Трава на пепелище - Евгений Истомин

Внизу в порту горели огни. Солдатские палатки исчезли, все воины были уже на кораблях, темнеющих на горизонте одним бескрайним пятном.

Завтра.

— Не жалеешь? — раздался позади тихий голос.

Ривиодо обернулся. В комнате стояла Леат. Лунный свет четко вырисовывал фигуру через тонкую ткань длинной белоснежной ночной рубахи.

— Может быть, немного.

Он подошел к ней и остановился, заглянув в глаза.

— Я хочу, чтобы ты знал, Ривиодо, я пришла не из чувства благодарности, не из корысти или чего-то еще, я пришла, потому что сейчас действительно хочу быть здесь. С тобой.

— Спасибо, что сказала. Это важно для меня, — прошептал князь. Но действительно ли это было важно, он и сам не знал. Главное, здесь, сейчас, с ним.

Леат улыбнулась. Не так, как обычно, без натянутой вежливости, ехидства или чего-то иного. Очень искренне и нежно.

Ривиодо поцеловал ее. Она ответила. Мужчина подхватил женщину на руки и понес в постель. Что может быть естественнее в этом мире?

Лунный свет сменился алым восходом.

Ривиодо-Гре поправил ремни, проверил крепость застежек и удобство движения, вскинул винтовку и взял под мышку шлем.

Готов.

За окном уже суетился народ, стекавшийся к пристани провожать Великого князя. Народ привык, что правители отправляются на войну по морю, так что прошлым днем Ривиодо распорядился подогнать флагманский дирижабль «Ветер победы» к порту. Огромная махина, зависшая над морем, производила на обывателей должное впечатление. Столичные жители Рио-До могли уже видеть учения дирижаблей, но те, что прибыли из других частей острова, а также из остальных княжеств, от изумления не могли закрыть рты.

Ривиодо подошел к постели. Леат все еще спала. Наклонившись, князь поцеловал женщину в лоб, глаза и губы. Леат улыбнулась во сне и томно потянулась.

— Прощай, мое позднее и странное увлечение, — прошептал он, резко развернулся и вышел из комнаты.

Доспехи Великого князя звенели, отсчитывая такт тяжелым шагам, когда он направлялся к трапу дирижабля.

Часть IV

Багровый прилив

1

Тяжелые иссиня-черные тучи висели над Пеликановой бухтой уже третий день и только сейчас разразились дождем.

Рекс Карн подставил лицо падающим каплям. Дождь немного успокаивал тупую боль, уже который день не покидавшую контуженую голову.

Потрепанная дивизия велетрийцев отступала. Белобрысики хотели взять позиции на правом фланге третьей хотской линии обороны, да не вышло. Батальон города Кадмы, командование над которым принял Рекс после поражения своих механизированных эскадронов, устроил им хорошую взбучку. Правда, и сам батальон уже недосчитывался почти половины личного состава, но переживать по этому поводу было глупо — подкреплений ждать больше неоткуда.

В общей сложности сражения шли уже две недели, и основную часть времени — именно за третью хотскую линию обороны.

На третий день боев часть второй линии обороны была взята. Хотская армия отошла к третьей линии, прикрытой полуразрушенными фортами. Форты здорово помогали — на штурм последнего рубежа у велетрийцев сил уже не хватало, и их командование стягивало к месту сражения оставшиеся вдоль Стены войска. Гир Торон распорядился сделать то же самое.

Теперь у Пеликановой бухты собрались все имеющиеся войска противников, и штурм третьей линии продолжился с новой силой.

Еще через два дня все три разрушенных форта были взяты велетрийцами, однако дальше хоты врагов пускать не собирались. Бои велись за каждый холм, каждый валун, каждую ямку, не говоря уже об укреплениях. То там, то здесь велетрийцам удавалось завладеть отдельными окопами, но яростные контратаки хотов вынуждали их отойти. Каждый день гибли сотни, но ни одна из армий не двигалась ни вперед, ни назад.

К концу второй недели стало ясно: у победителя в этом сражении не хватит сил развить наступление дальше, в глубь вражеской территории. Но это уже не имело значения. Победа в битве у Пеликановой бухты становилась самым главным делом для всех — от полководцев и до рядового солдата.

У хотов из двухсот тысяч человек осталось не больше тридцати тысяч, и примерно столько же у велетрийцев из двухсот пятидесяти тысяч. Но страшное количество раненых и погибших больше не пугало, на смену страху уже давно пришла ярость.

