Гонимые - Исай Калашников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неожиданно впереди блеснула речушка. На ее берегу пасся небольшой табун, у шалаша, крытого шкурами, горел огонь. Тэмуджин остановил коня, всмотрелся в табун. Его лошадей здесь не было. Подъехал к шалашу. Из него на четвереньках выбрался молодой парень. На нем был короткий халат из хорошей материи, на витом ременном поясе висел нож с костяной рукояткой.
Парень с безбоязненным любопытством рассматривал Тэмуджина. А Тэмуджин, не слезая с коня, настороженно заглянул в шалаш. Там больше никого не было.
Это его успокоило.
— Ты кто такой? — спросил парня.
— Я Боорчу, сын Наху-Баяна.
— Ты не видел здесь людей?
— Видел. Утром проехали.
— Это воры.
— Воры? Как хорошо, что они не заметили ни меня, ни моего табуна! Ты их хочешь догнать и отбить коней? Один?
— Один.
— Ты смелый. Но что можешь сделать один? — Боорчу поцарапал затылок.
— Я поеду с тобой.
— Сначала накорми меня. Есть у тебя что-нибудь?
— О, у меня всего вдоволь! Я тут пасу и дою кобыл. Хочешь молока?
Кумыса? Хурута?
— Давай все сразу! — Тэмуджин улыбнулся: парень, кажется, славный.
Пока он ел, Боорчу поймал в табуне двух коней, привел к шалашу, расседлал савраску Тэмуджина.
— Пусть отдыхает. На нем сейчас ни догнать, ни убежать. Поедем на наших конях.
— А табун? Так, без присмотра, и оставишь?
— К вечеру приедет за молоком отец. Присмотрит. Надоело мне все это.
Живу один, людей не вижу. — Боорчу заседлал коней, положил в седельные сумы хурута и бурдючок с кумысом. — Еще что нам нужно?
— Если есть лук и стрелы, бери.
— Нет. Были и лук, и стрелы. Отец забрал. Боится, что я ввяжусь с кем-нибудь в драку… Лучше, говорит, пусть угонят кобылиц, чем убьют тебя.
Поехали. Боорчу говорил без умолку. Тэмуджин скоро узнал о нем почти все. У своего отца Наху-Баяна он единственный сын. Отец живет не бедно, скота хватает. С куренем не кочует. Живет сам по себе.
— Вы из чьего улуса? — спросил Тэмуджин.
— Из улуса тайчиутов.
Тэмуджин резко обернулся.
— Ты чем-то удивлен? — спросил Боорчу.
— Нет. Рассказывай…
Но он его больше не слушал. Готовность Боорчу помочь теперь выглядела иначе. Что, если этот парень в сговоре с грабителями? Завлечет его в засаду или ударит ножом в спину… Как тут быть? Может быть, сейчас, пока не поздно, прикончить его? Он остановил лошадь, слез с седла. Остановился и Боорчу.
— Что случилось?
— Подпруги ослабли. Ты поезжай. Смотри за следами.
Боорчу поехал Тэмуджин вынул из колчана стрелу. Если этот разговорчивый парень замыслил черное дело, так просто не подставит затылок. Сейчас или остановится, повернется к нему, или, если понял, что его замысел открыт, бросится убегать. В том и другом случае надо стрелять.
Но Боорчу ехал спокойным шагом, время от времени склонялся, всматриваясь в примятую траву.
Сунул стрелу в колчан, понемногу нагнал его. Боорчу навалился животом на переднюю луку седла, свесил голову.
— Ветерок потянул. Трава качается, и совсем ничего не видно, — сказал он.
Тэмуджин незаметно вглядывался в лицо Боорчу. Из-под летней войлочной шапки, отороченной по краю черной шелковой лентой, во все стороны торчат коротко обрезанные, с загнутыми вверх концами и выгоревшие на солнце волосы, открытые угольно-черные глаза спокойны и внимательны, во взгляде нет ни тревоги, ни настороженности, ни скрытой враждебности. Можно ли так ловко притворяться?
Боорчу выпрямился, натянул поводья, останавливая лошадь.
— Стоит ли нам держаться за след? В той стороне, куда он ведет, я слышал от отца, стоит чей-то курень. Других куреней поблизости нет.
Лошадей угнали туда. Нам, может быть, плюнуть на след и скакать прямо к куреню? Быстро поедем, к концу дня будем там.
Ветер был несильный, он лишь слегка взъерошивал траву, но и этого было достаточно, чтобы потерять следы. Если Боорчу говорит правду, на распутывание следов нечего тратить время. Если правду. А если нет?
— Ты хорошо знаешь, где стоит курень?
— Он стоит в урочище Герге. В прошлом году мы там летовали. Нынче тоже хотели кочевать туда. Но раз туда прикочевал курень…
Поехали рысью. Местность была неровная. Мелкие ложбины чередовались с плавно закругленными буграми. Ветер раскачивал неровные, клочковатые травы, казалось, по степи бесконечной чередой бегут волны, исчезая в синей дали. Взгляду не на чем было задержаться — вокруг только зеленые волны и синее небо. Здесь ничего не стоило заплутать, потеряться. Но Боорчу уверенно держал путь на северо-восток. Тэмуджин скакал за ним, чуть приотстав, так, чтобы все время видеть своего спутника с затылка.
