Сотворение мира - Гор Видал

Тут я понял беспокойство наместника Варанаси. Если конь войдет в город, жителям придется признать Бимбисару своим царем или воевать. Но с кем воевать?

Царский распорядитель двора с радостью объяснил мне. Он наслаждался страхом нашего хозяина.

— Естественно, мы не можем подвергать опасности судьбу нашего царя. За конем всегда следует три сотни наших лучших и благороднейших воинов. Все верхом, но ни в коем случае не на кобылах! Жеребцу в течение года запрещалось вступать в половые сношения, и также царю. Ночью царь должен целомудренно лежать в объятиях самой прелестной из своих жен. Однако мы отвлеклись. Если жеребец войдет в Варанаси, то этот добрый народ, — Варшакара сделал жест в сторону наместника и его свиты, — окажется под властью царя Бимбисары, который, я уверен, не будет возражать. В конце концов, наш царь женат на сестре их нынешнего правителя, царя Кошалы.

— Все мы во власти судьбы, — вздохнул наместник.

— И поэтому я приехал сюда убедить наших друзей, соседей, родных — вы видите, мы уже относимся к народу Варанаси как к части нашей магадхской семьи, — убедить их не сопротивляться, если жеребец решит войти в город и напиться из Ганга.

Довольно зловещее начало посольства, думал я, пока нам показывали дворец наместника. Война между Магадхой и Кошалой определенно подорвет торговлю железом. А с другой стороны, война между двумя могущественными державами часто решается вмешательством третьей силы. Много лет назад индийский царь предлагал посредничество между Киром и индийским царем. Естественно, предложение было отвергнуто обеими сторонами. Западные цари могут идти на восток, но восточных никогда не поощряли идти на запад!

Ради торговли железом я надеялся, что жеребец остановится в Оленьем парке. А ради будущей славы Персидской империи я надеялся, что он захочет и напьется из Ганга. Через два дня жеребец повернул на юг, и Варанаси был спасен. Несмотря на внутреннее бешенство, Варшакара сохранял безмятежный вид.

— Мы должны вместе сходить в храм Агни, — сказал он мне через день. — Агни очень похож на вашего огненного бога, и я уверен, в Индии вы захотите поклоняться ему.

Я не стал объяснять этому царедворцу, что такое Мудрый Господь. Я уже принял решение говорить о религии только с брахманами, святыми и царями. Но мне было интересно узнать, распространилось ли влияние моего деда за пределы Персии.

Казалось, мы несколько миль проехали по узким, извилистым, невероятно людным улочкам. В золоченых носилках нас принесли к храму Агни — маленькому безобразному строению из дерева и кирпича. В дверях нас почтительно встретил сам верховный жрец. Голова его была чисто выбрита, лишь на макушке оставался клочок волос. На жреце было алое одеяние, он размахивал факелом.

У дверей храма стоял круглый каменный алтарь, защищенный от дождя балдахином. Верховный жрец непринужденно подпалил своим факелом частичку ги, и я побледнел от такого святотатства. Священный огонь должен зажигаться в укрытых от солнца местах. Но, пожалуй, то обстоятельство, что солнце несколько месяцев не показывалось над всей Индией из-за туч, позволяло считать ее укрытым от солнца местом.

Варшакара и я вошли в храм, где поблескивала деревянная статуя Агни, намазанная прогорклым ги. Бог сидел на баране. В одной из своих четырех рук он держал копье, изображающее огонь, а на голове его красовалась искусно разрисованная деревянная корона в виде дыма. Другие изображения в храме представляли Агни о семи языках и в прочих причудливых видах. Как большинство индоарийских богов, он имел много образов. В очаге — это огонь. В небе — молния. Во все времена посредник между человеком и божеством, поскольку огонь возносит сожженную жертву в небеса — вот в этом, и только в этом Агни похож на Зороастров огонь.

Я стал свидетелем многих обрядов, в большинстве своем совершенно не понятных для небрахманов. Интересно, что жрецы пользовались не знакомым ни мне, ни Караке языком.

— Сомневаюсь, что они сами его понимают, — сказал мне потом Карака.

Хотя родители его были джайны, он любил называть себя поклонником Наги, дравидского бога-змеи — это на ее кольцах покоится мир. В действительности же Карака был очень далек от любой религии.

Через час невнятных песнопений нам предложили отведать из общей чаши неприятной на вкус жидкости. Пришлось чуть-чуть отхлебнуть. Эффект оказался скорым, и гораздо сильнее, чем от хаомы. Но поскольку я не признавал ведических богов, привидевшиеся мне образы к церемонии не имели отношения. И все же в какое-то мгновение мне показалось, что четыре руки Агни зашевелились и копье каким-то образом воспламенилось.

