Город в законе: Магадан, триллер - Валерий Фатеев

И тут на память ему очень удачно приходит случай… Правда, тогда полигон заливало, но какая разница…

Торопясь, он набирает 01.

Командир пожарной части в нерешительности. А если в то время, когда машины будут работать у телефонки, пожар?

— Зальет телефонку — полгорода сгорит, вы и не узнаете.

Действует.

Но этот, первый сегодняшний звонок привел Ивана Михайловича в недоумение — в рамки не вписывался.

— Задержан в пьяном виде инженер Квитко из совхоза "Маяк", — доложил дежурный горотдела милиции.

— Ну и что, — пробурчал Лясота, — вы мне намерены о каждом пьянице сообщать?

— При нем три знамени… он их вроде в облисполком вез.

— Как-как? — ахнул от удивления Иван Михайлович. Разное приходилось слышать, но чтоб такое! Он покрутил головой.

— Знамена в сейф, инженера в вытрезвитель.

— Они у него вокруг тела обмотаны, — ухмыльнулся милиционер. — Так что повредить боимся, не дает.

И смех и грех. Герой. Его любопытство разобрало.

— А ну-ка, соедините меня с ним… Инженер Квитко, с вами говорит дежурный по обкому. Прошу вас сдать знамена под расписку, а сами отдыхайте.

— Не-е-т. Прав не имею. Только в общую часть облисполкома.

"Что-то непонятно, — насторожился Лясота. — По голосу непохоже, чтобы очень уж пьяный. Хотя, какая тут разница, очень или не очень. Знамена!"

Придется ехать. То есть идти — до горотдела три шага. Хоть и не положено отлучаться, но случай-то какой.

Попросил свободного от смены постового минутку подежурить, поднял, поколебавшись, заведующего общей частью облисполкома — тот чертыхнулся было, но, уловив суть, сказал: бегу.

И вправду, видно, бежал. У входа в милицию встретились. Вот он, голубчик, — инженер-знаменосец Квитко пригорюнился за решетчатой дверью. Высокий, плечистый, с непомерно толстым — от знамен — торсом. И не пьян, не пьян. Запашком, правда, навевает, ну и что?

— Поужинал в ресторане, а эти… — зло крутнулся Квитко.

"Эх ты… может, ребята и перегнули палку, а может, они тебя от больших неприятностей спасли".

Пока облисполкомовец писал расписку, а инженер Квитко раскручивал знамена, милиционер спросил тихонько и вроде виновато:

— А с ним как?

— В гостиницу устройте. Пусть отдохнет… перед завтрашним.

…Наконец-то пауза. Второй час ночи, а детектив так и не раскрыт. Тут жизнь почище детективов винты крутит. Налил в стакан чай, но и глотнуть не успел.

— Вы простите за беспокойство, — старчески дребезжащий голос заставлял напрягать слух, — тут мальчик позвонил, 4-20-20 телефон, просто случайно. Лет пяти, видимо. Плачет, говорит мама с работы не вернулась, отца нет, а с ним еще ребенок, совсем малыш.

— Спасибо… что-нибудь придумаем.

"Но что? Как там… четыре-двадцать-двадцать…"

— Как тебя зовут? Рома? Добрый вечер (хотя какой уж тут вечер), Рома, с тобой говорит самый главный ночной начальник. Ну-ка не хнычь и рассказывай, что случилось.

— Мама не пришла.

— Так… а папа где?

— В больнице.

— Ты с братиком?

— Он уже спит, а мне страшно.

— А вот это ты зря… Ты не бойся, я рядом. Писать цифры умеешь? Ну вот, напиши-ка мой номер. А теперь проверь — набери эти цифры и попадешь ко мне.

— Дежурный по обкому слушает (ах, черт, это же малыш. Долго, однако, он набирал). Видишь, я всю ночь буду рядом с вами. А мама скоро вернется. Она, должно быть, во вторую смену осталась.

"Сучка, — думает про себя Иван Михайлович. — Муж в больнице, а она детей бросила. Или алкоголичка — еще страшнее".

Несчастья он не хочет и подразумевать: хватит их, несчастий!

— Рома, телефонный шнур длинный? Ну вот, поставь аппарат возле кровати, ага, на тумбочку, молодец, ложись, и я тебе сказку расскажу… В некотором царстве, в некотором государстве…

Все, по этому телефону теперь долго не позвонят. Рома слушает, иногда переспрашивает, но голос его все реже и тише, и наконец Иван Михайлович с удовлетворением слышит далекое ровное дыхание — спит.

Он хотел было опустить трубку, но подумал, что тогда там, на другом конце провода, раздадутся гудки, и они разбудят мальчика. Бог с ним, с телефоном, их тут и так много. Кому надо — дозвонятся.

Потревожил телефонную, выяснил фамилию владельца телефона четыре-двадцать-двадцать. Затем милицию — не случилось ли что с Эльвирой Николаевной Николаевой?

