Код Зверя - Кира Иларионова

На ночлег уставшие путники решили остановиться, не доезжая до города, на берегу живописного озера недалеко от опустевшей деревни. Деревянные домики, хоть и казались довольно ветхими, все еще не обвалились — видимо, последние жители покинули их сравнительно недавно. Может, года три — четыре назад. Собирались они обстоятельно, без спешки, — обследовав дома, отряд не нашел ничего более или менее ценного.

Лагерь разбили на полянке вблизи дороги. Густой разнолистный лес тихо шептался с ветром, даря вымотанным людям ощущение покоя и умиротворения.

— Красивое все‑таки местечко, — протянул Николай.

Оторвавшись, наконец, от бумаг, он покинул кунг и теперь сидел вместе с Чугуном у костра, дыша свежим воздухом. Местность и вправду была чистой — фон в пределах нормы, да и Вика ничего не чуяла. Потому Ермолов разрешил всем снять респираторы и химзу, чему парни в компании с Лесником несказанно обрадовались.

Бойцы, уже закончившие установку растяжек, сидели вокруг небольшого костерка в ожидании ужина. Капитан ненадолго отлучился проверить периметр.

— Красивое, не спорю, — ответил Чугун, ковыряя палкой угли. — У нас страна вообще живописная… Была.

Николай покачал головой и тихонько, грустно засмеялся.

— Да, была. Вот мы сидим сейчас у костра, как пещерные люди. Более пяти тысяч лет назад наши предки сидели, а теперь мы… Все в истории циклично.

— Ну, с пятью тысячами это ты хватил лишку, — протянул прапорщик.

— Именно что пять, — упрямо повторил Николай. — Эти места издавна человеку по душе были. В районе озера Заозерное, на берегу которого мы расположились, археологи находили следы культур каменного века и стоянки человека эпохи Неолита…

— Колян, — перебил уже присевшего на любимого конька интеллигента Чугун. — Помолчи, а? Дай природу послушать.

Не обращая внимания на оскорбленное бурчание Лесника, прапорщик откинулся на спину и блаженно потянулся. За треском костра слышались первые несмелые трели кузнечиков. По крайней мере, Антону хотелось верить, что стрекотали именно они: должно же в этом истерзанном человеком мире остаться хоть что‑то нормальное.

Вскоре вернулся Ермолов. Заставив бойцов выпить хвойного отвара, приготовленного Викой, он проверил на посту Фрунзика и лег спать. И через некоторое время лагерь затих.

21Б

— Красавица… Красавица, проснись, — шептал Макс, легонько тряся охотницу за плечо.

Питерец продолжал попытки растолкать девушку уже минут десять. Вика, как обычно, не спала, а лишь лежала, закрыв глаза. И настойчивость парня начинала ее откровенно раздражать. Тогда, в Селище, поддавшись влиянию напитанного энергией места, она допустила оплошность. За которую теперь расплачивалась.

Поняв, что так просто от нее не отстанут, Вика открыла глаза.

— Ну?

— Пойдем, хочу что‑то тебе показать.

Девушка послала питерцу убийственный взгляд, чем вызвала только улыбку на его лице.

— Макс, иди спать, — буркнула Вика, отворачиваясь и плотнее закутываясь в одеяло.

— Да не бойся ты, — тихонько рассмеялся парень. — Не буду я на твою честь девичью покушаться. Но на это правда стоит взглянуть.

Максим вновь потряс ее за плечо. С обреченным вздохом охотница откинула одеяло и села.

— И ты от меня отстанешь, — вкрадчиво произнесла девушка, вглядываясь в лицо питерца. — До самой Москвы.

— Если так захочет валькирия, — Макс улыбнулся и поднялся на ноги, протягивая охотнице руку.

Проигнорировав галантный жест, Вика встала и всмотрелась в догорающий костер. Вымотанный дорогой отряд спал без задних ног. Лишь капитан, когда пара проходила мимо, дернулся во сне. Сидящий в дозоре на крыше кунга Лис, скрипнув зубами, проводил их взглядом.

Спотыкаясь о корни деревьев, Макс провел охотницу мимо пустующей деревеньки. Вика смотрела в спину питерцу и размышляла. Что‑то в этом парне — в его жестах, мимике, тембре голоса — казалось ей смутно знакомым. Будто она видела его раньше. Очень давно, целую вечность назад. Но когда Вика пыталась ухватить призрак узнавания за хвост и раскрутить клубок своей памяти,

мысли разбегались, будто испуганные мыши. Измененный мозг эхотницы начинал сбоить, отказываясь раскрывать картинки из прошлого. Подобное случалось лишь тогда, когда девушка пыталась вспомнить маму.

— Смотри, — голос Макса вывел Вику из задумчивости.

