История шрамов - Кая Север

— Нормально. Мне и хуже доставалось, — тоном, словно он хочет меня утешить, отозвался Альк, покорно позволяя мне проводить все манипуляции с его ранами.

Хуже, чем когда тебя резал ножом гребанный псих, от чьего трупа потом пришлось избавляться? Да уж.

Впрочем, я не знала, имеем ли мы право обсуждать произошедшее, или же прошло еще недостаточно времени. Когда Альк вот так просто говорил со мной, был рядом, открытым и добрым, мне хотелось сказать ему очень многое в ответ. И было сложно сдерживать себя в этом. Мне хотелось сказать о том, что этот ублюдок заслужил смерти. Что он давно не был человеком, и что его здоровая часть психики погибла давным-давно. Что лучше бы убила его сама... Но я не знала, что чувствует сам Альк по этому поводу. У него не было причин ненавидеть Даррена. И то, что он его убил...

Я не знала, что он мог испытывать. И потому — боялась лезть в это.

— Тебе не страшно? — тихо спросила я, аккуратно избавляя рану от последних остатков повязки и готовясь ее обработать. — Ведь мы... Я не знаю, что теперь с нами будет.

Да уж, как бы я ни боялась наговорить Альку что-то не то, держать язык за зубами до конца я не умела.

— С тобой — ничего, — совершенно спокойно ответил он. — Ты не сделала ровным счётом ничего. Не тронула тело ни единым пальцем. Да и следы крови ты не убирала, а я. Он напал, вырубил тебя, а очнулась ты на следующее утро, когда дома никого не было.

Стоило ему начать говорить, как я даже замерла, непонимающе уставившись на него. Альк, хотелось сказать мне, что ты несешь такое вообще? 

— И на каждом допросе ты будешь говорить именно это. Ты поняла меня? Никаких возражений. Что бы тебе копы не говорили, как бы не убеждали, какие бы привилегии не обещали для меня — у тебя есть одна версия событий, которую я озвучил.

— Но… — попыталась вклиниться я, но Альк сжал челюсти и одним грозным взглядом пресек все мои возражения.

— Мне дед не даст сгнить в тюрьме. Это его привилегия — сжить меня со свету. Так что за меня можешь не переживать. Тем более, что я несовершеннолетний.

Я нахмурилась, когда он явно дал понять, что не шутит. И какое-то время молчала, пытаясь переваривать все сказанное им.

— Зачем тебе это? — вырвалось у меня, прежде чем я успела обдумать свой вопрос. — Брать на себя всю... Я не понимаю, — я даже всплеснула руками обычным жестом. — И зачем ты вообще думаешь об этом? Мы сбежим, никто никогда об этом не узнает... Ведь правда же?

Уж лучше бы он и впрямь сказал мне, что нас никогда не поймают за это преступление. Не смогут связать смерть Даррена с нами. Зачем обдумывать то, что будет... Последнее даже поднимало внутри меня нечто, похожее на панику.

— Потому что меня вытащат в любом случае. Ясно? Один раз вытащил и второй раз вытащит. Его эго не позволит мне укрыться от него в тюрьме. Только не после всего, — последнее он буквально прорычал, но после, было видно, сделал над собой усилие, чтобы снова успокоиться.

Какое-то время я молча забинтовывала руку Алька, пытаясь переварить все сказанное им. Внутри снова сработал переключатель — раз он говорит что-то сделать, значит, так и будет. Только так мы справимся. До тех пор, пока можем положиться друг на друга. Пока между нами есть негласное доверие, что второй не подведет. 

Но как же это было, блять, сложно.

— Так что не переживай и не забивай себе голову, — возвращаясь к своему мягко-спокойному тону, продолжил Альк. — Он явно был алкашом. А после нескольких суток в воде побои будут не видны. Никто не будет проводить вскрытие и устанавливать причину смерти какого-то алкаша. А тебе надо научиться жить дальше, не погрязнув во всём этом. Для тебя ничего этого как-будто никогда и не случалось. Забудь. Выкинь из головы.

Все, что я смогла сделать после его тирады — лишь устало придвинуться ближе и уткнуться лбом ему в грудь.

Мне так много хотелось ему сказать. Особенно после его слов про тюрьму и деда.

Я должна была благодарить его. Отчаянно, горячо и до конца своей жизни. Дать понять, от какого кошмара он меня избавил. Но никаких слов мира для этого не хватит, и все, что я могу — это благодарить его своими поступками.

Я бы хотела ему сказать, как мечтала бы защитить его в ответ. Спрятать подальше от всех этих неприятностей, туда, где он больше не будет никуда и ни от кого бежать. Если бы я могла...

Я хотела бы ему сказать, что буду рядом. Даже если этого будет недостаточно — плевать. Ведь это все, что я могу сделать для него в ответ.

— Нам нужно ехать, — тихо произнесла я вместо всего этого. — Как можно дальше. И как можно дольше.

Я ощутила, как Альк тихонько погладил меня по волосам здоровой рукой. И в этом жесте было столько же заботы и нежности, сколько и в том, как яростно он был готов защищать меня от тюрьмы.

Как в том, что он сделал для меня вчера.

— Собирайся. И стащи у этих богатеев консервов и вина. Пусть подумают, что это уборщица или тупые грабители.

Поднявшись с кровати, Альк завернулся в простыню и направился в ванную.

Мне не надо было повторять дважды. К тому же, в голове я уже составила план того, что нам нужно было взять с собой и собрала почти все необходимые вещи. Подготовила Альку одежду и оделась наконец сама.

Оставалось надеяться на то, что все, что могло пойти не по плану, уже произошло вчера.

15. Как мы вели откровенные разговоры

Трасса US-101 — US-99

Хилдбург, Калифорния — Кертин, Орегон

Я молча заняла водительское сиденье, давая тем самым Альку понять, что вести машину с раненой рукой — плохая идея. Понадеялась, что он не станет противиться, потому что спорить с ним у меня не было уже никаких сил. 

Сколько мы проехали? Учитывая мой опыт вождения и не такую высокую скорость, как мог набирать сам Альк, плюс нашу совместную усталость — казалось, что совсем немного. Но я понимала,