Таких сведений нет.

Утром, когда приходит уборщица, Иван Михайлович встряхивается от дремоты — предутренний сон только-только настиг его.

Уборщица старенькая, худенькая и любит поговорить.

— Что это у вас трубка лежит?

— А… эта, — Иван Михайлович только теперь услышал короткие гудки. Значит, Николаева вернулась и положила трубку.

Дежурство закончилось. За ночь выпал свежий снежок, и теперь, после бессонной ночи, блеск его режет глаза. Можно бы уйти домой, да в девять важная планерка, попросили присутствовать, а сейчас восемь — ни туда ни сюда.

И тогда он едет к Роме. Ему хочется знать, что же там все-таки произошло.

Дома никого нет. Вышла соседка, сказала, что они уже ушли в садик. Спрашивает у заведующей, в какой группе Рома Николаев.

— А вот его мама, — показывает заведующая на молоденькую полную женщину с темнеющим над верхней губой пушком.

— Я Николаева. А что вам надо? — раздраженно спрашивает она. — Мне некогда.

— Я ночью тоже был занят, Эльвира Николаевна, — говорит Иван Михайлович и представляется. — …Но пытался вместе с милицией разыскать вас.

Мгновенная, кирпичной густоты краска вспыхивает на щеках и шее женщины. Она хватает Ивана Михайловича за рукав, тянет в сторону, умоляюще шепчет:

— Ради Бога! Ради Бога! Простите — подруга подвела: обещала переночевать и не пришла, подвела.

Иван Михайлович осторожно освобождает рукав и уходит. Винить, осуждать — да кто он и что знает? Просто краешек чужой жизни на мгновение приоткрылся перед ним. Приоткрылся и исчез.

На планерку Иван Михайлович опаздывает и получает первое замечание. Второе — за неправильно — не в тот адрес — составленную бумагу. День еще только начинается, значит, не миновать и третьего… Сердце у Ивана Михайловича начинает болеть, он слушает, слушает размеренную речь своего начальника, но совершенно ничего не понимает. Перед ним цветным калейдоскопом проходят события сегодняшней ночи, слышатся другие, расчеркнутые телефонными звонками, голоса.

— Иван Михайлович! — неожиданно обращается к нему начальник.

— Дежурный по обкому слушает, — автоматически отвечает он.

Все смеются, а начальник безнадежно вздыхает. Как раз вчера в конфиденциальной беседе решался вопрос о Лясо- те. Рекомендовали выдвинуть его на самостоятельную работу. Заведующий это предложение не поддержал: нерешителен, рассеян, словом, не потянет. Теперь видит — не ошибся.

После планерки к Ивану Михайловичу подходит сослуживец, Юрий Иванович Чагип.

— Выручай, Лясота.

— Сколько тебе? — полез тот за бумажником.

— Да не… я тебе еще и так должен. Ты подежурь за меня завтра, а? День рожденья у меня, понимаешь.

Чагин врет. День рождения у него в этом году уже был. Иван Михайлович помнит об этом, но все равно соглашается, и сослуживец долго с преувеличенной благодарностью тискает его руку и говорит:

— А впрочем, дай еще десяточку. Для ровного счета.

ДЯДЯ КОЛЯ

Как всегда мой приезд вызывает маленький переполох. Как-никак единственный брат, к тому же из Магадана. У моей сестры, когда она говорит о Магадане, делаются такие глаза, словно речь идет о том свете. И тогда Зина жалеет меня и при встрече всегда плачет, сотрясаясь своим большим рыхлым телом.

— Ну-ну, Зин, успокойся. Не умер пока.

— Занесло тебя, чертушку. Люди вон и тут устраиваются. А это разве жизнь.

Из своей комнаты выходит Аленка, моя племянница. В девятом классе девка, а ростом скоро меня догонит, — а во мне как-никак сто восемьдесят четыре.

— Все растешь, Аленка. Ох, будут твои женихи плакать.

— Отстаете, дядь Валер, от жизни. Я в классе самая маленькая.

— Да неужто, — удивляюсь я. — Ну, если ты самая маленькая, то вот тебе самый большой на свете шарф.

Ослепительно белой шерсти, он так велик, что им можно обмотаться с головы до ног.

Аленка упорхнула к зеркалу.

Сестре — панно, красивое, из кусочков меха сделано.

— Надо было тебе деньги тратить, — ворчит Зина.

— Ты только Верке не отдавай, — предупреждаю я. — Для нее у меня само собой есть.

Но знаю, что предупреждаю напрасно. Такая уж у меня старшая племянница — все выцыганит у матери. И откуда это — в нашем роду вроде не было. Может, отпечаток профессии — она в торговле работает. Кооперативная квартира, всего в ней хватает, а Верка тащит и тащит. Муж — видел я его всего один раз — был наладчиком пианино, так она его погнала на автобус — зарабатывай, мол, деньги.