Опер печального образа - Дмитрий Вересов

— Их усыпляли снотворным, — сказала Аня. — Стреляли шприцами через трубочки, как индейцы в дебрях Амазонки.

— А ты откуда знаешь? — спросил Михаил, правда, без всякого удивления в голосе. — Ты там, конечно, тоже побывала. Вот уж вездесущая…

Аня задумалась, а когда Корнилов уже лег поудобнее, с ненавистью поглядывая на будильник, спросила:

— Через три точки сколько можно провести прямых?

— Треугольник, то есть три прямые, — прилежно, хотя и со стоном, ответил Михаил.

— А если точки лежат на одной линии? — спросила Аня, выключая свет и выходя из комнаты.

— Завтра еще совещание у Кудинова, — донеслось до нее ворчание засыпавшего с именем начальника на устах Михаила.

— Обур, удди, куди, — прошептала Аня уже в коридоре.

В полутьме она нашарила в прихожей водительскую карту Петербурга, на ощупь подцепила в ящичке под зеркалом карандаш и обломок пластмассовой линейки.

На кухонном столе Аня занялась странной навигацией. Она отыскала на карте Петербурга три точки, потом приложила обрубок линейки и соединила их между собой. Получилась совершенно прямая линия, перерезавшая город на две неодинаковые части. Аня посидела какое-то время, вглядываясь в серые дороги и розовые кварталы домов. Подумав, нарисовала на прямой линии аккуратную стрелочку. Стрелка была направлена из города в область, где пятнами были обозначены зеленые зоны.

Ей казалось, что она только что присела, а уже звенел будильник, и Михаил, лохматый и злой, бежал в ванную.

— Мне кофе! — крикнул он на бегу.

— Ты же никогда его не пил, — удивилась Аня. — Может, все-таки чай?

— Кофе! — донеслось из ванной через шум воды.

Приблизительно на той же скорости Корнилов пробежал в комнату, потом в коридор, застучал каблуками, зазвенел ключами от машины. Аня каким-то чудом поймала его в дверях для прощального поцелуя.

Странное дело, спать ей совсем не хотелось. Было четыре часа ночи или утра. Если четыре утра, то когда вообще бывает ночь? Одевшись и выйдя на улицу, Аня убедилась, что ночь все-таки есть на свете. Это было самое ее время, приглушенное, утихомиренное. Ночь все на время сгладила, до утра примирила, вроде, справилась со всеми проблемами, но ничего не смогла сделать с постоянным, то нарастающим, то затихающим, но не до конца, гулом огромного города. Город был сильнее этой ночи на рубеже августа и сентября. Он давно победил ее тишину, ее темень давно была вытеснена подсвеченным снизу смогом. Да и такие полуночники, как Аня и ее муж, подливали масло в огонь, на котором сгорала темная, тихая ночь.

Аня впервые за все время проживания в этом доме увидела плотный, не выщербленный строй автомобилей перед подъездами. Только синего «Фольксваген-Гольфа», Олиного предпоследнего почти подарка — последним подарком Ольги Владимировны была Анина жизнь, — не было на месте. Аня достала карту, раскрыла ее под желтым фонарем, будто не могла сделать это дома на столе, при нормальном освещении. Транспорт еще не ходил, ночную попутку она ловить не решилась и пошла пешком по перпендикуляру к странной линии, указывающей куда-то за границу города.

Идти пришлось довольно далеко. Поначалу Аня обходила темные дворы, тихие скверы. Но на освещенных проспектах около Ани пару раз притормаживали машины, приоткрывались дверцы, произносились лаконичные предложения. Тогда девушка сворачивала в жилые кварталы. Так, петляя между светом и тенью, Аня вышла на тропу, про которую читала в воспоминаниях Николая Иртеньева.

Первое убийство было совершено на самой окраине города, около ПТУ легкой промышленности, в котором училась погибшая девушка. Второе — у известного ресторана «Идальго». Аня вышла на тропу оборотня как раз между двумя этими точками. По ее логике идти надо было вглубь города, откуда должен был бежать Обур. Поэтому она повернула налево и пошла по направлению к ресторану, пока не очень соблюдая возможный маршрут убийцы.

У ресторана Аню догнал рассвет. Ей стало прохладно, словно темнота была каким-то подобием теплой одежды. Аня пошла быстрее. Эти места были уже до того знакомы ей, что она не боялась. Она даже свернула к гаражам, постояла пару минут, осматриваясь и прислушиваясь. Ничего нового не заметив, зашагала дальше.

На этот раз она решила точно следовать начертанной линии, поэтому наступавшее утро было кстати. Остатки страха рассеивались вместе с утренними сумерками. Один только раз Ане послышались за спиной осторожные шаги. Аня резко обернулась, но никого не увидела, кроме лохматой вороны, крайне заинтересованной в том, чтобы девушка побыстрее отошла от колбасной кожурки — птичьего завтрака.

Дальше начались трудности. Неудобно стоящие дома Аня с грехом пополам еще обходила. Но теперь перед ней была железнодорожная ветка, да еще с грязным, отвратительно пахнущим каналом. Аня уже собиралась идти в обход к видневшемуся в отдалении мосту, но прямо под ногами увидела широкую металлическую трубу, такого диаметра, что могла бы спокойно проползти внутри нее. Она бы с удовольствием так и сделала, если бы труба не тянулась дальше, исчезая в конце концов где-то под землей.

Ане пришлось очень некрасиво, благо никого вокруг не было видно, переползать на четвереньках по холодному и скользкому металлу. Все-таки жаль, что она не бесстрашный лунатик, а трусливая полуночница. Все-таки перемазавшись в канаве уже на другой стороне железнодорожной линии, она вышла к дороге.

Опять потянулись «хрущевки», которые хотя бы обходить было близко. Неизвестно, обегал ли оборотень дома, так же, как Аня, или это был небольшой картографический брак, искажение реальной топографии?

Вот и спортивный комплекс распашонкой, с двумя большими залами, в котором Маша Журавлева занималась боевым искусством, которое ее, правда, не спасло. С ней никто не собирался соревноваться, даже вести смертельный поединок ей не предложили. Ее просто убили, как и всех предыдущих девушек. На дверях спорткомплекса Аня прочитала объявление о наборе в группы таэквон-до и китайской оздоровительной гимнастики тай-цзи.

Тут Аня заметила, что отклонилась от маршрута. Оборотня спортивный комплекс не интересовал. Он не караулил Машу, а встретил ее случайно на своей тропе, через дорогу, за автостоянкой, за кинотеатром с космическим названием, под высоковольтной линией. Здесь еще валялись обрывки полосатой ленточки, которой милиция огораживала место преступления.

Какой-то участок пути Аня шла под гудящими проводами, гадая — вредно это или не очень. Но скоро проводам оказалось с ней не по пути. До этого Аня шла среди брежневских девятиэтажек, потом петляла между «хрущевками», теперь для нее наступала архитектурная эпоха сталинизма.

В первом же «сталинском» дворе, освещенном еще робкими лучами солнца, под утренние трели птиц она встретила первых в это утро людей. Их было двое. Шли они неровно, занимая гораздо больший коридор, чем обычная человеческая пара. Аня еще не разглядела их лиц, и они, наверное, еще не заметили Аню, но девушка сразу почувствовала исходившую от них угрозу. Но вместе с мыслью — не ломануться ли через кусты? — пришло чувство мирно пасущегося четвероного, которого хищники уже заметили. Может, обойдется?

Эти двое парней, судя по всему, шли из кабака или с дискотеки. Один прихрамывал, другой время от времени прикладывал запястье к разбитой губе. Видимо, ночь прошла для них не очень гладко. Увидев Аню, они забыли про свои раны. Прямо к ним приближалась возможность реабилитироваться за свое недавнее поражение. Причем, какая возможность!

По тому, как они оглядывали кусты, возможные пути ее отступления, Аня поняла что опять попала в историю. Это было уже слишком! От досады на себя, на этот недобрый к ней город, на людей, в нем проживающих, она остановилась, как вкопанная, словно несла-несла что-то хрупкое, тонкое, а в самом конце пути грохнула об асфальт.

Аня понимала, что надо начать заговаривать им зубы и ждать счастливого случая. На свои легкоатлетические качества она не надеялась. Когда помятые лица парней были уже различимы даже с ее близорукостью, позади Ани с шумом всколыхнулись кусты. Она вздрогнула, ожидая появления со спины еще одного агрессора.

Но из кустов выскочил не человек, а огромная черная лайка. Очень похожая на ту, из стаи. Будто не замечая Аню, она пронеслась мимо нее, только слегка задев пушистым хвостом. Без рычания и лая, коротким прыжком она опрокинула одного из парней на асфальт и тут же переключилась на второго, с разбитой губой. Лайка цапнула его за опрометчиво выставленную ногу, рванула на всякий случай за брючину и застыла перед врагами, обнажив самое древнейшее оружие на Земле — клыки.

— На поводке надо держать такую собаку, дура! — кричали уже не опасные парни, окончательно испортившие себе дискотечное настроение. — Мы тебя еще поймаем! Мы твою собаку найдем…