На рубежах Среднерусья - Николай Наумов

Так началась судьбоносная битва, на карты которой стороны поставили все, что удалось произвести на заводах и фабриках, подвезти к фронтам и распределить по огневым средствам, расчеты которых ясно осознавали: на этот раз надо стоять, как под Сталинградом, — насмерть! Ибо прорвутся фрицы в глубину, могут натворить черт знает что, и это уже едва ли удастся поправить еще одним контрнаступлением.

Едва артиллерия примолкла — небо задрожало от гула армады бомбардировщиков. От тяжелых бомб земля вздрагивала, будто в предсмертных судорогах. Самолеты пошли на разворот в свою сторону — землю густо осыпали снаряды и мины последнего огневого налета. Он загремел с особой яростью. В это время позвонил Верховный:

— Ну, как? Начали? — Голос прозвучал напряженно.

— Начали, товарищ Сталин, — ответил Жуков.

— Как ведет себя противник?

— Попытался было ответить огнем отдельных батарей — заставили умолкнуть.

— Хорошо. Я еще позвоню.

«Похоже, Верховный переживает острее, чем мы», — подумал Жуков.

В конце артподготовки под косым углом взлетели огненные хвосты, через секунды донесся рык «ванюш» и «катюш». Чуть позже послышались плотные разрывы — казалось, у врага все разламывалось и рушилось, а земля переворачивалась навзничь.

Тут же наступила тишина. Глухая, тревожная. Немецкая артиллерия молчала. Молчала потому, что была подавлена или ошеломлена невиданной массой огня и оглушительного грохота: как русские, потерпевшие поражение всего три месяца назад, успели собрать столько стволов и подвезти столько боеприпасов?!

Советская артиллерия умолкла потому, что сделала предназначенное ей, а командующие всех степеней пытались предугадать, каков результат контрподготовки. Хороший, если огонь пришелся на время смены противником тех частей, которые изготовились наступать, сносный, если смена уже прошла и пехота укрылась в траншеях, и никудышный, если метеорологические поправки оказались ошибочными и огонь лег между траншеями и позициями.

А представителя Ставки и командующего фронтом тревожили и другие мысли: если контрподготовка причинила немецким войскам весомые потери, не убедят ли Гитлера командующие группами армий, Манштейн и Клюге, в том, что — раз русские определили место и время начала операции, проведя столь мощную контрподготовку, — наступление необходимо отложить или вообще от него отказаться. Если Гитлер согласится с ними, нам самим придется начинать кампанию наступлением. На подготовку прорыва столь крепкой обороны придется затратить две-три недели, и на достижение ее целей останутся август, сентябрь, в лучшем случае — еще часть октября. Ко всему этому может добавиться еще одна сложность: отказавшись от генерального наступления, немецкое командование сохранит свои силы и, поставив тяжелые танки в оборону, вместе со средними танками способно нанести нашим немалые потери. При соотношении новых немецких танков с нашими «тридцатьчетверками», как четыре к одному, расчетное количество танков следует увеличить на две тысячи. А еще противотанковая артиллерия. У ее орудий стволы тоже заменены на более длинные, а в комплект их боеприпасов включены подкалиберные, кумулятивные, пробивающие броню до пятнадцати-двадцати сантиметров. Даже у «КВ» она тоньше.

Сколь ни логично выглядели эти соображения, у Жукова и Рокоссовского они вызывали отторжение. Этим летом Гитлеру позарез нужна победа, и он согнет Клюге и Манштейна в бараний рог, если они попытаются убедить его, что лучше отказаться от уже подготовленного наступления, да и не в правилах германских генералов отказываться от операции, когда войска заняли исходное положение для наступления. Сила и натиск все еще остается их девизом. Однако нельзя исключать, что, как и в прошлом году, генеральное наступление может быть отложено на несколько дней. Надо терпеливо выдержать такую важную по значению стратегическую паузу.

Предположение, что немецкое командование не перенесет начало наступления, стало подтверждаться от минуты к минуте. К середине первого часа после контрподготовки оборона немцев стала оживать, хотя медленно и как-то очумело. Забегали телефонисты, проверяя и связывая порывы телефонных линий, над брустверами первой траншеи стали показываться каски. Чуть позже донесся еле слышный гул танков — приближались к исходным позициям. А вот и батарея сделала пристрелочный выстрел, вероятно, чтобы выверить подготовленные данные стрельбы. Последовал и залп. Снаряды от него разорвались в стороне от НП командующего— по батарее дальнобойных орудий. Неизбежность проведения неприятелем артиллерийской подготовки стала очевидной.

