Журнал Наш Современник 2009 #3 - Журнал Современник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Забыв помолиться -
В вечность, на стужу, в расход!
Близок огонь. Закрываясь от света, Шепчем, сползая во тьму: Боже, великое солнце Завета Не отвратить никому!
* * *Посв. Вик. Бородиной
Душа, как сад, роняет первый цвет И алым ветром порошит в зарю. И только счастья — не было и нет! А я опять о счастье говорю.
Как нет любви земной, что без конца, Которой с детства мы уязвлены. А есть смешные глупые сердца, Дрожащие в предчувствии зимы.
И есть великих сроков череда, Когда под знаком славы и беды Пред тем, чтобы угаснуть навсегда, Качает сад тяжёлые плоды.
К РОДИНЕ
Посв. Н. Дорошенко
Время полулюдей, годы полураспада, Череда беззаконий поросла лебедой. Что же сталось с тобой, и кому это надо — Километры беды мерить общей бедой?
Что нам "Запад", "Восток", если вышло иное, Если русские тропы сюда привели? Ты стоишь на краю, чуешь вечность спиною, А вокруг только небо и немного земли.
Только ты, моя рань, моя вольная воля, — Позабыв про усталость, звёздной пылью пылит, — Только ты и осталась, как лучшая доля, Только ты и стоишь — остальное болит.
В ТЕХ МЕСТАХ СОКРОВЕННЫХ РОССИИ…* * *Есть в России такие места,
Что не тронуты словно бы временем.
Там над рощами властвует древняя,
Первозданная красота.
Над поляной шмели, как цари,
С медуницы летят к иван-чаю,
Там березы забвенье качают,
И звезда над осиной горит.
На листах, что трепещут едва,
Грань меж тенью и светом неясна.
Там зовёт неразгаданно властно
Неба добрая синева.
Сладок там малахитовый хмель
Трав, не знавших жестокости стали.
Там врачует заботы-печали,
Как знахарка, склоненная ель.
БЕСЕДИН Николай Васильевич родился 16 января 1934 года в Кемеровской обл., прииск Террасный. В 14 лет ушёл юнгой на флот. В 1963 году закончил Литинсти-тут. Работал в Институте ядерной физики имени Курчатова, НИИ сантехники, Госплане СССР. Член Союза писателей России. Лауреат Всероссийских литературных премий имени Н. Заболоцкого, И. Бунина. Автор 14 сборников стихов и трёхтомника "Избранное". Живёт в Москве
Ах, какая стоит тишина В тех местах сокровенных России, Словно рощу о чём-то спросили, А ответа не знает она.
* * *На старинной гравюре,
где небо вразлёт Разметалось над полем, Где ворон клюёт На дороге ячменные зерна, Где легко и упруго
скользят облака, Где не то чтобы дни и года,
а века
Исчезают, как листья, покорно. На старинной гравюре, где сонный покой От осокоря льётся, И на водопой
Пастушонок торопит отару, Там душа и пространство,
себя обретя, Так слились воедино,
как мать и дитя, Как два промысла Божьего дара. В окнах сумерки гаснут, стирая тона, Размывая границы гравюры и сна, Поля этого, этой дороги. Нет отары давно и её пастушка, Бесприютен пустырь,
тяжелы облака, И исполнено небо тревоги. На асфальте дорожном
не зёрна, а тлен, Задохнулось пространство
в нашествии стен, В бесконечности небо зловеще. Но минувшее память жестоко хранит. На обломке осокоря ворон сидит, И возмездье в глазах его вещих.
БРАТИНА
Говорила матушка:
— Жажда истомила.
Поднеси мне ковшичек влаги зоревой.
Вся душа измаялась,
оскудела сила, Заросла дороженька к солнцу лебедой. К солнцу лебедой. Собирал я матушке Росы луговые,
Ковшичек серебряный полный подносил. Не взяла, не выпила.
Губы ледяные
Не открыла родная, как я ни просил.
Наливал я матушке
Из ключей подкаменных
В туесок берёзовый одолень-воды.
