Сталин и заговор военных 1941 г. - Владимир Мещеряков

И это всё, о визите к Сталину?! Куда же вызывали Фитина? Вроде, по-русски прочитали «в Москву на доклад к Сталину! А куда он приехал? К себе в наркомат. Зачем? Чтобы, наверное, узнать у дежурного на входе, «что германские войска перешли границу с СССР»? Да, но об этом ему мог сказать и Сталин, к которому он направлялся? Кстати, встретился ли с вождем в этот день руководитель внешней разведки Фитин: да или нет? Об этом, он почему-то не сказал Юрию Антоновичу, а тот, в свою очередь не поделился этой «важной» новостью с журналистом А.Чудодеевым. Снова остается только догадываться о присутствии Сталина в Кремле. Опять, как в домино: пусто-пусто. Эту незримую черту — «22 июня — встреча со Сталиным», переступить не может никто. Как доходят до этого места, так сразу начинается что-то необъяснимое с памятью. Вот и в данном случае, обошлись, правда, без «Журнала», но, тем не менее, о встрече вождя с Фитиным не написано, ни слова. Очередные страсти-мордасти. Наверное, чтобы спасти Фитина от расстрела, немцы и напали на нас 22-го июня.

Получается, что нахождение Сталина в Кремле по первым дням войны опять зависает в воздухе.

Глава 14. Болезнь Сталина. Правда или ложь?

А вот новая трактовка этих событий. На сцену выходит военный историк генерал-писатель Владимир Михайлович Марков, с литературным псевдонимом В.Жухрай и плюс ко всему заявляющий о себе, как о «внебрачном сыне вождя». Новоявленный «сын лейтенанта Шмидта» в современной аранжировке, предлагает новую версию отсутствия Сталина в Кремле — болезнь. Давайте рассмотрим и этот предложенный материал. Он изложен в ряде книг В.Жухрая под разными названиями. У меня под рукой книга «Роковой просчет Гитлера. Крах блицкрига». Смотрим главу вторую: «21 июня 1941 года. Первые месяцы войны». Некий профессор Преображенский Борис Сергеевич (тоже с литературной фамилией, но реальное лицо), как выясняется чуть позже, лечащий врач самого Сталина, и это действительно, вроде так, находится около часу ночи, один (разумеется, чтобы не было свидетелей), в своей московской квартире. Раздается звонок в дверь. Открыв, Борис Сергеевич, увидел на пороге сотрудников НКВД. Ему показали удостоверение (хорошо, что не ордер на арест) и приказали собираться. У профессора от страха «отяжелели ноги» и он подумал, что это арест, так его напугало «удостоверение» капитана госбезопасности. Кстати, данное звание было приравнено к армейскому званию полковника. Но, к его удивлению ему предложили взять не вещи, а врачебные инструменты (как сельскому фельдшеру). На «бешеной скорости» машина привезла профессора на дачу Сталина.

Ну, как детектив на Кремлевскую тему? И это еще не все перипетии данного жанра. Профессор много лет лечил Сталина и вдруг испугался работников личной охраны вождя. Кстати, они, наверное, сменились, по всей видимости, коли он их не признал? Да и ребята, тоже, хороши, «гуси лапчатые». Прежде надо было позвонить по телефону на квартиру и выяснить: дома ли хозяин? Если нет дома — узнать, где находится? А не врываться ночью в квартиру и тыкать под нос хозяину свое удостоверение. Все это описание — литературный прием призванный создать определенную атмосферу страха в данном художественном произведении. Дальше — больше.

Профессора провели в комнату, где лежал на диване Сталин. Он осмотрел больного и поставил диагноз: флегмонозная ангина. Заодно померил и температуру. Термометр показывал за сорок (!).

«Не могу вам не сказать, товарищ Сталин, — вы серьезно больны. Вас надо немедленно госпитализировать и вскрывать нарыв в горле. Иначе может быть совсем плохо.

Сталин устремил на Преображенского горящий пристальный взгляд:

— Сейчас это невозможно.

— Тогда, быть может, я побуду возле вас? Может потребоваться экстренная помощь.

Преображенский проговорил это как можно мягче, но профессиональная требовательность все же проявилась в его тоне. И Сталин почувствовал это. Взгляд его сделался жестким.

— Я, как-нибудь, обойдусь. Не впервой. Поезжайте домой. Будет нужно — позвоню.

Борис Сергеевич еще с минуту стоял, растерянно глядя на Сталина.

— Поезжайте, профессор, — уже мягче произнес Сталин. Но едва Преображенский сделал несколько шагов к выходу, как Сталин окликнул его. Голос его был тихим, но твердым: — Профессор!

