравецкий не мог простить Варе прошлую обиду. Однако она и в самом деле поступила неосторожно на премьере «Эсмеральды». Тайное стало явным… А также стало явным, что государь относится к обожанию хорошенькой артисточки, мягко говоря, спокойно.

Мужчины – странный народ. Женщины, конечно, тоже хороши, но мужчины… Слухи о том, как Асенкова «выставлялась» перед императорской ложей, разнеслись мгновенно и произвели впечатление на некоторых ее поклонников. Кое-кто даже начал презирать молодую актрису и решил, что теперь ей не нужно оказывать и доли того уважения, которого требовали мало-мальские приличия. Короче, эти господа почему-то ощутили, что руки у них отныне развязаны.

Некий купчик, принятый Варей, что называется, «в вилы», отместки ради однажды скупил билеты в первом ряду партера и посадил на эти места нанятых им лысых людей. В зале стоял такой хохот, что представление было сорвано. Варя в слезах убежала со сцены, потому что ни одного ее слова не было слышно: все заглушалось гомерическим хохотом.

И еще пренеприятнейший случай: пятеро офицеров, сидя в первых рядах, демонстративно орали, хохотали, выкрикивали Варе непристойности:

– Юбку задери, задери повыше!

Соседи опасались урезонивать буянов, и продолжалось это безобразие, пока не появился вызванный директором театра плац-адъютант[32] и не выдворил их.

Но вот что уязвило Варю больше всего: ее многочисленные обожатели, сидевшие в зале, не сделали ничего, чтобы защитить ее, выгнать мерзавцев! Правда, среди оных мерзавцев были представители родовитых фамилий, люди со связями, но все же…

Вдобавок ко всему прошел слух, будто за кулисами после скандальной «Эсмеральды» разразился еще какой-то скандал. Никто ничего толком не знал… Вроде бы Асенкова с кем-то поссорилась, а почему – неизвестно. Вроде бы кто-то кому-то дал пощечину… Пристыдить нескромную актрису взялась Наденька Самойлова и за это была побита…

Словом, темная история. Однако имя Варвары Асенковой обросло новым ворохом несусветных сплетен.

Кое-что, если бы захотели, могли рассказать трое: Варя, Наденька Самойлова и… Раиска. Да-да, та самая Раиска – горничная Варвары Асенковой и бывшая камеристка графини Клейнмихель. Но они молчали, словно воды в рот набрав, и постепенно все расспросы сошли на нет. Просто Раиска теперь стала горничной Наденьки Самойловой, и она, и ее хозяйка проходили мимо Вари, гордо задрав носы, а потом хихикали ей вслед.

Наверное, каждая женщина обречена хоть однажды в жизни пожалеть о том, что она вышла замуж – и что она вышла замуж именно за этого человека. Ей вдруг начинает казаться, что супруг ее совершенно и безоговорочно ей чужд, души их бродят по разным путям, умы заняты разными устремлениями, сердца бьются розно, даже если тела находятся рядом, в одной постели. А уж если и тела разлучены, то как тут не отдаться невольно сожалениям о том, что любовь миновала, молодость прошла, а дружба и сердечное единение, некогда, казалось, обретенные в союзе с человеком, которому ты в свое время дала вечную клятву верности, сошли на нет, и клятва твоя затоптана в пыль мелкими – да и не слишком мелкими! – неверностями супруга. Достоинство же твое, внешне возвеличенное, беспрестанно оскорбляет и унижает именно он, этот самый близкий и самый дорогой человек.

Приблизительно таким мыслям предавалась императрица Александра Федоровна после достопамятного спектакля «Эсмеральда» в Большом Александринском театре. Странное ощущение опустошенности преследовало ее непрестанно. Ничего подобного не испытывала она с тех самых пор, как перед ней, в ту пору молоденькой прусской принцессой, явился младший брат русского государя Александра, для того чтобы взять ее в жены. Это предложение вызвало превеликое изумление у всех германских князей и герцогов – хотя русские государи с давних пор испытывали слабость к немецким невестам и охотно вступали с ними в брак сами или сватали их за своих сыновей, это правило отчего-то не распространялось на отпрысков королевского дома Пруссии. Однако времена меняются, и вот император Александр посватал для своего младшего брата, царевича Николая, не кого-нибудь, а дочь самого прусского короля. Нарушить многолетнюю традицию решилась королева Луиза, которая много лет была влюблена в Александра и пользовалась его благосклонностью. Разумеется, это была лишь платоническая, невинная любовь, однако она оставила глубокий след в двух сердцах. Именно поэтому после смерти тайно любимой им Луизы Александр издалека поглядывал на ее дочь, а когда она повзрослела, затеял сватовство.