К вечеру неровности степи стали более заметны, бугры постепенно сменили сопки с выгоревшей травой на гладких склонах.
— Теперь близко, — сказал Боорчу.
Он поднялся на крутую сопку, оставив лошадь, пешком прошел к вершине, лег, подав знак Тэмуджину следовать за ним.
За сопкой была широкая долина, прорезанная вдоль извилистой речушкой.
В ее излучине стоял небольшой курень. Рядом с юртами паслись десятка четыре коней, дальше виден был большой табун и пестрая отара овец.
— Твои лошади должны быть здесь, — почему-то шепотом сказал Боорчу.
— Да, они тут. Но незаметно их не угнать.
Боорчу посмотрел на заходящее солнце.
— Подождем немного.
В сумерках спустились с сопки, шагом поехали к куреню. Тэмуджин вынул из ножен меч, до боли в пальцах сжал рукоятку. Их, кажется, приняли за пастухов, никто не остановил, не окликнул.
Лошади Тэмуджина держались особняком, у них были спутаны передние ноги.
— Эти? — спросил Боорчу.
Тэмуджин кивнул, не спуская с него взгляда. Если Боорчу враг, сейчас подымет тревогу. Но Боорчу соскочил с коня, быстро перерезал путы.
— Гони. Тихо.
— Э-эй, вы что делаете? — закричал кто-то в курене.
Тэмуджин толкнул коня в бока пятками, налетел на освобожденных от пут коней. Боорчу уже скакал рядом, и плеть свистела над его головой. Бешеным галопом, не выбирая направления, лошади понеслись меж сопок. Тэмуджин оглянулся. Из куреня мчался всадник на белом коне. Он визжал и размахивал шестом урги с петлей на конце.
Сумерки быстро густели. Скоро урга в руке всадника стала неразличима, и сам он был плохо виден, белый конь облаком катился над темной степью все ближе, ближе…
— Не отвяжется! — прокричал на ухо Боорчу. — Дай мне лук!
— Я сам. Гони!
Тэмуджин обернулся, не целясь послал свистящую стрелу навстречу всаднику, с яростью крикнул:
— Поворачивай! Убью!
Всадник отстал. Они сбавили ход, по бледным звездам определили, куда держать путь. Боорчу снял с головы шапку, сунул ее за пазуху.
— Фу, жарко стало! — Громко засмеялся. — Ловко мы, а?
Лошади перешли на шаг. Тэмуджин протянул руку, положил ее на плечо Боорчу.
— Ты хороший парень.
Он чувствовал себя виноватым перед Боорчу, стыдился своей недавней подозрительности. Ладно еще, что небо вразумило его. Лежал бы сейчас Боорчу в степи со стрелой в спине. И никто бы не узнал, кем, за что, почему убит парень.
— У тебя хорошие духи-хранители, Боорчу. Чаще приноси им жертву.
— Может быть, и хорошие, — согласился Боорчу. — А твои разве хуже?
Мои духи помогли твоим, и потому так легко и просто все удалось. Однако будет лучше, если поскорее уберемся из этих мест.
Скакали всю ночь без остановок. На рассвете сменили взмыленных лошадей, опорожнили бурдючок кумыса и помчались снова. В полдень пригнали лошадей к юрте отца Боорчу. Здесь неожиданно для себя Тэмуджин встретил шамана Теб-тэнгри. Обрадовался ему, словно брату родному.
— Ты как оказался тут?
— Где остановится конь, там мой дом. Разве не знаешь?
— Ты меня спас, Теб-тэнгри. Покуда жив, буду помнить об этом.
Теб-тэнгри мягко улыбнулся, кивнул головой, как бы говоря: «Помни, помни…» Сказал, глядя в глаза Тэмуджину:
— Недавно я отбил у лисы птенца. Думал, из него вырастет храбрый кречет…
— А вырос? — спросил, напрягаясь, Тэмуджин.
— Еще растет. Может быть, и кречет, а может быть, и пугливый селезень… Пока не видно. — Узкое, острое лицо шамана огорченно сморщилось.
Тэмуджин проглотил обиду.
— Где твой отец?
— Таргутай-Кирилтух заставил его жить в своем курене.
— Аучу-багатур, говорят, обещал вырвать тебе язык.
— Кто дерзнет поднять руку на священную особу служителя неба? Такого не было никогда и не будет.
Подошел Боорчу. Посмеиваясь, сказал Тэмуджину:
— Отец чуть не побил меня. Они с матерью всю ночь не спали. Пойдем перекусим слегка и отдохнем. Потом отец зарежет для нас барашка.
Есть Тэмуджин не стал. Все тело гудело от усталости. Прилег на постель и сразу же заснул.
Разбудил его Боорчу вечером. Возле юрты горел огонь, на большом белом войлоке сидели Теб-тэнгри и Наху-Баян. Отец Боорчу был человек еще не старый, с продубленным солнцем и ветрами лицом и крепкими, жилистыми руками. Он усадил Тэмуджина рядом с собой, сказал то ли с удивлением, то ли с осуждением: