Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 2 - Макар Троичанин

После игры, затянувшейся далеко за полночь, прощаясь, абсолютно трезвый и по-прежнему весёлый интендант крепко пожал руки уходящим Шендеровичу и Когану, отведя, по обыкновению, взгляд неприятных карих глаз в сторону, и, не напоминая о долге, остался с Рабиновичем-Сосновским. А Альберт Иосифович подумал, что с этим удальцом Яша потерпит, как и в картах, крупное фиаско, и для себя решил держаться от нового знакомого как можно дальше. Вот только как быть с долгом чести?

Естественно, он вернулся домой как никогда поздно и, в-четвёртых, получил такую взбучку от Натальи, что долго не решался раздеться и прилечь рядом, даже пытался уместиться на диване в гостиной, но вовремя опомнился, побоявшись быть сброшенным и обвинённым в супружеском пренебрежении.

Он любил свою семью - две дочери-погодки и жена Наталья - и очень переживал, когда жена вдруг обнаружила, что стала катастрофически расползаться вширь, теряя привлекательные девичьи формы. Вопреки успокаиванию мужа, жена вооружилась различными лекарственными препаратами и диетами, но, панически теряя самообладание, когда ничто не помогало, наедалась до отвала и истерически срывала очередную неудачу на том, кто, по её мнению, провоцировал на срыв постоянными приношениями различной вкуснятины, отчего и дочери растут поперёк себя шире. Очевидно, и вчера она в ожидании провокатора не удержалась, компенсировала добровольные воздержания с лихвой, устала ждать жертву, закипела и потому так эмоционально выпустила долго скапливавшиеся нервные пары. Он всё понимал, и всё-таки осадок на душе оставался, не растворяясь, а накапливаясь.

В общем, сегодня был не его день. И потому ещё, уже в-пятых, усиливалась в нём неприязнь к сидящему напротив парню, который всем своим независимым видом и спокойной уверенностью никак не походил на просителя, и тем тоже бесил Шендеровича, не привыкшего к равным взаимоотношениям с подчинёнными. У себя на автобазе он был больше, чем богом, распределяя почти единолично без каких-либо возражений со стороны директора, парторга и профпредседателя все жизненные блага, будь то выгодная работа, дополнительные пайки, талоны на одежду, койки в общежитии, комнаты в строящихся бараках и даже места в детсаду и яслях. От него полностью зависела жизнь и подчинённого, и его семьи, так нужно было для дисциплины. Беспрекословное повиновение – залог её. А этот, что напротив, развращённый фронтовым панибратством, не успел по молодости приучиться к порядку и нуждается в перевоспитании, иначе Шендеровичам будет хана и без Сталина. Пожалуй, стоит взять нахала, пусть послужит отдушиной в психологической игре «кто кого» для ноющих напряжённых нервов. Уволить, если будет чересчур взбрыкивать, причина всегда найдётся.

- 2 –

А Владимир спокойно сидел, нисколько не сомневаясь, что будет принят, только не знал, на каких условиях, так долго обдумываемых главмехом, а иначе бы еврей выставил его ещё в первую встречу. Если бы он умел читать чужие мысли, то без промедления забрал бы своё заявление и ушёл. Шендерович ещё раз оценивающе взглянул на потенциального работника и психологического противника, на лежащие рядом с заявлением двое золотых часов с массивными золотыми браслетами и два крупных золотых перстня с зазывно сияющими в утреннем свете кроваво-красными рубинами, решительно выдвинул левой рукой средний ящик стола, сгрёб туда ладонью-лопатой драгоценности, задвинул стол, подтянул по столешнице заявление и размашисто начертал в верхнем левом углу: «ОК! Во 2-ю колонну шофёром 1 кл.», подержал ещё чуток перед глазами завизированную бумагу и решительно подвинул к Владимиру.

- Оформляйся в отделе кадров. Потом обратишься к начальнику ремонтных мастерских Фирсову, он тебе покажет твой студер.

Не глядя на неприятного начальника, Владимир молча взял заявление и пошёл в отдел кадров. Там за столом, заваленном папками, скоросшивателями и просто скрепленными бумагами, в обрамлении двух шкафов с такими же завалами и объёмистого сейфа, сидел плотный коротышка в новенькой коверкотовой офицерской гимнастёрке с абсолютно голой и блестящей, как бильярдный шар, круглой головой, дряблыми отвисшими щеками и широким расплющенным утиным носом. Он что-то самозабвенно писал, хмуря выцветшие брови, шевеля тонкими губами и не обращая внимания на вошедшего.

- Здравствуйте.

Очередной начальник Владимира продолжал свой нелёгкий труд, слегка сдвинув брови от неожиданной помехи, и, только окончательно закрепив на бумаге важную, очевидно, мысль, поднял на посетителя водянисто-голубые глаза с хорошо обозначенными почечной болезнью мешками под ними.

