Академия под ударом (СИ) - Петровичева Лариса

Сейчас он и сам не знал, когда у второго курса будет следующий урок — и будет ли вообще.

Спустя четверть часа Оберон в полной охотничьей выкладке спускался по дороге к вокзалу. За эти четверть часа он успел собраться, быстро поговорить с Акимой и с руганью и угрозами выбить из него часть алмазов и внеплановый академический отпуск.

— Немыслимо! — возопил Акима, когда Оберон вышел из кабинета и загрохотал сапогами по лестнице. — И это самое начало учебного года! Где я сейчас найду вам замену? Вот где? Подумать только, какая немыслимая дерзость! В конце концов, решайте свои семейные проблемы после работы!

Он предусмотрительно прокричал все это после того, как Оберон уже ушел и не стал бы возвращаться. Акима никогда не сказал бы такого ему в лицо.

Тонкая лента запаха Элизы мягко плыла в воздухе, то переплетаясь с ароматом яблок, то ныряя под сухую листву придорожных лип — Оберон ловил ее и отчаянно, словно Элиза могла его услышать и ответить, повторял про себя: ну почему ты ушла, почему вот так, почему?

Он и сам прекрасно понимал, почему. Потому что если Элиза сказала бы, что покидает академию, он не отпустил бы ее. Действительно лег бы поперек выхода и схватил за ногу. Но неужели она не понимает?

Элиза все прекрасно понимала. Сейчас, когда академия осталась позади, и следы девушки четко проявились в магическом поле, Оберон видел, что именно ею двигало — это было настолько благородно и наивно, что ему хотелось рассмеяться в голос. Она решила уйти, чтобы больше не подвергать его опасности, и теперь, зная о своем происхождении, Элиза задумала что-то еще.

Кассир на станции сообщил, что поезд на Заболотские пустоши отошел буквально десять минут назад. Оберон даже стукнул кулаком по стойке кассы — дьявольщина, какая досада! Не успел, идиот! Надо было не учить таких же кретинов, а слушать, что делает его женщина, особенно после такой пылкой беседы с принцем!

И не быть ревнивым идиотом, который на несколько мгновений допустил возможность того, что Элиза может и поддаться на пылкие уговоры радетеля за судьбы людские. Ревность ослепляет, пора бы это знать.

— Вы, господин декан, не переживайте, — посоветовал кассир, пошелестев каким-то журналом в синем переплете. Когда-то его дочь училась в академии, потом уехала в Кереврен, и кассир всегда низко кланялся Оберону, когда видел его на станции. — Через полчаса придет экспресс до Хаканвира, у них с заболотским одна большая стоянка в Эбро. Успеете пересесть.

Оберон вздохнул с облегчением, и кассир оторвал билет.

— Вы еще к Гиршему загляните, — посоветовал он и, высунувшись из окошка, ткнул пальцем в сторону меняльного угла. — Я видел, как миледи в его каморку зашла.

Разумеется. Денег для путешествия у Элизы не было, и она решила что-то продать. Возможно, какой-то пустяк, который захватила из малой лаборатории: магические вещицы, пусть даже не работающие, иногда находят своих покупателей среди любителей курьезов.

Подойдя к меняльному углу, Оберон невольно насторожился — оттуда так и веяло неприятностями. У менялы кто-то был; прислушавшись, Оберон уловил:

— …швырса принесла. Откуда у нее, я не шванкаю.

Швырсами в местах, где привык гулять Фил Два Стакана, называли благородных барышень. Значит, Элиза действительно что-то продала. Послышалась ухмылка.

— А ты бы шванканул, шнырь. Сколько отслюнявил ей?

— Пятьдесят. Там по-хорошему все двести, но откуда б ей в таком скандраваться. Я бакавану треканул, он скляшку зажменил.

— И что, куда она потом зарылась?

— Пошла к бабырям. Тут это, шкаляга прошла, что у мажья большой прибыток. Скляшки — корзинами поднимают. Может, пощупать их за мягкое?

— А это уже не по твоей масти рассуждать.

Оберон прикрыл глаза. Все, что нужно, он уже узнал. Захватив из академии не просто пустяк, который ничего не стоит, а один из алмазов, Элиза продала его в меняльной лавке. Потом она благоразумно отнесла деньги в банк — мысленно Оберон похвалил ее за это.