Как посланник Ахурамазды, Мудрого Господа, я прошептал молитву огню. Позднее я узнал, что одно из имен главного арийского бога Варуны — Ашура. Оно означает то же, что по-нашему Ахура, то есть Мудрый Господь. Тогда я понял, что мой дед признал основного арийского бога единым создателем, а остальных богов отверг как лишних, как демонов. Но, кроме Ашуры-Варуны или Ахурамазды, у нас нет ничего общего с поклонниками ведических богов, разве что между творцом и творением должна создаваться гармония через правильное выполнение обрядов и жертвоприношений. И еще не могу отвязаться от мысли, что все это безумное множество индоарийских богов есть признак того, что арии движутся к признанию всеобъемлющего Зороастрова единства. Разве эта уйма богов — как в Вавилоне — не ведет к признанию, что никаких богов, кроме Одного, нет?

В конечном итоге жертвоприношения тому или иному демону рассматриваются Мудрым Господом как приношения ему самому. Иначе он не допустил бы существования этих богов. Он же тем временем посылает к нам святых, объясняющих, как, когда и что жертвовать. Самым святым из них был Зороастр.

В Индии живут святые, или учителя, всевозможных видов, и многие из них восхищают и возмущают одновременно. Большинство отвергает ведических богов и жизнь после смерти. Согласно ведической религии, творящие зло в конце концов попадают в ад, известный как дом из глины, а праведники поднимаются в так называемый мир отцов. Современное поколение святых верит в переселение душ, придерживаясь доарийской точки зрения. Некоторые святые, архаты, верят, что этот процесс можно остановить. Другие не верят. Очень немногие совершенно безразличны к данному вопросу — они бы составили Аспазии превосходную компанию во время принятия пищи.

Но поскольку индоарийские поклонники демонов верили, что огонь суть благо, поскольку уничтожает тьму, у меня ни малейших возражений против участия в той церемонии в Варанаси не было. Индийцы называют вызывающую зрительные образы жидкость «сома», — очевидно, переиначенное «хаома». К сожалению, брахманы, как и наши маги, не любят раскрывать свои маленькие хитрости, и мне не удалось узнать, как и из чего она готовится. Знаю лишь, что видел — то есть мне померещилось, — как Агни метнул свое огненное копье прямо в потолок.

Слышал я также, как верховный жрец говорил о происхождении всех вещей. К моему удивлению, он даже не упомянул о космическом яйце, колоссе или близнецах, а вместо этого говорил, вполне внятно, о моменте, когда не существовало ничего, даже пустоты.

Меня поразил этот образ. Я никогда не мог представить себе ничто. По-моему, для сущего — для человека — невозможно вообразить отсутствие всякого существования, абсолютное ничто.

— Не было ни существования, ни отсутствия существования, не было ни воздуха, ни неба.

Закончив последнюю строку так называемого гимна сотворению, верховный жрец ударил в маленький барабанчик, который держал в одной руке.

— Что покрыло все? И где?

Затем гимн поведал о времени — бывшем еще до времени, — когда не было ни смерти, ни бессмертия, ни ночи, ни дня. Но потом от жара — я гадал, откуда взялся этот жар, — появилось нечто, известное как Единый.

— Затем возникло желание, первичное семя и зародыш духа.

От Единого произошли боги и люди, весь наш мир, небеса и ад. Затем гимн принял весьма странный оборот.

— Кто знает, — пропел верховный жрец, — откуда все взялось и как сотворилось? Боги, включая Агни, не знают, потому что они появились позже. Так кто же знает? Высочайший из небесных богов, знает ли он, как все началось, или он тоже не посвящен?

Для меня это звучало как святотатство. Впрочем, я так и не смог выяснить, во что же действительно верят брахманы, если они во что-то верят. Хотя наши маги изощренны, хитры, умеют все запутать, но они все же придерживаются чего-то определенного. Например, первоначальные близнецы для них существуют как первые мужчина и женщина. И я не могу представить, чтобы маг — во время религиозного обряда! — вдруг задался вопросом о самом существовании бога-творца.

В совершенном замешательстве я вернулся во дворец наместника, где Варшакара захотел потолковать со мной о политике. Но я упросил его отложить беседу. Сома, дождь и путешествие за тысячу миль совершенно измотали меня, и я проспал три дня подряд.