Исповедь гейши - Кихару Накамура

— Сказать вам кое-что?

— Что именно?

Они с женой переглянулись.

— Джим нам кое-что любопытное поведал. — Джимом был упомянутый господин К. из ставки главного командования. — В первой половине дня он встречался с одной японкой, а во второй половине — с другой.

Действительно, чтобы помешать нашим усилиям по сохранению чайных заведений, одна высокопоставленная дама из социалистической партии посетила одного из высших чинов в ставке верховного командования. Эта дама почтила его своим присутствием утром и требовала закрытия всех чайных домиков и гостиниц. После полудня у него была я и изложила свою точку зрения. Это изрядно утомило господина К. Я была рада, что не попалась на глаза этой даме.

— Утром меня посетила одна из образованнейших женщин Японии, одна из ведущих политиков современной Японии, а пополудни ко мне пришла одна из самых обворожительных и привлекательных девушек этой страны, — рассказывал господин К. главному редактору Райту.

— Образованной дамой была госпожа К. из социалистической партии, а красавицей была Киха-ру, — засмеялся он и опять переглянулся со своей супругой.

Я вовсе не рассчитывала услышать подобный комплимент со стороны господина К., поскольку, будучи просительницей, чувствовала себя скорее жалкой и несчастной. И поэтому тем более радовалась тому, что он назвал меня «обворожительной».

Благотворительная акция

Однажды я получила приглашение от госпожи Киути. Депутаты собираются организовать фонд помощи сиротам войны и просят о содействии. Поскольку мне очень нравилась госпожа Киути, я пообещала немедленно связаться со своими подругами и попросить их помочь.

В послевоенные годы многие дети жили в подземных переходах Уэно, Асакусы и Гиндзы, где они и ночевали. Их дома сгорели, а родители погибли. Эти дети, самым маленьким из которых не было и пяти, а возраст самых больших составлял четырнадцать-пятнадцать лет, были беспризорными. Они превратились в настоящих оборванцев, выглядели хуже попрошаек, однако помогали друг другу. Некоторые из них были настоящими бестиями. Их называли «щипачами», так как они, зажимая между пальцами бритвенное лезвие, разрезали им женские сумочки или портфели у мужчин. Затем очень ловко выщипывали из вспоротых сумок деньги и все остальное.

В отличие от взрослых карманников им не приходилось пускаться на всякие ухищрения, ибо, будучи детьми, выглядели для окружающих весьма безобидно. Уже шестилетние мальчуганы добивались невиданного мастерства по этой части.

Обовшивевшие и грязные, слонялись они по улицам. Но все вокруг были заняты поисками собственного пропитания, и дети оказались заброшенными.

Они бежали вслед за американскими солдатами и просили подаяния:

«Нет папа, нет мама, нет йен».

Эти простые, но доходчивые слова забавляли американских солдат.

Тут госпожа Киути собирается организовать фонд помощи, сразу же переходя к делу, объяснила я своим молодым подругам Сигэно, Рэйко, Нанаэ и Мацуно, которые с охотой откликнулись на этот призыв. Их молодой кураж еще не был остужен жизнью. Гейши постарше вряд ли стали бы собирать на улице пожертвования. Молодые же, напротив, делали это непринужденно. Каждая из них хотела как-то помочь тому, чтобы обовшивевшие дети, ютившиеся в подземке или на улице, не голодали…

Госпожа Киути посоветовала нам подежурить как-нибудь в конце недели на мосту Сукиябаси, а именно с одиннадцати утра до трех часов пополудни. Там проходит основная масса людей, поскольку вблизи располагаются редакция газеты «Асахи Сим-бун», варьете, вокзал Юраку-тё и небольшой парк.

За десять дней до назначенного срока я начала оповещать своих гостей.

— В конце следующей недели мы будем стоять на мосту или рядом с парком в районе Юраку-тё и собирать средства для сирот войны. Пожалуйста, подойдите хоть раз туда.

— Мы тоже там будем! — кричали Сигэно, Ма-цуно, Рэйко и Нанаэ, и все гости обещали пожертвовать что-нибудь.

В те дни мы собирались в условленном месте около половины одиннадцатого утра, не накрашиваясь, лишь немного подправив помадой губы. Все были молоды и свежи, одеты в скромные крепдешиновые кимоно, в то время как большинство женщин носили шаровары, а их лица были омрачены горечью поражения. Поэтому мои юные подруги с их молодым задором и свежестью лиц даже на меня, женщину, производили неизгладимое впечатление.

Мы встретились в кафе; похоже, оно называлось Candle. Распределив кружки для сбора пожертвований, мы сели.

