Беги, хватай, целуй - Эми Сон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Интересно, что скажет мне Эван на уроке сегодня вечером, — произнесла Сара, окончив чтение колонки. — Надеюсь, он не даст мне от ворот поворот.
— С чего вдруг?
— Он может не захотеть общаться с твоими знакомыми.
— Из-за такой ерунды?
— Ты назвала его торчком и слабаком, изменив в его имени лишь две буквы.
— Ну и что?
— А как бы ты себя чувствовала, напиши кто-нибудь о тебе подобную гадость и чтобы весь город это читал?
— У меня нет пениса.
— Ты понимаешь, что я хочу сказать.
— Думаешь, он будет жаловаться?
— Если он не обидится на «торчка» и «слабака», то уж наверняка выйдет из себя, прочитав тот кусок, где ты плюешь ему под ноги, сообщив о разрыве.
— Считаешь, это уж слишком?
Сара сложила вместе большой и указательный пальцы, словно ущипнула что-то очень маленькое. Интересно, права ли она? Что, если Эван действительно на меня окрысится? Что он тогда сделает? Напишет в газету, чтобы обозвать меня паршивой шлюхой? Станет разоблачать мою ложь насчет оргазма? Я надеялась, что Сара сумеет успокоить его во время урока.
Мы пролистали газету от моей колонки до «Почты». Я очень надеялась, что взбодрюсь от положительных откликов, но удача от меня отвернулась.
ВОПРОСЫ-ЗАГАДКИ
Какой любимый напиток Ариэль Стейнер? (Пенистый коктейль.)
Какое любимое животное Ариэль Стейнер? (Киска.)
Зачем Ариэль Стейнер ложится спать? (Чтобы с кем-нибудь переспать.)
Пит Терелл, Бронкс
Вагина Ариэль Стейнер должна пахнуть как свалка «Фрэш Килз»[83]. Может, ей следует поучиться кое-чему у некоторых африканских девушек и подумать о возможности навсегда запаять свою вагину?
Энди Зейн, Парк Слоуп
— Господи Иисусе! — воскликнула я.
— Что такое? — спросила Сара.
— Как же я могу пойти сегодня на концерт группы Дэна? Он ни за что не согласится встретиться со мной. Какой парень в здравом уме захочет иметь дело с девчонкой, имеющей репутацию развратной потаскухи?
— О чем ты говоришь? — возразила Сара. — Да большинство парней ухватилось бы за возможность пообщаться с девчонкой, имеющей подобную репутацию.
В этом что-то было. Поэтому я пошла в тот вечер на концерт.
«Кандидиасис» мне понравились, а Дэн с большим жаром играл на скрипке. За время выступления я выпила три «Джеймсона» и сильно нагрузилась. Кончив играть, Дэн подсел ко мне за стойку и заказал пиво. Я взяла из стоящей на стойке чаши пригоршню арахиса, пожевала, близко наклонилась к нему и спросила:
— Ты когда-нибудь задумывался над тем, каков на вкус обжаренный на меду арахис, смешанный с дыханием женщины?
Покраснев, он отвернулся в сторону.
— Что такое?
— У тебя на меня есть виды?
Меня немного смутила прямота, с которой был задан этот вопрос, но я не хотела лгать.
— Гм… Пожалуй, да.
— Тогда лучше уж буду с тобой откровенным. Меня всегда к тебе тянуло, и я считаю тебя милой, умной и забавной. Поэтому я и пригласил тебя сюда. Но совершенно исключено, что я буду с тобой встречаться.
— Ты читал сегодняшнюю «Почту»?
— Угу. Письма довольно мерзкие. Но меня пугает не это.
— А что же?
— Мне наплевать, что о тебе говорят эти люди. Они идиоты. Я боюсь другого: не хочу встретиться с тобой, а потом открыть на следующее утро газету и прочитать обо всем том, чем мы занимались. Да при этом мне будет еще дан совершенно прозрачный псевдоним, так что любой дурак догадается.
— Кто тебе сказал, что я пользуюсь прозрачными псевдонимами?
— Потихоньку до меня стало доходить. Пойми меня правильно. Будь у тебя другая работа, я бы непременно начал флиртовать с тобой. Но сейчас, в целях самозащиты, мне, я думаю, лучше сохранять с тобой платонические отношения.
Просто не верилось. Моя первая жертва ускользала из рук. Все должно было происходить совсем не так. Мужики должны были сбегаться по моему первому зову, а не смываться, едва успев подцепить. Я чувствовала себя Мадонной, которую Деннис Родман[84] отказался удовлетворить орально. О жуткий, безумный мир! Моя газетная колонка встала между мной и моей вагиной.
Вернувшись домой из бара, я позвонила Саре.
— Ну как погуляла? — спросила она.
— Лучше не спрашивай, — откликнулась я. — Как твой урок?
— Отлично.
— Что сказал Эван?
— Он сказал: «Я знал, во что ввязываюсь. Если ей нужно присочинить, будто она меня бросила, чтобы произвести впечатление на читателей — на здоровье». Тогда я спросила: «А как насчет описания твоей анатомии? Не боишься, что твои друзья это прочтут? А он ответил: «Мои друзья сроду ничего не читают».
Я с облегчением вздохнула. Низкий образовательный уровень контингента моих кавалеров имел и свою положительную сторону. Я была в безопасности, по крайней мере, на какое-то время. Но я по-прежнему не представляла, чем заполнить следующую колонку, и ведь ни один придурок не поднимал головку. На следующее утро я уже собралась было сделать набросок рассказа о моем первом минете, когда проверила автоответчик и нашла сообщение от Фей.
БЕГИ, ХВАТАЙ, ЦЕЛУЙ
Правдивая исповедь одинокой девушки
Ариэль Стейнер
НЕ ЗВОНИТЕ НАМ
На днях позвонила моя агент, Мей. Она пристроила меня на пробы для нового фильма о братьях-наркоманах, которым никак не выйти из состояния деградации.
— Действие происходит в Эстонии, — сказала Мей.
Вот здорово. Кино о наркоманах из Восточной Европы.
— А актерам оплачивают билеты на самолет? — спросила я.
— Зачем тебе нужны билеты на самолет?
— Разве вы не сказали, что фильм снимается в Эстонии?
Выяснилось, что не в Эстонии, а у нас в США, в Астории.
Я слегка приуныла. Но тут же постаралась взять себя в руки. Место не так важно. Главное — люди, с которыми предстоит работать.
— Кто режиссер? — с оптимизмом спросила я.
— Один мужик по имени Эд Пуччи. Это тот самый, который спустился на парашюте на стадион «Шей» во время чемпионата США по бейсболу тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.
Остатки моей веры в этот проект улетучились, как дым.
Мне досталась роль Эйлин, вдовы одного из братьев. В пробном эпизоде я должна была горько жаловаться своему другу на угрызения совести по поводу того, что не смогла удержать мужа от передозировки. Первые несколько строк получились неплохо, но, столкнувшись с ремаркой: «Эйлин теряет самообладание и разражается истерическими рыданиями», я пришла в замешательство. Мне всегда было трудно выдавить из себя слезы. В жизни мне это иногда удается, на сцене — почти никогда.