«Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го - Виктор Побережных

Всё это я и сказал Мартынову, на его вопрос о Максимове. Хмыкнув, Александр Николаевич закурил, подвинул ко мне папиросы, немного помолчал и сказал.

– В чём-то ты прав, а в чём-то нет. Предатель, говоришь? С какой стороны поглядеть… Заметь, он ни слова не сказал о том, что перейдёт к немцам или начнёт помогать другим государствам в войне с нами. Неважно в реальной, информационной или ещё какой либо. Он, пусть не сразу, но честно признал – хочу пожить для себя! И всё.

– Товарищ майор! Давайте все для себя жить и будем? – я даже задохнулся от возмущения, – Вы что говорите-то? Это же хуже, чем простое предательство! В том времени, откуда я "провалился", многие и стали жить – для себя! Да не многие даже, а большинство! Начинают что-то понимать, только когда беда к ним приходит уже на порог! А до этого момента их ничего не трогает! Бьют ребёнка? Так не моего же. Продают наркоту? Так не мне же. Спаивают, развращают детей? Так не моих же! Разворовывают страну? Так не моё же имущество тащат! А когда спохватываются – уже поздно! Уже ребёнок алкаш или наркоман, или его растлили и убили. Или выкинули из дома, который продали вместе с жителями, а новый хозяин решил в нём гостиницу сделать. И много, много чего ещё! А представьте, что было бы, если бы 22 июня погранцы для себя жить стали? И другие бойцы, насмерть стоявшие ушли, что бы где-то для себя пожить?

– Успокойся, Андрей! – Мартынов аж по столу стукнул, – Я просто хотел убедиться, что ты сам всё это понимаешь!

– Знаете, Александр Николаевич, – я снова закурил папиросу, – Сейчас тяжело и люди разные, хватает и порядочных и сволочей, вроде всё как в том времени…А мне лучше здесь! Дышать легче, несмотря ни на что, люди сейчас, – я замялся, не в силах подобрать правильные слова, – честнее, что ли? Или правильнее? Не знаю как объяснить свои чувства, – Я поднял глаза на Мартынова и удивился. Он смотрел на меня понимающе и…с жалостью?!

– Эх, Андрей, Андрей, – Мартынов встал, подошёл к сейфу в углу кабинета и достав из него бутылку коньяка со стаканами, вернулся к столу. Налив пол стакана, он протянул его мне и продолжил, – Я только сейчас окончательно понял и поверил твоим рассказам о твоём будущем, которое, я надеюсь, теперь не случится! Это в каком моральном дерьме нужно находиться, что бы вполне благополучная жизнь (ведь ты не бедствовал, верно?) казалась хуже, чем война. Давай выпьем, что бы то будущее, которое ты знаешь, никогда не наступило! – потом командир убрал всё назад, в сейф и подытожил.

– Всё! Расслабились и хватит. Иди, Андрей, занимайся дальше бумагами, вдруг ещё кто найдётся…

Интерлюдия. 25.05.1942 г., Москва, Кремль, Кабинет И.В. Сталина.

– Значит номер два оказался очень важной находкой? Более ценным, чем номер первый? Я правильно тебя понял? – Сталин, отвернувшись от окна, около которого стоял, посмотрел на Берию.

– В целом да, товарищ Сталин, – Лаврентий Павлович покосился на свои бумаги, – наши специалисты просто пищат от радости, читая отчёты и составляя список интересующих тем. Но есть огромная разница, между Стасовым и этим, Максимовым. Он…

– Я понимаю, Лаврэнтий, о чём-ты – Сталин махнул трубкой, прерывая наркома, – Стасов НАШ. Он это доказал своими поступками, самого первого дня доказал! А этот, – Сталин поморщился, – приспособленец, но нужный приспособленец. Хорошо Лаврэнтий, работай. С этим, вторым, проблем не возникнет?

– Никаких, товарищ Сталин. Он трус. И ради своей шкуры сделает всё, что ему скажут. Но мы создали ему нормальные условия, что бы ничто не помешало работе.

– Хорошо, ещё один момент, Лаврэнтий, – Сталин сел за свой стол и подал Берии листок бумаги, – Вот список пэсен, которыетвои спецы вытянули из Стасова и которые можно выпускать в жизнь уже сейчас. Подбери людей, которые будут числиться авторами. Ладно. Пока всё, иди Лаврэнтий, иди…

Интерлюдия. 25.05.1942 г. Берлин, Главное управление имперской безопасности, 6-ой департамент (СД-Заграница) из разговора и.о. начальника департамента оберштурмбаннфюрера СС доктора Эрвина Вайнманна и начальником отдела С (Восток) оберштурмбаннфюрером СС и оберрегирунгсратом, доктором Хайнцем Грефе.

– … Хайнц, первого июня шеф прилетит из Праги. Он очень, очень недоволен операцией в Москве. Ты понимаешь, чем это грозит и тебе и мне? Вижу, что понимаешь. Ты подготовил полный отчёт по операции?

