Аполлинария Суслова - Людмила Ивановна Сараскина

Потом господин, с которым она говорила, ей сказал, что консервативные идеи также имеют право существовать. «Вот то, о чем я много спорила, – сказала она с жаром. – Действительно имеют право существовать, но не так, как у нас. Есть, напр[имер], партии консер[вативная] в Англии, во Франции, но не было примера, чтоб консер[вативная] партия стояла за кнут, как у нас; напротив, она иногда либеральней и гуманней революционных».

Она разорвала знакомство с Тур[геневым] за то, что он написал письмо госуд[арю], в кот[ором] говорил, что разорвал из уважения к нему все связи с друзьями своей юности[95].

К Маркович я пришла без всяких рекомендаций. Она приняла меня радушно и просто, сказала, что слышала обо мне, хотела сама прийти ко мне, да не знала адреса. На несколько минут она очаровала меня. Она предложила мне чаю, от которого я не отказалась потому, что испытывала страшную жажду. Потом скоро сообразила, что нужно было отказаться; ее любезность показалась мне манерой русской барыни, готовой всякого принять, напоить и накормить. Поговорив со мной, она меня просила (Бог знает для какой цели) подождать, пока напишет письмо, потом понесла его на почту и опять попросила подождать, но я отправилась вместе с ней домой. Погода была хорошая, m-me Мар[кович] пошла проводить меня до омнибуса… Дорогой мы о многом говорили: о Гер[цене], о том, что она пишет и что я пишу и писала. Она больше о том, как платят в журналах, покупала ли я себе летние платья, и почем, и какие.

Вообще я заметила в ней какую-то холодность, осторожность, она как-то всматривается в людей. Видно, что это женщина рассудительная, хладнокровная, увлекаться она не будет. Гр[афиня] сказала, что эта женщина тонкая, но вначале я нашла ее не такой, по крайней мере со мной. Гр[афиня] согласна со мной, что это она холодная. Я невольно сравнивала двух женщин. Я думала, что с Мар[кович] я бы не заплакала, а вышло иначе: через день я пошла к ней по ее приглашению в назначенные часы, она мне обещала к этому времени приготовить те из своих сочинений, которые я не читала. Дорогой, проходя через узкий переулок, я встретила женщину довольно молодую, очень бедно, но чисто одетую, которая плакала. Она робко подошла ко мне. Я думала, что она хочет спросить у меня какую-нибудь улицу. «Дайте мне, пожалуйста, 2 су, – сказала она, – я ничего не ела». Ее очень порядочный и грустно-покорный вид поразил меня. Я дала ей / франк, единственную бывшую у меня мелкую монету. Она поблагодарила и пошла прочь. Я пошла было своей дорогой, но эта встреча произвела на меня сильное впечатление; я подумала, не могу ли чем помочь этой женщине. Я вернулась и догнала ее. «Послушайте, – сказала я ей, – может быть, я могу вам быть чем-нибудь полезна. Вы, верно, были больны или с вами случилось какое несчастие. Если вы умеете работать, может быть, я вам достану работу. Приходите ко мне». Я хотела записать свой адрес, но не нашла карандаша. Она мне сказала, что не может запомнить наизусть адреса, и предложила зайти в лавку за карандашом. Я записала ей адрес и спросила лавочника, сколько должна заплатить за употребление карандаша. Сказали – ничего. Я поблагодарила и пошла. Я очень торопилась. «Я вас никогда не забуду», – с чувством сказала бедная женщина, прощаясь со мной. Мар[кович] я не застала дома.

Мать ее предложила мне подождать, сказав, что дочь уехала к Тур[геневу], и старалась дать мне почувствовать, что вчера Тур[генев] ждал ее дочь целых два часа и все-таки уехал, не дождавшись. Еще она сказала, что придет сегодня жена художника Якоби[96], хорошенькая, молоденькая, а главное, хорошая, по ее словам, женщина.

Действительно, скоро пришла хорошенькая женщина. Я догадалась, что это Якоби. Мы разговорились. Она либеральничала, пускала мне пыль в глаза фразами очень неудачно. Наконец пришла Мар[кович]. «Познакомьтесь», – сказала она нам. Но не сказала наших имен. Мы молча пожали друг другу руки. Мар[кович] сказала, что книг мне не приготовила, – и опять заговорила о деньгах; потом стали рассматривать ее портреты, кот[орыми] она была очень недовольна. Неудачного нашла я в этих портретах только позу, драпированную в какой-то плащ, что не шло к некрасивой ее физиономии.

Заговорили как-то о Салиас; мне пришлось как-то сказать, что она у меня была. Они, верно, подумали, что я проговорилась с умыслом. «Если вы будете у графини, то скажите ей, пожалуйста, чтобы она мне прислала мои книги». – Графиня Салиас? – спросила я. Она не обратила внимания на мой вопрос и заболталась до того, что, наконец, стало понятно, о какой граф[ине] идет речь. «Извольте, я передам, – сказала я, – только позвольте узнать ваше имя. Ах, вот я какая неаккуратная, – сказала Мар[кович]… знакомила, а фамилии не сказала». «Якоби», – сказала хорошенькая женщина, и как я не выразила удивления при этом имени, она, верно, подумала, что я так невежественна, что могу не знать этого имени, и, смотря на меня с глубоким состраданием, предложила записать мне его. Я сказала, что и так не забуду. Она настаивала на том, чтоб написать, т[ак] ч[то] я, наконец, сказала ей, что я знаю эту фамилию, при этом я не могла удержаться от улыбки (я, конечно, не скажу гра[фине] о книгах, а хорошенькой женщине скажу, что забыла). Мне было ужасно грустно смотреть на этих «ликующих», «праздно болтающих». Меня приглашали пить кофей, но как я позавтракала перед этим визитом, то отказалась и пошла домой. Хозяйка заметила мою грусть и, провожая меня, стала спрашивать причину. Грусть моя увеличилась, нервы были слишком раздражены, я не выдержала – слезы навернулись у меня на глазах. «Скажите, что с вами случилось?» – спрашивала m-me Мар[кович], с участием взяв меня за руку, и отвела меня в спальню. Я бессознательно следовала за ней, и слезы невольно покатились из моих глаз; чувство бессилия и стыда терзали меня, я все свалила на уличную сцену и скоро отправилась домой. Она мне сказала, что, если буду иметь в чем затруднение, к ней обращаться.

– Какие ж могут быть затруднения в цивилизованном государстве, – сказала я, насмешливо и грустно улыбаясь.

– Однако ж у вас было с вашей хозяйкой, – сказала она.

Потом она сказала, что придет ко мне на другой день, несколько раз это повторила. Она пришла в назначенный час. Я увидала из окна, как она входила в калитку, и вышла встретить ее на двор. Я встретила ее