Размазав струйки дождя по лицу, Рекс перезарядил винтовку и осмотрелся. Отдельные бои продолжались по всему фронту, затухая где-то в одном месте и разгораясь в другом. Воздух наполняли громкой трескотней винтовочные выстрелы. Пушки второй день молчали: хоты экономили скудные остатки снарядов на случай нового крупномасштабного штурма велетрийцев. По всей видимости, велетрийцы делали то же самое.

Похоже, сегодня на участке Рекса наступлений больше не предвидится.

— Тод Линн, прими дивизию. Я наведаюсь к Торону, — буркнул Карн майору из охранников.

— Да, командир.

Рекс оседлал двиг и помчался в сторону штаба.

Торон закончил краткое совещание с генералами и устало откинулся в складном кресле у входа в палатку. Последнее время он обсуждал лишь незначительные тактические вопросы, для крупных операций сил у потрепанной армии не осталось.

— Что тебя привело ко мне, Рекс Карн? — лениво поинтересовался главнокомандующий, не открывая единственного глаза.

— Мы должны что-то придумать, командир, — горячо воскликнул «мертвец».

— О чем ты? — Торон открыл глаз.

— Рискнуть. Так мы не победим. Нужно придумать какой-то маневр, обход, неожиданную атаку, способную переломить ситуацию.

— А ты у нас, оказывается, стратег. И что это я здесь делаю все время? Наверное, как сейчас, валяюсь в кресле. Но пришел Карн и подкинул свежую идею: придумать что-нибудь. Молодец.

Рекс замялся. Страж клана не в духе.

— Я хотел предложить…

И тут странный гул пробежал по рядам обеих армий. Десятки тысяч глоток разом выдохнули, заглушая все вокруг.

Не совсем понимая, в чем дело, Карн посмотрел по сторонам. Затем его взгляд упал на морской горизонт.

— Это что еще за… — совсем тихо произнес Торон, поднявшись с кресла.

Карн молча сделал несколько шагов в сторону моря, не отрывая взгляда от серой пелены дождя, сквозь которую проступали силуэты, становившиеся все более отчетливыми.

Корийен пролежал на койке три дня, но, невзирая на протесты фельдшера, поднялся раньше срока. Разорвавшийся совсем близко снаряд приложил магистра оземь и оставил восемь осколков в теле, которые пришлось вынимать щупленькому доктору с удивительно крепкими руками. Могло быть и хуже, ведь там, в поле, по сути, окончил свое существование Орден очищения. Из ста шестидесяти послушников в живых осталось только двадцать, да и то семеро из них уже калеки, остальных кусками разбросало по сторонам. Корийен принял решение снять с себя должность магистра и отправиться в действующую армию обычным командиром отряда или даже рядовым бойцом.

Однако такой шаг не мог быть сделан без одобрения короля и Первосвященника, глупого мальчишки, возомнившего себя диктатором. На его поиски Корийен в этот день и отправился.

Обойдя все возможные места, где должен быть истинный король, магистр сумел найти человека, знающего местонахождение монарха. Вести оказались неутешительные.

— Он уже неделю из запоя не выходит, — тихо проговорил генерал Сильвиус Поронский. — Как понял, что его мечты прахом идут, так и…

— Понятно, — кивнул Корийен и уверенно зашагал прочь. На передовую. Никакие разрешения от пьяного безвольного засранца ему были не нужны.

Он решил присоединиться к левому флангу армии, а именно к уже знакомой Фотинийской дивизии полковника Даронского, штурмующей правый фланг хотов, прижатый к морю. Корийен почти достиг штаба дивизии, когда заметил странное оцепенение среди окружающих его солдат. И тут Корийен увидел…

Словно призраки, из серой дождливой мглы вырастали парусники. Десятки парусников. Очень много парусников. Большие, величественные, с огромными роскошными парусами, почти забытыми на континенте. Они медленно приближались к бронированным судам велетрийцев и хотов, лениво перестреливающимся в бухте.

Но это было не все. Над кораблями летели (именно летели!) продолговатые махины. Плавно, но при этом уверенно и стремительно, не в пример континентальным воздушным шарам.

Обе армии прекратили бой и, точно завороженные, смотрели, как тихо надвигаются невиданные прежде конструкции.

Расстояние до пароходов сокращалось, однако команды, высыпавшие на палубу в полном составе, были настолько поражены зрелищем, что и не думали готовиться к обороне.

И вдруг Корийена осенило!

«Нет, — пробормотал он, зашагав к берегу и быстро переходя на бег. — Не может быть».