Вашингтонская площадь - Генри Джеймс

Несмотря на прием с reticule, Морис, очевидно, не оценил ее план, поскольку в контору он миссис Пенимен не пригласил; он уже объяснял ей, что контору эту необычайно, невероятно трудно отыскать. Но так как она настойчиво желала с ним побеседовать (после целого года интимной болтовни миссис Пенимен продолжала называть эти свидания "беседами"), он согласился прогуляться с ней по городу и даже оказал ей особую любезность, покинув ради нее контору в такое время дня, когда дела были, вероятно, в самом разгаре. Он встретился с миссис Пенимен (которая постаралась одеться как "простолюдинка") на углу двух полузастроенных улиц с недомощенными мостовыми и ничуть не удивился, обнаружив, что ее безотлагательные новости сводились главным образом к новым заверениям в преданности. Он, однако, принял уже от нее бессчетное множество подобных заверений, и ему было вовсе ни к чему жертвовать своим драгоценным временем ради того, чтобы в тысячный раз услышать, какое преданное участие миссис Пенимен принимает в его судьбе. Он сам имел ей кое-что сказать. Сделать это было нелегко, и затруднение, которое он испытывал, побудило его выражаться весьма желчно.

— О да, я отлично знаю, что он сочетает свойства льдины со свойствами раскаленного угля, — начал он. — И Кэтрин мне это объясняла, и вы повторяли мне это так часто, что меня уже просто тошнит. Не трудитесь снова повторяться — вы меня вполне убедили. Он не оставит нам ни цента, этот факт уже не нуждается в доказательстве.

Тут миссис Пенимен посетила вдохновенная мысль.

— А что, если вам подать на него в суд? — спросила она, удивляясь, как ей раньше не пришел в голову этот несложный ход.

— Я на _вас_ подам в суд, — ответил Морис, — если вы будете и дальше испытывать мое терпение подобными советами. Это недостойно мужчины продолжать борьбу, когда поражение очевидно. Я должен отказаться от Кэтрин.

На его заявление миссис Пенимен ответила молчанием, хотя сердце ее забилось. Слова молодого человека не были для нее неожиданностью; она уже свыклась с мыслью, что Морису не следует жениться на Кэтрин, если у той не останется шансов получить отцовское наследство. "Не следует" формулировка несколько двусмысленная, но, руководствуясь своими природными склонностями, миссис Пенимен понимала ее вполне однозначно, и, хотя решение это никогда прежде не высказывалось в той грубой форме, которую придал ему теперь Морис, оно не раз молчаливо подразумевалось во время их непринужденных разговоров, когда молодой человек развалясь сидел в каком-нибудь из мягких кресел доктора; так что миссис Пенимен стала относиться к этой мысли сперва (как она предпочитала думать) философски, а потом и с тайным одобрением. Тот факт, что свое одобрение она держала втайне, доказывает, разумеется, что миссис Пенимен его стыдилась; но она закрывала на это глаза, напоминая себе, что как-никак идею замужества племянницы выпестовала именно она. Едва ли доктор признал бы политику Лавинии последовательной: во-первых, Морис во что бы то ни стало должен получить его наследство, и она ему поможет в этом; во-вторых, оно явно не достанется ему, и было бы обидно молодому человеку — молодому человеку с такими богатыми возможностями — жениться на бесприданнице. Когда по возвращении из Европы доктор прочел сестре нотацию, которую мы приводили выше, затея Мориса стала казаться миссис Пенимен настолько безнадежной, что она окончательно сосредоточила свое внимание на этом «во-вторых». Будь Морис ее сыном, она без колебаний принесла бы Кэтрин в жертву этой всеподавляющей идее — его счастливому будущему. Готовность принести в жертву собственную племянницу свидетельствовала о более чем материнской преданности. И все же, внезапно обнаружив в своей руке нож для заклания жертвы, миссис Пенимен оробела.

С минуту Морис шел молча, затем раздраженно повторил свои слова:

— Я должен отказаться от нее!

— Кажется, я вас понимаю, — осторожно проговорила миссис Пенимен.

— Как тут не понять — я выразился достаточно ясно! Грубо и откровенно.

Морис стыдился самого себя, и это было ему неприятно; а так как неприятных ощущений сей молодой человек решительно не переносил, им овладел прилив безжалостной злобы. Ему захотелось отыграться на ком-нибудь, и он осторожно — ибо Морис был всегда осторожен, если дело касалось его самого, — спросил:

— А вы не могли бы ее немного охладить?

— Охладить?

— Подготовить ее — попытаться заставить ее постепенно забыть обо мне.

Миссис Пенимен остановилась и торжественно посмотрела на молодого человека.

— Мой бедный Морис, да знаете ли вы, как она в вас влюблена?

— Не знаю и не желаю знать. Я всегда старался этого не замечать. Знать об этом было бы слишком мучительно.

— Она будет очень страдать, — сказала миссис Пенимен.

— Вы должны ее утешить. Если вы мне настоящий друг, если вы не притворяетесь, вы найдете способ ее утешить.

Миссис Пенимен печально покачала головой.

— Вы спрашиваете, не притворяюсь ли я вашим другом; а я не сумею притвориться вашим врагом. Что я могу сказать ей, кроме новых похвал вам? Но похвалы вам едва ли ее утешат!

— Доктор вам поможет. Он будет в восторге, что помолвка расстроилась, и придумает ей какое-нибудь утешение — ведь он человек опытный.

— Он придумает ей новую пытку! — воскликнула миссис Пенимен. — Упаси ее небо от отцовских утешений. Он станет злорадно торжествовать.

Морис мучительно покраснел.

— Если вы станете утешать ее так же, как сейчас утешаете меня, проку будет немного! Чертовски неприятно объясняться, но это необходимо. Меня тяготит такая необходимость, и вы обязаны облегчить мое положение.

— Я буду вашим другом до гробовой доски! — заявила миссис Пенимен.

— Лучше докажите вашу дружбу сейчас! — ответил Морис, возобновляя прогулку.

Миссис Пенимен двинулась следом; она едва сдерживала дрожь.

— Вы бы хотели, чтобы я ей сама сказала? — спросила она.

— Не надо ей ничего говорить, но если бы вы могли… если бы вы могли… — и он замолчал, пытаясь сообразить, что же в действительности миссис Пенимен могла бы для него сделать. — Вы могли бы объяснить ей мои побуждения. Объяснить, что я не в силах стать между ней и отцом и дать ему повод лишить собственную дочь ее законных прав — повод, которого он дожидается с таким отвратительным нетерпением!

Миссис Пенимен с замечательной быстротой оценила всю прелесть этой фразы.

— Как это похоже на вас! — сказала она. — Как это тонко!

Морис раздраженно махнул тростью.

— Ах, оставьте! — капризно воскликнул он.