- Что есть главное для быстрого восстановления народного хозяйства? – спросил он, вероятно, под впечатлением не успевших ещё застыть на бумаге государственных мыслей.

- Машины, механизмы, - не задумываясь, как о само собой разумеющемся, ответил Владимир.

Автобазовский мыслитель удовлетворённо усмехнулся и укорил:

- Мелко думаешь.

- А что же? – поинтересовался Владимир, пролив ожидаемым вопросом бальзам на душу начальника.

- Дисциплина, - всё лицо его закаменело, а глаза остекленели от напряжения. – Жесточайшая дисциплина. – Потом, расслабившись, пояснил: - Без дисциплины твои машины и механизмы работать не будут.

Подождав, пока Владимир осознает основу производительности труда, крепыш продолжил развивать взлелеянную им теорию ускоренного развития народного хозяйства перед вовремя подвернувшимся слушателем:

- А что должно быть в основах жесточайшей дисциплины?

- Сознательность работников… вера в необходимость их труда… заработок… поощрения… - принуждённо подыгрывал профессору-самородку вынужденный студент, не зная, как вернуть коммунистического философа с глобальной идеей к прямым чиновничьим обязанностям.

- Опять мелко, - поддел начальник ОК. – С этим мы до коммунизма и за 100 лет не доплетёмся. Запомни: в основе жесточайшей дисциплины лежат, как нас учат товарищ Ленин и товарищ Иосиф Виссарионович Сталин, лежат надзор и контроль. Контроль – основа основ всего.

- Да как же за всем и за всеми углядеть? – невольно начал раздражаться оппонент, теряя время на начальническую тряхомудию. – Сколько же контролёров надо? На каждого по одному?

Бильярдный шар удовлетворённо качнулся навстречу наконец-то по-настоящему взбудораженному слушателю-работнику, ради благоденствия которого приходится разрушать драгоценные мозговые клетки.

- Вот тут ты прав.

Владимир от неожиданности опешил.

- Контроль и надзор должны быть… - теоретик-самородок изобразил движениями рук нечто вроде шара, - так сказать… со всех сторон, наскрозь, ну… как бы это лучше сказать?

- Тотальным, - подсказал Владимир, не задумываясь и стараясь побыстрее добраться до финала полицейских размышлений народного благодетеля.

- Как ты сказал? – тут же насторожённо переспросил крепыш, внимательно вглядываясь в неожиданно оказавшегося чересчур умным простого работягу.

Кляня себя за нечаянно вырвавшееся нерусское определение, Владимир нехотя повторил:

- Тотальным.

- Это по-каковски?

- Ни по-каковски. – Владимир попытался объяснить: - Так называют, когда что-либо делают в полном объёме, охватывая всё целиком.

- Так, - удовлетворённо кивнула голая голова, потерявшая растительность, очевидно, от чрезмерного напряжения мыслей. – Тотальный, - повторил начальник, - значит – полный. Ты вот что, напиши мне это слово и дай полный перевод, такое тебе задание. Через два дня принесёшь, понятно?

- Ладно, - покорно согласился будущий шофёр.

- А как его, как ты говоришь – тотальным сделать, знаешь? – снова принялся за своё знаток рецептов быстродействующих лекарств для больной страны.

Владимир молчал. Он надеялся, что апатией прервёт нескончаемый словесный энтузиазм строителя быстрого коммунизма. Но тому и не нужен был ответ, достаточно оказалось безмолвного и покорного присутствия.

- Только если будет всеобщим, со всех сторон, - повторил неутомимый теоретик-пропагандист своё заскорузлое и понятное определение. – Спросишь, как всеобщим?

Владимир не спрашивал.

- Объясняю. Сверху и снизу. Основной контроль будет по-прежнему сверху – администрацией, парткомами, профкомами и НКВД. К ним добавим группы общественного контроля, состоящие из передовых рабочих без служащих, которым дано право немедленного наказания без права обжалования. И тут же контроль снизу, как правильно ты выразился – постоянный контроль над каждым. Только своими контролёрами станут сами работники, для чего всего-то надо вменить в обязанность составлять суточные отчёты-рапорта о проделанной работе, затратах времени, материалов, причинах и виновниках простоя и невыполнения плана. Чуешь, как просто? Тут уж не вырвешься, от себя не скроешься. А если кто и попытается, то добавим народный контроль, для чего поставим в цехах и конторах почтовые ящики, и пусть трудящиеся кидают туда свои замечания о всех замеченных халатностях, растратах материалов и времени, вредительстве и лодырничанье, о всех, кто мешает слаженной производительной работе, прямо называя конкретные фамилии. Вот и будут все под трудовым рентгеном. Как тебе идея?