Борис Сергеевич замер на мгновенье, затем, обернувшись, быстрыми легкими щагами приблизился к больному.

— Профессор, о моей болезни — никому ни слова. О ней знаете только вы и я.

— Да, да, — так же тихо проговорил Преображенский, невольно цепенея под устремленным на него пронизывающим взглядом Сталина. — Я понял, товарищ Сталин. Я буду наготове. Если что — сразу приеду. Спокойной вам ночи, товарищ Сталин.

Та же машина, с той же бешеной скоростью, оглушая спящий город сиреной спецсигнала, доставила профессора Преображенского домой».

Что сказать по поводу приведенного отрывка? Как всегда глава государства Сталин — тупой! Не догадаться, что серьезно болен, может только умственно неполноценный человек. Правда, Сталину это не грозило, так как у него была охрана, которая определила, что, есть что? — и все равно привезла бы профессора. Но тот, оказался не лучше вождя, по части умственной деятельности. Такое ощущение, что в Преображенском Жухрай отобразил себя. У Сталина, как явствует из текста, температура под 40 градусов, его немедленно надо госпитализировать, а наш профессор желает ему «спокойной ночи». Кстати, несколько слов по поводу, этой самой, «флегмонозной ангины». Медицинская энциклопедия характеризует флегмонозную ангину, как болезнь Людвига. Происходит сильный отек подчелюстной области. Требуемое хирургическое вмешательство состоит в рассечении подчелюстной области от подбородка до подъязычной кости для проведения последующих медицинских процедур. Но, это так сказать, вдогонку «профессору Преображенскому». Лечение это длительное и к 25 июня, если болезнь, как таковая, по версии Жухрая, существовала бы, то Сталин, вряд ли бы смог быть в Кремле. А шрамы, которые должны были остаться после операции? Не рассосались же они за 3 дня? Кроме того, где же по мысли автора должна была происходить операция, если таковая могла бы произойти?

Можно добавить следующее. Болезнь Людвига заразное заболевание! Инкубационный период длится 3–4 дня, затем появляются симптомы болезни. Нельзя конечно, сбрасывать со счетом и то обстоятельство, что Сталин мог, просто, банально заболеть. Разве, такое не возможно. Вполне, так как он живой человек. Но уж очень странное совпадение: начало войны и вдруг, болезнь первого лица государства. В пору, внимательно присмотреться к данным обстоятельствам. Я, лично, склоняюсь к выводу, что там «наверху» — случайность, явление редкостное, и ее надо рассматривать обязательно через увеличительное стекло.

Разумеется, насчет секретности визита, «Сталин» сказал для красного словца: « Профессор, о моей болезни — никому ни слова. О ней знаете только вы и я». А начальник охраны Власик и те ребята, которые приехали за профессором? Неужели не поняли, зачем понадобился врач? А товарищи по Политбюро, тот же Никита Сергеевич Хрущев, должны были знать о «болезни» Сталина? Или Сталин и от них скрыл факт своей болезни? То-то, Хрущев на XX съезде все недоумевал, зачем Сталин скрылся на своей даче? А вот если бы Иосиф Виссарионович не запретил бы Борису Сергеевичу скрытничать, — глядишь, и Никита Сергеевич с трибуны съезда, правдиво бы рассказал всю историю с вождем.

А как вам «Сталинская» фраза — «как-нибудь, обойдусь»? Что с него взять, коммунист, однако. Помните, стихи Н.Тихонова — «гвозди б делать из этих людей: крепче б не было в мире гвоздей!» А по стилистике все это очень напоминает Жуковские мемуары. Помните, эпизод с отправкой Жукова в первый день войны на Юго-западный фронт? «Не теряйте времени, мы тут как-нибудь обойдемся». Все это, думается, есть неуклюжая попытку В. Жухрая, как-то, обосновать отсутствие Сталина в Кремле, в первые дни войны, т. е. прикрыть что-то, более важное. Ведь, согласитесь, есть же, что-то такое, подозрительное, в этой «болезни».

Неужели, В. Жухрай — историк, не понимает, что приведенные факты ему надо как-то прокомментировать? А так, все это очень странно, не более? Как видите, В. Жухрай склоняет нас, все же, к версии отсутствия Сталина в Кремле, правда, из-за болезни и, только во второй половине первого дня войны, чтобы, видимо, не поломать версию Жукова. Не будем этому противиться, в смысле отсутствия, тем более у нас тоже, стоит задача, постараться доказать, именно, отсутствие Сталина в Кремле, в том числе и 22 июня.