Для генерал-полковника Рокоссовского оборонительная операция в Курском выступе была третьей в роли командующего фронтом. Никто бы его не упрекнул, если бы он управлял оборонительным сражением с КП, находящегося всего в сорока километрах от передовой. Такое удаление было в два-три раза ближе, чем рекомендовалось оперативным наставлением. В командующем фронтом еще не выветрилась привычка командарма — своими глазами и ушами видеть и слышать поле сражения, вглядываться в происходящее на нем. Хотя, когда спросил разрешения переместиться с КП на НП, услышал упрек Жукова:

— Что, указания Верховного тебе не писаны?

— Касаются. Но мне необходимо видеть и ощущать, как начнет наступление немец.

— Пора научиться по донесениям и докладам улавливать пульс сражения и соответственно реагировать на его ход.

— В ближайшее время так и буду поступать, но сегодня особый день войны.

— Особый — это верно, но… Ладно, грех возьму на себя. Двигай, но со всеми мерами предосторожности. Начался слишком серьезный момент войны, чтобы терять важнейшего командующего фронтом.

В посветлевшем небе заурчали, застрочили истребители. Между советскими и немецкими самолетами завязалась схватка. Самолеты метались в образовавшейся карусели, выбирая себе жертву, или убегали от преследователей. Не удавалось — вспыхивали и по наклонной или штопором падали к земле. На ней они взрывались клубящимися шарами. Летчики, покинув самолет, если удавалось, спускались на парашютах. Их расстреливали в воздухе или брали в плен. Иные, получив пробоины, пытались дотянуть хотя бы до своей стороны, чтобы не попасть в плен. Минут через десять небо перекрестили дымы от огней падающих самолетов обеих сторон, и воздушная карусель начала редеть. Уцелевшие истребители подались к своим аэродромам или стали подниматься выше, чтобы найти там спасение или занять выгодное положение для атаки.

Причина исчезновения истребителей открылась через минуты — в воздухе появились группы бомбардировщиков. Летели они выверенным строем: впереди «хенкели», за ними «дорны» и, наконец, «юнкерсы», похожие на стервятников. Люди принялись считать их, но вскоре сбились со счета, ибо число их перевалило за триста. А тут еще в выси вновь принялись носиться «мессеры» и «фоки», преграждая пути к бомбардировщикам «яков» и «мигов».

Посыпались бомбы, и земля покрылась черными сполохами, которые отозвались гулкими и дробными разрывами. Отбомбившись, самолеты повернули к северо-западу, а пыль с дымом потянулась к востоку. Огромная черная туча еще не надвинулась на соседние позиции, как шарахнула всей своей мощью артиллерия, собранная немецкими командующими к участку прорыва. Двести тысяч ее снарядов будто содрали с земли кожу, уже исполосованную траншеями, как шрамами, и принялись рвать ее в клочья. Поднявшаяся пыль зловещей тучей подалась по ветру.

Рокоссовский, уже неоднократно побывавший под обстрелами и канонадами, не счел для себя возможным уйти в добротный блиндаж — надо было прослушать и рассмотреть немецкую артподготовку. Вместе с авиационным ударом Модель вложил в нее все, что удалось собрать на северном участке прорыва, чтобы ошеломить, подавить и придушить тех, кто собрался сопротивляться его наступающим дивизиям и корпусам. Вероятно, при такой плотности огня, рассчитывал он, артиллерия и авиация смогут лишить ума русских солдат за сорок, максимум пятьдесят минут.

Прошел первый огневой налет — возникла короткая пауза — передышка, группы артиллерии перенесли огни на другие участки подавления и артиллерийские батареи, и Рокоссовский уловил в массе огня нечто похожее на щербины от выбитых зубов. Значит, во время контрподготовки артиллерии неприятеля досталось как следует и мощь ее не дотянула до той степени, чтобы расстроить крепость нашей обороны и дивизии девятой армии едва ли смогут прорвать нашу первую полосу, как предусматривают их уставы. А может быть, немецкое командование полагает, что для танковых дивизий, которые будут наступать в первом эшелоне, и такой артподготовки будет достаточно? Если так, то не сделать ли по немецкой артиллерии еще один налет! И Рокоссовский позвонил генералу Казакову: