Черный археолог из будущего. Дикое Поле - Анатолий Спесивцев

Маскарад был на уровне детсадовских утренников, будь у янычар хоть немного времени, они легко во всё бы разобрались. Но времени то после залпа ракет у них не было.

Права оказалась Лена Горелик и отношении испачканных штанов. Звуковая атака штука страшная, действующая на всех, вне зависимости от личной храбрости. У казаков быстро возникла традиция, идти на запуск с пустым кишечником и сливать перед запуском ракет. Аркадию же пришлось провести серьёзное внушение Срачкоробу, чтоб он прекратил эксперименты с новыми трубками на ракетах. Он вспомнил статью в «Технике молодёжи» о трубках, способных убивать инфразвуком. А слушали ракеты первыми, в любом случае, те, кто их запускал. Вроде бы, до инфразвукового спектра вой не опускался, но чем чёрт не шутит, когда бог спит?

Очистить Азовское море от вражеских судов, блокировать Азов с моря удалось, практически, без потерь. Более того, после обработки характерниками, большинство освобождённых галерников вызвалось участвовать в штурме Азова. К людоловам и работорговцам у них накопились некоторые претензии. Из туберкулёзников, в те времена обречённых на скорую смерть, создали отряд прорыва, разбавив его серьёзно проштрафившимися казаками. Шансов уцелеть у его членов было немного, чего объяснять настойчиво им не стали. Зато отомстить перед смертью, они могли полной мерой, пусть и не тем негодяям конкретно, которые украли у них свободу.

Дурные вести летят на крыльях…

Черкасск, … 7146 года от с.м

Вести из Сечи пришли в войско, выступившее в поход между Черкасском и Азовом, хоть разделяли их всего пятьдесят вёрст. Гонец сообщил о скоротечной, но очень мучительной смерти кошевого гетмана Бута (Павлюка). По единодушному мнению всех видевших эту смерть и знавших гетмана она была вызвана ядом. Крепкий, ещё не старый мужчина, Павлюк до рокового дня ничем не болел. Учитывая, что кончина Кошевого случилась как раз в момент подготовки им восстания против польских панов и проводимого ими окатоличевания Малороссии, легко было догадаться, кто совершил это страшное преступление.

Второй гонец, на следующий день порадовал старшину и войско вестью, что вместо умершего новым кошевым избран Богдан Зиновий Хмельницкий, ещё недавно посещавший дружественный Сечи Дон. В ответ на требования запорожцев идти мстить проклятым отравителям-иезуитам, он, с помощью других уважаемых гетманов и полковников, уговорил казаков не делать этого.

Мол, гетмана отравил кто-то из своих, чужих-то к нему и на пушечный выстрел не подпускали. Значит, не раскрыв предателя, запорожское войско всё время будет находиться под опасностью нового предательства. Да и старшина получила верное известие, что Конецпольский уже подготовил большое войско для войны с казаками. Выступить против поляков сейчас, означало заведомо обречь себя на поражение.

Голота таким поворотом дела была крайне недовольна. У Хмельницкого возникли бы серьёзнейшие проблемы прямо сразу после избрания, если бы он не призвал всех желающих идти грабить приморские города Турции, которым султан оказать помощь не может, потому, как застрял в Персии.

«Пограбить? Всегда готовы!» — вот как можно охарактеризовать неизменное настроение этой части запорожского общества. Деньги у них не задерживались никогда, главным их принципом было: «Награбь и пропей побыстрее!». Предложение Хмельницкого они встретили с одобрением. Были, и немало, казаки, не желавшие размениваться на банальный грабёж, а жаждавшие отомстить проклятым ляхам и защитить веру отцовскую. С ними активно работали и вернувшиеся в Сечь характерники, умеющие уговаривать куренные, полковники и сотники. Большую часть уговорить удалось.

Несколько сот запорожцев, к сожалению, никакими аргументами пронять было невозможно. Они, осознав, что большинство действительно отправится на юг, ушли с Сечи на Левобережье, где, одно за одним, вспыхивали восстания крестьян, доведённых до отчаянья панами, кстати, совсем не польскими, евреями арендаторами, католическим и униатским клиром.

Послали агитаторов-лирников и по сёлам, призывать уходить на юг, где теперь для них землица недоступная панам есть. Но хлопы опыта преодоления застав не имели, так что в южные запорожские паланки добралось всего несколько тысяч человек. Слабо поддержанные запорожцами бунтовщики были выловлены и казнены уже к осени, много быстрее, чем в реальной истории. Каратели лютовали на всём Левобережье Днепра, измываясь над беззащитными селянами.

Когда Аркадий, предложивший этот финт ушами, узнал подробности издевательств, у него впервые в жизни заболело сердце. До этого не болевшее никогда. Умом он понимал, что в это время у казаков ещё не было сил быстро сломать панскую Польшу, а война на истощение для казаков была гарантированно проигрышна. Но эта политическая интрига оставила на его сердце рубец. Впрочем, это было позже, а пока он двигался, то пешком, то в телеге, на Азов вместе с войском.

Ехал в статусе военно-технического советника. То есть, так это никто не формулировал, но задания, выставленные ему советом атаманов, вполне вписывались в такое определение. На разборе первого морского похода, в котором он участвовал, Аркадий растёкся мыслью по древу о важности своевременного применения оружия, поставив примером слишком ранний запуск ракет против последней галеры и утопление из-за этого одного из стругов с большими потерями для казаков в людях.

Атаманы выслушали его внимательно, согласились с ним, но выводы сделали неожиданные. Ему и Васюринскому запретили участвовать в боях, кроме защиты собственной жизни. Как на море, так и на суше. Никаких морских походов, штурмов вражеских городов и рейдов по тылам противника.

Аркадий так и не понял, чья это была инициатива, но точно, не Васюринского. Бедолага выслушал этот запрет, как смертный приговор. Нет, куда менее спокойно, чем приговор к любому виду казни, Аркадий в этом не сомневался. Знаменитый куренной кричал, можно сказать, орал, возмущался, требовал немедленной отмены, грозился наплевать (и не только) на все приказы ему, казаку, сидеть в тылу. А какие он при этом взгляды на попаданца бросал… вспомнить страшно. Потом, начал жаловаться на судьбинушку, и, наверняка будет со стыдом вспоминать, умолял атаманов отменить это постановление. Но атаманы были непреклонны.

— Ваша жизнь слишком важна, чтобы ею рисковать! — сказал, как приговорил Татаринов.

— Ну, ладно, попаданец хренов, а я то причём! — продолжал кипятиться Иван.

— При том, что ты уже наловчился помогать ему вспоминать важные для нас вещи. Получится ли это у другого, Бог весть. Посему постановление для тебя обязательно. И, чтоб ты не вздумал баловаться, приняли мы это постановление по просьбе большинства характерников. Это именно они так решили, ну, а мы, поддержали. Храбрецов у нас и без вас хватает, а других таких людей нет, и не предвидится. Понял?

Совсем расстроившийся Иван, как показалось Аркадию, ничего не понял, переживая утрату возможности участвовать в боях. По наблюдениям попаданца Васюринский был адреналиновым наркоманом и, в придачу, действительно считал своими правом и обязанностью вести казаков своего куреня в бой. Сам Аркадий свей несостоявшейся славы героя, не жалел. Наоборот, обрадовался пониманию атаманами важности содержащихся в его собственной голове знаний.

Благо и финансовой необходимости ходить в набеги у него уже не было. Срачкороб уже наладил выпуск своих изделий, честно выплачивая попаданцу его долю за каждое проданное изделие. Учитывая огромную их популярность и высокую стоимость, только на доход от них Аркадий мог бы жить вполне безбедно. А ведь ему ещё перепадало кое-что и от производителей деревянных полукирас. Впереди маячили куда более солидные прибыли от рудников, копей и других изобретений, которые он намеревался вводить в жизнь. Тяги к личному участию в убийствах у него не было.

Города крепки не стенами

Азов, …(дату уточнить)

Тревожно было в Азове. Не только в халупках городской бедноты, традиционно склонной к панике, домах почтенных торговцев живым товаром, привычным к разнообразным напастям. Это-то было естественно, да и страх был там умеренный. Люди верили в несокрушимую мощь армии повелителя правоверных, знали, что гарнизон недавно увеличен в два раза, стены укреплены, запасы пополнены. Делегация самых уважаемых горожан и купцов из Стамбула, все сплошь — работорговцы, даже набрались наглости требовать от городских паши и сердара немедленных действий по разгону казаков. У них, видите ли, вся торговля стала, нет возможности выполнить заказы, в том числе, из дворца султана.

С каким бы удовольствием сердар Ибрагим-бек отдал их дома и дворы на разграбление своим янычарам! Но многие из пришедших, действительно поставляли товар Великому визирю, или, даже, во дворец повелителя. Приходилось извиняться, убеждать в опасности выхода войск в поле, заверять, что как только татары в большом числе явятся на помощь, казаков разгромят и отдадут всех уцелевших высокоуважаемым торговцам (чтоб вам лопнуть от жадности!).