Ученик Хранителя Cнов - Елизавета Лещенко

Эрни сразу решил выбрать и предметы для композиции, чтобы снова не ползти через дверцу-арку и не тревожить танк.

На полу возле стены, покрытая внушительным слоем пыли, стояла средних размеров ваза, которую не один раз склеивали и реставрировали. Тем не менее, было отчётливо видно, что на вазе изображён кентавр, а под ободком явно различался греческий орнамент. Эрни осторожно взял вазу и сдул с неё пыль.

Поднос и ваза были отправлены к проёму-арке, оставалось найти ещё хотя бы один подходящий предмет.

В поле зрения Эрни попал странно освещенный кусок стены: она как будто была подсвечена фиолетовым и зелёным прожекторами одновременно.

Свет исходил от стёкол странного вида очков, лежавших на полке среди прочего хлама. Эрни никогда раньше не видел такой оправы: она была сделана из металла, на вид не сильно отличавшегося от металла «исторического» подноса. Стекла были толстыми и выпуклыми, внутри них, как в янтаре, как будто застыли пузырьки воздуха.

Эрни протянул руку к очкам и сразу ощутил следы магии. Том явно с ними экспериментировал. Ну, что бы у него там ни получилось, ничего плохого он точно сделать не пытался. Однако, Эрни вспомнил свой прошлогодний опыт с пеной, заполонившей полдома, вспомнил, как ранним зимним утром провалился в туман и еле вернулся в реальный мир, вспомнил, как Нина внезапно заговорила по-испански… и отдернул руку.

Через полминуты любопытство взяло верх и Эрни надел очки.

Сначала ничего особенного не происходило, только переносица немного болела под тяжестью увесистой оправы, и пузырьки в стеклах казались воздушными пузырями, застывшими в воздушном пространстве чулана. Эрни уже собрался снять очки и отправиться в хранилище работать над композицией.

Однако внутри пузырьков вдруг появились разноцветные точки, которые быстро начали расти. Пузырьки лопнули, из них вылетели феи: зелёная, жёлтая и голубая. Феи звонко смеялись, перемещаясь в воздухе быстро и хаотично, как визуально смоделированные молекулы, рассыпая везде пыльцу — золотистую, изумрудную и серебряную.

Между брёвнами сруба стали пробиваться зелёные ростки, стебли росли и ползли — вверх, вниз и в стороны. Из стеблей появились листья, сочно-зеленые, сердцевидные. Между листьями возникли бутоны, на глазах распускаясь, становясь яркими. Две феи теперь играли в догонялки где-то под потолком, влипая в паутину. Одна из них где-то нашла сажу и перепачкалась в ней, другая смеялась, показывая на неё пальчиком, отчего первая ещё больше злилась и летала ещё быстрее.

Третья фея громко чихала, увязнув по пояс в мешке с мукой. Её «сестры» не обращали на неё никакого внимания.

На фоне прочего шума Эрни услышал стук. Посреди комнаты, на полу, теперь покрытом ковром из цветущего вьюнка, лежало яйцо размером с яйцо средних размеров динозавра, перламутровое, как внутренняя поверхность ракушки, в которой жила небольшая устрица. Стебли подвижного вьюнка уже карабкались по перламутровым стенкам. Яйцо начало сильно раскачиваться из стороны в сторону, потом завертелось волчком, вращаясь всё быстрее и быстрее, и, наконец, исчезло.

На месте яйца стояла небольшая птица с короной на голове, инкрустированной драгоценными камнями, каких Эрни в реальной жизни вообще никогда не видел — ни на витринах ювелирных магазинов, ни в музеях. У птицы были лимонно-жёлтые глаза, которые, казалось, способны прожечь всё, на что смотрят, острый клюв, сине-фиолетовые и иссиня черные перья на туловище и голове, пепельно-серые крылья и пышный гибкий хвост с золотым и радужным оперением. Птица наклонила голову набок, громко прочистила горло, так что из клюва вырвалось облачко пламени, и запела высоким сильным голосом традиционный ирландский йодль.

Феи перестали гоняться друг за другом, и, обнявшись, закружились в воздушном танце, напоминавшем ирландские народные пляски.

Вьюнковый ковёр на полу и стенах тем временем становился всё выше и гуще, к носку тапка Эрни, извиваясь, как крошечная змейка, подбирался тонкий салатовый стебель. Птица щебетала свой йодль всё сильнее и громче, от чего задрожало стекло в окошке и закачались банки на полках. Эрни решил, что с него хватит, и осторожно снял тяжёлые очки. Его как будто качнуло назад, почти до самого пола, и комната вернулась на место в привычном виде. Звуки птичьей песни, тоже, по счастью, смолкли.

Эрни протер глаза и немного повращал ими под изнанкой век, чтобы зрение и ощущение ориентации в пространстве вернулись в норму.

Эрни подошёл к проёму-арке, аккуратно поставил на поднос вазу, положил рядом очки, протолкнул поднос сквозь проём и вылез сам.

Заперев дверцу, Эрни с подносом в руках снова прошествовал через кровать и вернулся в хранилище. Он осторожно водрузил тяжёлый поднос на высокий табурет, уравновесив его. Стекла очков теперь светились розовым и голубым. Эрни придвинул очки к вазе, поправил дужки оправы так, чтобы они лежали немного небрежно, а не «по линейке».

Не хватало третьего предмета.

Хорошо бы это было что-то небольшое… Кубик? Шарик? Бант из ленты? Ленты… и банты… Это по-женски, как цветы… Привядший цветок из палисадника Далии, который Том приколол к своей шляпе… То, что нужно.

Том, подпевая песенке из радиоприемника, колдовал над сковородой, приподняв крышку и подсыпая в еду какие-то травы. В мультиварке бурлил овощной бульон, в котором варились какие-то бобы.

— Ты не против, если я возьму это на время? — Эрни осторожно снял с вешалки шляпу Тома, цветок обронил ещё несколько лепестков.

Том подскочил на месте и уронил крышку: он, видимо, не слышал, как Эрни прошёл мимо него.

— Бери, конечно, а зачем тебе шляпа?

— Нет, только цветок, я рисую композицию по графике.

— А. Да без проблем. Его пора выбросить неделю уж как, я просто забегался.

— Понимаю. Я тоже.

— Ну, мы же с тобой мужчины, да?

Том подмигнул левым глазом сквозь запотевшее стекло очков, отчего у Эрни как-то сразу прибавилось сил и энтузиазма.

Эрни немного развернул очки и положил цветок между ними и вазой. Расправил его лепестки, придвинул вазу чуть ближе к очкам. Пролистал главу учебника с названием «Примеры расположения объектов в композиции», нашел схему, больше всего похожую на его «цветок, очки и вазу», ещё немного подвинул и повернул вазу, разметил ватман и начал затачивать карандаши разной твердости. За год он неплохо продвинулся в графике, и уже довольно быстро выполнял работы с хорошей прорисовкой. В этом задании не нужно было прорисовывать мелкие детали четко: важно было передать объем, контуры и тени. Он не собирался фотографически передавать разрисовку древнегреческой вазы, но пузырьки в стеклах очков зарисовать хотелось.

Минут через сорок Том не