Охотница подняла голову и замерла. Они стояли на краю небольшой поляны, окруженной стеной высоких раскидистых деревьев. Казалось, время застыло здесь. Путаясь в ветвях, ветер лишь слегка ласкал тоненькие белые лепестки. В воздухе стоял сладкий, пряный запах. Цветы. Сотни цветов закрыли поляну сплошным пушистым покрывалом, казалось, светящимся от лунных лучей.

Вика сделала маленький шажок вперед и плавно присела, касаясь кончиками пальцев бутона. Мягкие, нежные лепестки, бархатная сердцевина. На руке оставались тоненькие дорожки пыльцы, пахнущей настолько сильно, что начинала кружиться голова.

Макс сел рядом с охотницей в траву и вытянул ноги.

— Я наткнулся на поляну, когда… — парень помолчал, не желая портить момент подробностями. — Когда отходил. После смены на карауле.

Девушка перевела на него взгляд. Привычно холодные глаза будто светились. На губах играла улыбка.

— Нравится? — спросил питерец, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

С этим легким румянцем на щеках, с рассеянным взглядом, она была красива. Необычно трогательная, мягкая. Как ребенок, которого хотелось защищать, которому хотелось быть нужным. С необъяснимой тоской Макс подумал, что ей больше подошло бы летнее платье, а не темный камуфляжный костюм и солдатские «берцы». И книги в руках вместо холодных клинков. И цветы, обязательно море цветов, чтобы она улыбалась.

— Ну, тогда давай сорвем тебе парочку, — парень потянулся к стеблям.

На его запястье легла тонкая холодная ладошка. Всего одно мимолетное касание.

— Не надо, — прошептала Вика. — Не рви их. Пусть растут.

Макс прижал к губам сжатый кулак, чтобы не было видно его

довольной ухмылки.

— Оказывается, ты умеешь быть чертовски милой, валькирия.

Умиротворяющая картина, нарисованная тускнеющим лунным

светом, треснула, как разбитое зеркало, и осыпалась холодными ледяными осколками. Рука девушки, зависшая над белоснежным цветком, дрогнула, сжалась в кулак.

— Ну, что я опять сделал не так? — с тяжелым вздохом пробормотал Макс. — М — м-м?

Охотница разжала руку, стряхивая в траву скомканные бархатные лепестки.

— Не надо говорить так, будто знаешь меня, — уже привычный яд в ее голосе, от которого в груди заклокотала злость.

— А разве нет? Ведь ты — человек. Руки, ноги, голова. Только тараканы у тебя особенные. Но без них было бы слишком скучно.

С жесткой ухмылкой Вика поднялась на ноги и отряхнула брюки. Развернувшись, шагнула к лагерю. Безразличная, как скала. Как стена, которой она отгородилась от всех.

— Господи, Вика, сколько можно уже?! — парень рывком поднялся и, догнав охотницу, схватил ее за плечо. — Больше недели в Питере, все время в пути… Ведешь себя так, будто тебя в плен взяли и пытают! Да пойми же ты — ни капитан, ни Чугун, ни парни, ни я… Никто не хочет тебе навредить! Мы просто пытаемся понять тебя — вполне себе нормальное желание.

— Мне это не нужно, — Вика попыталась освободить плечо, но питерец лишь сильнее его сжал.

— Врешь, — проговорил он уже тише. — Ни один нормальный человек добровольно не согласится на одиночество.

— Нормальный человек… — в голосе девушки что‑то едва уловимо изменилось. — Нормальный человек?

Плечи охотницы затряслись, она опустила голову. А спустя мгновение начала смеяться. Низко, с надрывом. И в смехе ее питерцу почудился хруст ломаемых костей, зарождающий в душе необъяснимый первобытный ужас. От фигуры Вики потянуло жаром, настолько неожиданно, что Макс отпустил ее плечо и отступил на — зад. Первый луч восходящего солнца коснулся стремительно седеющих волос охотницы.

Едва заметное, как росчерк пера, движение, и Вика замерла напротив парня, приковав того к месту взглядом алых глаз.

— А нормальный человек может выглядеть так?

Даже рычание мута показалось бы более живым, чем ее голос. Механический, бесчувственный. Даже серые стены подземных тоннелей Питера имели больше оттенков, чем ее мертвенно бледная кожа. Макс не мог даже вздохнуть.

— Боишься? — бесцветные губы растянулись в хищную улыбку. — Уже не хочешь понять меня? Говорю в последний раз: я не нуждаюсь в том, чтобы мне лезли в душу. Я не нуждаюсь в жалости, дружбе, сострадании и прочей ереси, которую вы, люди, называете чувствами. Я сама по себе. И любой, кто встанет на моем пути, — сдохнет.

Жестокие холодные слова. Они ранили больнее клинка или пули, пронзая насквозь. Но Макс не мог пошевелиться вовсе не от страха. За сузившимися в точки зрачками охотницы, за красными прожилками радужек парень видел… Непролитые слезы. Их призраки, сворачиваясь серебристым вихрем, уводили за собой.