Не взяла, не выпила.
Жестом неприкаянным
Заслонилась милая, будто от беды.
Собирал по капле я
Из озёр немерянных
Да из рек несчитанных, из морей нагих.
Не взяла, не выпила.
То ли кем не велено,
То ль печать заклятия на губах сухих.
И спросил я матушку:
— Чем душа утешится? Подала мне братину:
— Людям отнеси.
Что нальют, насыпят ли -
Всё приму я, грешница.
Мало ли наварено яства на Руси?
Яства на Руси.
И пошёл я с братиной
Долами да взгорками,
По деревням сгорбленным, умным городам…
И роняли жители
В чашу горе горькое,
Слезы да пожарища с кровью пополам.
Приносили жители
Старые и малые,
Сирые и нищие — голод и позор.
Молча клали в братину
От надежд усталые,
От похмелья тёмные злобу и раздор.
Нес её я полную
Неторопким шагом
По путям обратным, чтоб не расплескать. В граде белокаменном Блажная ватага
Кинула горсть золота: — Подавись ты, мать!
И поднёс я матушке.
Выпила, не охнула.
Прокричали вороны с четырёх сторон.
Но потом родимая,
Как травинка, сохнула.
И стояла братина около икон.
Около икон.
* * *С куста на куст перелетая, Синичья маленькая стая Щебечет, радуясь тому, Что день настал широк и светел, Что пахнет ягодами ветер, Что мир и лад у них в дому. А я брожу по сухотравью Меж снами прошлого и явью И с каждым шагом мне грустней,
Что горек ветер, день тревожен, Что лето кончилось, быть может, Что лада нет в душе моей!
* * *Что в тайниках и есть ли тайники? Я не о тех, что пахнут нафталином, Не тех -
в пространстве песенно-былинном,
Куда глядят с тоской из-под руки
Или идут покаянно с повинной.
Я не о них, хотя и путь к ним свят.
И не о тех живительных и вечных,
Где спят дожди, где зажигает свечи
Осенних рощ ноябрьский закат,
Не о равнинах русских бесконечных.
Но есть ли тайники, что сберегли
Бесстрашие, и жертвенную силу,
И долг живых — не ворошить могилы,
И боль при виде матери-земли
Ограбленной, униженной, но милой?
Где те места, где русский род хранит
Непорченые зёрна для посева,
Где русая с небесным взором дева
Богатыря Илюшеньку родит,
Исполненного праведного гнева?
Как будто Китеж, "Курск" или "Варяг",
Нас поглощает медленно пучина.
Где мужество, чтоб не искать причины,
А бить врага лишь потому, что — враг,
Чтоб не стыдиться матери за сына?
* * *Выбрасывают книги на помойку.
Наверно, завершают перестройку.
Иль, может быть, готовит человек
Себя к отплытью в XXI век.
А там всё будет круто и толково,
Обузой станет человеку Слово.
Не будет ни сонета, ни романа,
А будут только кнопки да экраны.
И всё заменит — шёпот, стон и крик -
Компьютерно-рассудочный язык.
И будут петь и плакать — все на нём…
Но, слава Богу, мы не доживём.
* * *В этом нищем краю,
безответном таком и былинном, Позабыла земля
заскорузлые руки забот. Пролетят журавли
запоздалым, тоскующим клином,
И рванётся вослед в поднебесье
пернатый народ. И закружатся листья
в какой-то отчаянной пляске, Унося за собой волглый запах
берёз и осин. И смешаются странно
земные с небесными краски, И потянет от берега
холодом первых седин. Не зови, не проси меня
край этот нищий оставить. Я навеки прирос к неприкаянной
русской земле. Вот декабрь придёт,
и сотрёт всё случайное заметь, И повыжгут морозы всё то,
что рождалось во зле. И тогда по весне,
под апрельские тёплые зори Зашумят и наполнятся
радостным светом леса, И очнутся поля от сиротства,
безверья и горя, И о верности отчей земле
возгласят небеса.