Турецкий горошек - Д. Нельсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Добропорядочные мужья не поддаются соблазнам, – парирует Джек. Женщина вешает трубку, прежде чем он успевает отсоединиться.
– Как вы думаете, директор Бейкер пойдет на попятную? – спрашивает Тина.
– Он упрямый, – говорит Джуди. – Как осел.
После занятий я захожу в киоск. Там толпа. Мухаммед уже за прилавком. А Питер проводит собеседование с новым кандидатом в помощники для его бизнеса. Мой горошек хочет сократить время своего пребывания на работе до десяти часов в день. Мы с ним обсудили наши финансовые возможности и выяснили, что прекрасно заживем, сложив наши заработки. Я рада, что мое жалованье теперь считается достойным вкладом, а не жалким пустячком.
Кандидатом является молодая девица, и я испытываю укол ревности.
– Можно я буду работать в костюме сельдерея? – спрашивает она.
Слегка утешает то, что обычно работнички в его киоске не задерживаются дольше трех месяцев. Мухаммед исключение.
Питер замечает меня.
– Лиз, привет, познакомься с Андреа. Андреа, это моя невеста.
Мы изучающе посматриваем друг на друга, обмениваясь рукопожатием. Меня никогда не волновало, кто именно работает у Дэвида. Я надеюсь, что это у меня разыгрались гормоны, а не у него.
– А у вас есть система безопасности? – интересуется она.
– По правде говоря, нас два раза грабили, но после этого охранники колледжа взяли нас под свое крыло, – говорит Питер.
Он показывает ей другие меры безопасности – камеры слежения, объявление, гласящее, что к оплате принимаются купюры не больше двадцати долларов, и аварийные кнопки для связи с полицейским участком.
– И вообще копы к нам частенько заглядывают. Им нравится наш кофе, – добавляет Мухаммед.
Он призывает меня на помощь, пока Питер не закончит собеседование. Удивительно, что в такой холод выстроилась длинная очередь.
– Наш киоск фотографируют. – Мухаммед показывает на шикарный черный «фольксваген» на другой стороне улицы. Сидящий за рулем мужчина, заметив, что мы смотрим на него, убирает фотоаппарат и включает зажигание. Через пару минут его уже нет и в помине.
Питер снимает свой гороховый костюм и надевает теплую куртку. Он обнимает меня одной рукой, и мы направляемся к дому, снег хрустит у нас под ногами. Пока мы ждем зеленого света на перекрестке, он целует меня.
– Осторожней! А то наши губы могут примерзнуть друг к другу, – говорю я.
Моя подготовка к лекциям проходит в уголке второго этажа, где я организовала для себя рабочее место. Я предпочла бы сидеть внизу на диване и, положив голову на колени Питера, смотреть новости.
Питер кричит, чтобы я скорей приходила. Я сбегаю вниз и вижу выступление директора Фенвея, Джонатана Бейкера, который говорит:
– Мужскую половину преподавателей нашего колледжа частенько пытаются соблазнить юные студентки. От них пострадал и профессор Генри Самнер, не зря ведь говорится: «Бойся женских чар, как самого дьявола». И хотя мы очень серьезно рассматриваем любые жалобы учащихся, поскольку должны защищать наших молодых студенток, но порой нам приходится также защищать и наших преподавателей.
Регина Хьюз, новая телеведущая – на закате карьеры переметнувшаяся к нам из Нью-Йорка, но заявившая по радио, что ее потянуло на родину в Новую Англию, – спрашивает:
– Значит, вы не верите в справедливость обвинений, выдвинутых против профессора Самнера?
– Мы провели тщательное расследование. Он отверг все обвинения и в итоге добился поддержки коллег и Совета правления. Я лично также на его стороне. Мы не вправе поставить крест на его карьере из-за истеричных девиц. Нечто подобное уже произошло когда-то в истории с Салемскими ведьмами. Невинные люди погибли только потому, что несколько хулиганок…
Лицо Бейкера пропадает, и на экране вновь появляется Хьюз. В руках у нее лист бумаги.
– Мне только что позвонила профессор Джуди Сментски, хорошо известный и уважаемый специалист по проблемам подросткового питания, которая руководит клиникой Фенвейского колледжа. Доктор Сментски сообщила нам, что далеко не все преподаватели поддерживают профессора Самнера.
– Нет, ты видел, что замыслил этот гад, – говорю я Питеру.
– Да уж, я все ждал, во что это может вылиться, – говорит он.
* * *Я никогда не считала себя меркантильной особой. Живя в доме, набитом всевозможными техническими новинками, я мечтала жить попроще, без всех этих игрушек Дэвида.
В доме Питера кухня хорошо оборудована, но не набита техническими новинками. Ему не нужны особые устройства для приготовления горячих булочек с сосисками или для придания бутербродам идеально круглой формы.
Если бы я оборудовала прежний дом по собственному вкусу, то сейчас, возможно, больше скучала бы по всяким мелочам, поскольку ничего не взяла с собой, но я ушла из безраздельного царства Дэвида в заповедный мир Питера. И тем не менее я вдруг поняла, что мне ужасно не хватает некоторых вещей. Не многих. Лишь нескольких.
Мне душевно не хватает картины с изображением Венеции, написанной моей бабушкой. Я еще ходила в детский сад, когда она написала ее, примерно за год до своей смерти. Она моя бабушка по материнской линии и жила вместе с нами. На картине изображен лодочник, стоящий в гондоле, на фоне небольшого дома.
Бабушка никогда не была в Венеции. Она ни разу не выезжала севернее Гэмптон-бича, Нью-Гэмпшир, или южнее Провиденса, Род-Айленд. Она была настоящей американкой из Новой Англии и не видела необходимости в дальних путешествиях, поскольку уже жила в любимом и желанном месте.
Она скопировала венецианский пейзаж со стереоскопической открытки, и я помню, что с интересом смотрела, как она рисует эту картину. Она часто заглядывала в стереоскоп и, всякий раз отложив его, наносила мазки на холст.
Я частенько думала о том, что, возможно, в молодости она мечтала стать художницей, но в те времена у женщин был не слишком большой выбор. В пятнадцать лет она ушла из школы и проработала в лавке до самой женитьбы. А потом ее овдовевшая мать переехала к молодоженам.
Вспоминая бабушку, я задумалась, не ожидала ли наша мать, что кто-то из ее детей пригласит ее жить в свою семью. Хотя, наверное, благодаря соседству Бена у нее не возникало такой надобности.
Эта картина висит в моей гардеробной. Дэвид счел ее недостаточно хорошей, чтобы повесить на более видное место, хотя ею заинтересовалась одна дама, искусствовед, которая была у нас в гостях. Когда она ушла, Дэвид сказал, что она заинтересовалась этой картиной из вежливости.
По утрам, глядя на венецианский пейзаж, я словно прикасалась к разнообразным мирам моего детства. Я ощущала связь с бабушкой, далеко превосходящую мои простые воспоминания, они переплетались с множеством ее воспоминаний, которыми она делилась со мной, рассказывая разные истории.