То, что об алмазах, найденных на территории академии, уже знали, Оберона не удивило. У тех, кто держит такие вот меняльные углы, очень острый нюх на деньги. Отойдя в сторону досок с расписанием, Оберон подумал, не зайти ли в банк? Впрочем, что он там может узнать…

Спустя пару минут из меняльного угла выскользнул человек самой непритязательной наружности. Мятая шляпа, истертый сюртук явно с чужого плеча и штаны заплата на заплате — это был Жак-Звонарь, Оберон видел его пару раз в поселке в четверти мили к северу. То-то голос показался знакомым! Увидев Оберона и поняв, что тот смотрит прямо на него, Звонарь приподнял шляпу и поклонился:

— Здрав будь, охотник! Дело пытаешь, аль от дела лытаешь?

— И тебе не хворать, Звонарь, — в такт откликнулся Оберон. — Тебе какой интерес до моих дел?

Звонарь подошел поближе и негромко ответил, на чистейшем литературном языке и без следа дурашливости:

— Здесь за несколько минут до тебя появился некий господин, который очень интересовался тем, куда поехала невеста декана факультета темной магии. Два поезда сразу уходило, он не разобрался. Кассир сказал, что эту информацию сообщает только полиции или родственникам, на что господин ответил, что он послан ее братом. Но посланник брата это не сам брат, так что пришлось ему разворачиваться ни с чем.

Оберону показалось, что кто-то провел по его позвоночнику ледяным пальцем. Такое же чувство у него появлялось во время охоты, когда удавалось разминуться с кем-нибудь вроде горного барбака, способного выпустить человеку кишки одним ударом когтистой лапы.

Элизе очень повезло. Оставалось надеяться, что Оберон успеет перехватить ее в Эбро.

Эдварду не сиделось на троне, пока Элиза была жива. Господи Боже, зачем она отправилась куда-то без Оберона, без защиты и помощи, в одиночку! Пока ей везет, но сколько продлится это везение?

— А до этого миледи зашла в наш ломбард, — продолжал Звонарь и мотнул головой в сторону меняльного угла. — И продала там необработанный алмаз, с нашей выгодой, разумеется. Естественно, мы все сразу же заинтересовались ее родней и посланниками этой родни.

Оберон усмехнулся.

— И где же сейчас этот посланник? — поинтересовался он, прекрасно зная, что тот не ушел отсюда своими ногами.

Щербатая улыбка Звонаря была просто очаровательной.

— Один мой приятель уложил его отдохнуть, — ответил он. — Там, возле спуска. Найдут его через часок-другой. Извини, конечно, что мы так с твоей якобы родней и ее слугами, но уж очень стало неприятно, что он тоже тут толчется и вынюхивает. Сам понимаешь, у вас интерес, у нас интерес, полиция и управа постоянно жалом водят, все смотрят, не видать ли где барыша, а тут еще и новые лица замаячили. Да и к тому же, — Звонарь усмехнулся и потер грязное пятно на носу, — у генерала Леклер сыновей не было. Мы тут газеты не только на подтирку используем.

— Я не в обиде, легкой тебе ноги, — произнес Оберон старое воровское пожелание, и Звонарь снова осклабился.

— И тебе не хворать, охотник, — ответил он, снова приподняв шляпу.

На том и разошлись. Звонарь скользнул в боковой выход с вокзала и пошел по дорожке в сторону поселка. Оберон вышел на перрон, сел на лавку — скоро придет его поезд, скоро он перехватит Элизу.

Оставалось немного.

Еще ни один оборотень не уходил от Оберона Ренара.

Эбро был крупным транспортным узлом с огромным гулким зданием вокзала и несколькими перронами, здесь на стоянке было одновременно пять поездов, и Оберон добежал до нужного вагона практически в последнюю минуту — угрюмый кондуктор убирал лесенку и готовился запирать дверь. Уже почти стемнело, недавно прошел дождь, и свет фонарей размазывался по мокрой брусчатке, словно следы оборотня. Входя в коридор вагона первого класса, Оберон невольно дернул носом, поймал лисий запах, и ему сразу же сделалось легче.

Элиза была жива. Их преследователи, возможно, уже обнаружили мертвеца возле северного вокзала, но пока у Оберона и Элизы еще было время. Пока отрапортуют руководству, пока решат, что делать дальше — они успеют добраться в Заболотье.