К нашему приходу за одним столиком уже собрались десять женщин-депутатов. Так как большинство лиц мне были знакомы по памятному собранию в управлении союза гейш, я старалась не выделяться. Справа от двери я заметила круглое дружелюбное лицо госпожи Киути. На ней было ее черное, мужского покроя пальто, и ее дружеская улыбка приободрила меня.

— Я весьма признательна вам, что вы так рано пришли сюда, — сказала госпожа Киути и низко поклонилась. Мне стало даже неловко.

На столе около дам уже стояли наготове кофейные чашки. Когда мы поздоровались с депутатками, те лишь удостоили нас одним взглядом. Никто из них не пригласил нас к себе, как и не предложил хотя бы кофе. Одна из дам, с лисьим палантином, высокомерно поблагодарила нас. Нынешнему японскому языку более неведомы всевозможные тонкости в обращении, но она использовала выражение, которым прежде выражали признательность нижестоящим. Кроме того, уже сам ее тон выдавал то, как она высоко себя ставила. Столь надменное обращение с молодыми девушками, которые не пожалели своего драгоценного времени и пришли пораньше, было совершенно неуместно. Во мне закипала злоба. Нанаэ, самая молодая из нас, с гневом смотрела на них. Я же, совладав с собой, сказала:

— Не стоит благодарностей. Пусть мы многого и не понимаем, сделаем все, что в наших силах, — после чего низко поклонилась.

Похоже, дама в лисьем палантине не все сказала.

— Должно быть, все здесь помощницы симбаси-гейши, — молвила она.

— Гейши пришли тоже, чтобы нам помочь, хотя у них дел и так хватает. Прошу, будьте благодарны им за это.

После этих слов мы почувствовали себя лучше.

— Да она задирает нос так же, как и ее лисий палантин, — сказала рассерженно Сигэно.

Накалившуюся атмосферу разрядил любезный тон госпожи Киути:

— Прошу вас, садитесь плотнее, чтобы всем было место. Кихару, спроси-ка, кто желает кофе, а кто чай.

С мнением госпожи Киути считались, так что другие дамы тоже пригласили нас сесть и похвалили за согласие помочь.

Не успели оглянуться, как было уже одиннадцать, и мы все повесили себе через шею на красной ленте ящик для пожертвований и расположились вблизи издательства «Асахи» на мосту Сукиябаси.

Как нас учили на уроках танца адзума, мы расположились на подобающем расстоянии друг от друга.

Тут подоспела гейша Кохиро, извиняясь за опоздание.

Хоть и старше меня на три года, она была совершенно простой и вела себя по отношению к нам не как старшая гейша, но как добрая подруга. Кохиро доставил сюда на машине ее американский знакомый. Одновременно подошли трое важных служащих одной фирмы, которых мы хорошо знали по их частым посещениям.

«Однако вы смелые!», «Приятно видеть вас здесь» — с такими словами каждый из них положил в кружку купюру в сто йен.

Я точно не знаю, чему тогда равнялись сто йен, но за десять тысяч йен можно было купить барачного типа дом. В любом случае эти банкноты в сто йен были хорошим почином. Стоять молча мы не собирались.

— Сбор пожертвований для сирот войны! — орали мы прохожим во всю глотку.

Особенно выделялся чистый, поставленный пением киёмото голос Нанаэ:

— Будьте так добры ко мне, пожертвуйте что-нибудь для сирот войны!

Давясь от смеха, я подбежала к ней.

— Тебе не следует говорить «Будьте так добры ко мне», собирая пожертвования для сирот.

— Она же настоящая гейша, — смеясь, заметила Кохиро.

— Да, пожалуй, не стоит так говорить, когда речь идет о сиротах войны, — сказала Нанаэ, смеясь над собой.

Так с шутками и протекал наш сбор пожертвований. Незадолго до обеденного времени неожиданно объявилось еще несколько наших постоянных посетителей, и стало особо весело. Кроме знакомых нам японских гостей, показались несколько американских журналистов и служащих ставки главного командования. Большинство жертвовали купюры в сто йен. К тому же проходило мимо много чиновников и студентов.

— Вы не гейши из Симбаси? — интересовались они.

Скоро нас обступили со всех сторон.

— Завтра вы тоже будете здесь?

— Придете ли вы завтра опять в это же время ?

— Могу ли я сделать снимок?

Началось настоящее столпотворение. Понемногу я стала волноваться.

— Не давайте чужим свои телефоны, — шептала я девушкам. Я беспокоилась, ведь вне сферы своих занятий и среды гейш они вели себя как беспомощные младенцы.