– Да, Эрвин. Не нервничай так. Ситуация неприятна, но не фатальна. Самое главное, что русские не вышли на нашего человека, а это даёт возможность, при необходимости, провести более удачную акцию. Тем более, что мы, теперь, убедились в возможности проведения акций в Москве.

– Это так, дружище…Но меня беспокоит реакция шефа. Слишком спокойно он разговаривал, узнав о провале операции. Слишком спокойно…

Глава 36

Утро началось с сюрприза. Нужно признать, что сюрприз был приятным. Не успел я открыть свой кабинет, как появился Мартынов и заявил.

– Замыкай и поехали в госпиталь. Врачи разрешили парней навещать!

До меня не сразу дошло, что речь идёт о Яшке и Орлове. Но поняв, о каких парнях говорит командир, я стартанул так, что он догнал меня только у автомашины и через полчаса мы были уже в палате ребят. Если Юра выглядел нормально, для человека из которого достали три пули (одна прошла на вылет), то Зильберман… Именно про такой внешний вид людей и говорят, что краше в гроб кладут. Врач, который зашёл с нами в палату, шёпотом сказал, что у нас всего минута и что Яше нельзя разговаривать. Мы не успели ничего рассказать ребятам, как снова оказались в коридоре. Попроведовали, мля! Уже в коридоре, врач объяснил, что состояние ребят стабилизировалось, но всё ещё неустойчивое, что запуская нас, даже на эту минуту они очень рисковали, не зная, как волнение скажется на раненых.

Вернувшись в управление, я вновь засел за бумаги. Снова отчёты, доносы, рапорта…надоели до невозможности! Столько мерзости приходится пропустить через себя, что физически противно становиться! А потом, их дети и внуки, да и сами эти люди, будут рассказывать о преступлениях Сталина и "кровавой гебни". М-да. Люди, люди. Что же вы творите! Сам не заметил, как распсиховался от своих рассуждений! Закурив, я со злостью уставился на папку с бумагами. Как же вы меня достали, соотечественники! Война идёт, а вы всё пишите и пишите всякую хрень! Особенно старается "интеллигенция". Что зависть и серость делает с людьми? Как можно, обвинив человека во всех смертных грехах, улыбаться и пожимать руку при встрече? В голове не укладывается! Ведь такой писаниной они человека на смерть отправляют! Не всегда, конечно, но очень часто. Окончательно распсиховавшись, я достал фляжку и хлебнул коньяка. Вспомнилось, как иногда, спорили на форумах об этих годах, о нынешних людях и власти в целом. Каким всё было ясным тогда! И какими мы все были балбесами! Только теперь, увидев изнутри часть мутного потока, вливаемого в НКВД советскими гражданами, я начал понимать – как мало мы знали об этом времени, о реальном положении вещей! Вот только не понимаю, как это можно прекратить? Чтобы люди писали только тогда, когда узнавали только о реальных врагах страны, а не сводили какие-то счёты, с помощью органов? Да ну всё это к чёртовой матери! Всё равно, ничего путного в голову не придёт. И работать не могу, устал я от всего этого, что ли? Вспомнился встреченный прадед. Так ничего и не знаю о его судьбе. Просил ещё Транеева разыскать его, тот передал мою просьбу руководству, но до сих пор никаких серьёзных результатов не было. Единственное, что мне сообщили о прадеде, была информация о том, что мой прадед оставался в заслоне, прикрывая наш отход по болотам. Но надежда на лучшее остаётся, всякое бывает. А остальных моих предков мягко охраняют – мало ли? Пока размышлял обо всём этом, время подошло к обеду. Уже привычно убрав бумаги в сейф, я замкнул кабинет и услышал телефонный звонок. Чертыхнувшись, вернулся назад и поднял трубку.

– Срочно ко мне! – и гудки. Мартынов и, похоже, не в духе. Быстро дойдя до "начальственных апартаментов", постучался и, после получения разрешения, вошёл. Раз шеф не в духе, изобразим службиста. Может не будет сильно наезжать, тем более, что вроде и не за что?

– Вызывали, товарищ майор? – я "ел глазами" начальника, отмечая для себя, что Мартынов не просто зол. Он с трудом контролирует себя.

– Вызывал, товарищ старший лейтенант, вызывал! – подавшись ко мне из-за стола, он продолжил злым голосом, пытаясь при этом оставаться спокойным. От чего эффект появлялся обратный – я аж прибздёхнул чуть-чуть. Вины своей не знал, но не по себе стало! – Товарищ старший лейтенант государственной безопасности. Скажите мне, пожалуйста, вы идиот? Или удачно претворяетесь?! – Мартынов, перестав сдерживаться, перешёл на крик – Ты совсем о….л Андрей? Ты думаешь, что творишь, б….ь такая?! Сколько тебе говорили следить за языком?!!