Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Хантфорд Роланд

Я пробовал работать в экспедициях и с собаками, и без них. В Гренландии у меня собак не было, затем в Арктике я их использовал и понял, что с ними идти легче… Согласен, что использовать собак жестоко, но так же жестоко перегружать работой людей. Убивать собак тоже жестоко. Но дома мы тоже убиваем животных…

Это не убедило сэра Клементса. «Дискуссия после моего доклада не имела ценности», – настаивал он, введенный в заблуждение методами экспедиции по поиску Франклина, в которой груз тянули люди. Он любил превозносить лейтенанта Леопольда Макклинтока, который тогда «без помощи собак, ночуя в палатке, за сто пять дней прошел 1328 миль». Тему собак омрачала неудача с их использованием в ходе экспедиции Нарса, в основном потому, что британские офицеры не знали, как с ними обращаться.

Сэр Клементс, однако, пренебрегал опытом более ранних поколений британских исследователей. В 1820-х годах сэр Эдвард Парри в Канадской Арктике научился у эскимосов с успехом использовать собак, тем самым задав верное направление для потомков. По большому счету Парри можно назвать отцом современных санных путешествий. Но лучше всего его уроки усвоили за рубежом.

Нансен, например, открыто признавал, что многим обязан ему. А на родине, в официальных исследованиях, было два знакомых мотива – стагнация и регресс.

Когда Нансен сказал, что «использование людей для чего бы то ни было влечет за собой неоправданно большие усилия и страдания», он фактически осудил преступную глупость, но для сэра Клементса пустая трата человеческих сил стала воплощением его идеала. Один из аспектов английского романтического движения заключался в уравнивании страдания и достижения. Добродетель состояла в том, чтобы все делать самым трудным способом. Рисунки современников показывают британских моряков в синих камзолах, которых выстроили в одну шеренгу перед гротескно перегруженными санями. Эти скромные люди, героически преодолевающие силу природы с помощью грубой силы и невероятной выдержки, выглядят как солдаты, идущие на битву. Таковы были идеалы эпохи. Собаки искажали это видение, разрушали идеал, с ними все казалось каким-то слишком легким. Вот в чем состояло их преступление.

Этими же мотивами подпитывалось предубеждение сэра Клементса по отношению к лыжам. Ничто, заявлял он, не может сравниться с величием британских моряков, упорно бредущих вперед, пробиваясь сквозь снега. Сэр Клементс никогда не видел лыж в действии.

Парадокс заключался в том, что англичане, ставшие первооткрывателями методов катания на лыжах в Альпах, пренебрегали ими в полярных областях. Конечно, они воспринимали спуск со склона как спорт, а первоначальную функцию лыж как средства передвижения по пересеченной местности отвергали и не понимали. Консультантом сэра Клементса в этом вопросе стал англичанин Кричтон-Сомервиль, живший в Норвегии. По его словам, в качестве транспортного средства лыжи были слишком «переоценены». В Антарктике

они могли бы быть полезны для… легкой работы в случае мягкого снега… Я катаюсь на лыжах с 1877 года… но никогда не думал о возможности их использования в той ситуации, когда нужно что-то тащить за собой – это практически невозможно – или о передвижении на них по твердому снегу, для которого они непригодны.

Вот и весь опыт. И сэр Клементс предпочитал верить услышанному. В этом состояла причина еще одной фатальной ошибки.

Скотт должен был приступить к своим обязанностям по руководству экспедицией в сентябре 1900 года. Сэр Клементс в это время находился в Норвегии, проходя ежегодный курс лечения подагры на минеральных источниках Ларвика. В своем письме Скотту он потребовал, чтобы тот приехал в Христианию и встретился с Нансеном.

По словам Кнута Расмуссена, великого датского полярного исследователя, Нансен стал для полярных исследователей «кем-то вроде Иоанна Крестителя. [Его] благословение на экспедицию равнялось крещению, инаугурации, посвящению в рыцари».

Встреча с ним была обязательна для всех честолюбивых полярных исследователей. В практическом смысле Нансен сделал Христианию центром по производству и продаже саней, лыж, спальных мешков и всего остального снаряжения для полярных путешествий. В Англии этого найти было практически невозможно[35].

8 октября, как и было велено, Скотт прибыл в Христианию. В письме своей матери он назвал Нансена «довольно значительным человеком». Нансен, однако, не смог сделать определенного вывода относительно Скотта, наблюдая при встрече за его напряженной фигурой, постоянно хмурым взглядом и странным сочетанием неуверенности и самодовольства.

Мало кто из гостей был так несимпатичен Нансену. Мало о ком он так плохо отзывался. Но из добрых побуждений он все-таки потратил некоторое время на то, чтобы объяснить Скотту основные принципы путешествия в снегах. Скотт, вряд ли когда-либо видевший снег, должен был разбираться в этой проблеме теоретически. Нансен сделал все возможное, чтобы преодолеть навязанные Скотту старомодные понятия, и добился успеха в том, чтобы убедить его взять с собой нескольких собак и лыжи.

К сожалению, хотя лыжники в тот момент уже переходили на современную систему использования двух палок, Нансен все еще был одержимо привязан к устаревшему стилю одной палки и этим предубеждением поделился со Скоттом. Тот ничего не знал о лыжах, поскольку никогда не видел лыжника, и мог в лучшем случае только воображать, как ими пользоваться, поэтому принял слова Нансена на веру.

Поговорив со специалистами, Скотт решил за неделю или две изучить в теории то, на овладение чем Амундсену потребовалось десять лет практики. Он конспектировал услышанное. Нансен, например, советовал ему взять иностранные океанографические термометры, исходя из того, что «для английских производителей инструментов необходимость повышения– точности– и движения вперед напрямую связана с недостатком таких качеств у английских общественных институтов». И, как писал Скотт,

принципиальный вопрос, на который обратили мое внимание, призвав серьезно его обдумать, – это, по мнению иностранцев, нелепо большая команда. Команду нужно сильно сокращать.

В той же самой тетради раскрывается любопытная ограниченность Скотта. Как раз в это время в Христиании находился герцог Савойский, только что вернувшийся из итальянской экспедиции, которая смогла достичь новой самой северной точки 86°31′ и побить тем самым рекорд Нансена шестилетней давности, подойдя к полюсу ближе, чем кто-либо из людей. Экспедиция герцога еще раз – пусть даже случайно – доказала правильность использования собак. Но Скотт сделал свои выводы: у герцога слишком «приятные манеры», а значит, «многому тут не научишься». Судя по всему, на Скотта оказала некоторое влияние только ошеломляюще сильная личность Нансена – опыт других полярных исследователей он, кажется, вообще не изучал. Возможно, это происходило из-за упрямства, хотя иногда кажется, что он им просто завидовал.

Поэтому единственная запись в тетради Скотта относительно Борчгревинка заключается в том, что Нансен назвал его «мошенником». Они были в ссоре, и Борчгревинк вел себя довольно грубо. Тем не менее именно он открыл своей экспедицией эпоху наземных исследований Антарктики. Борчгревинк стал первым человеком, перезимовавшим на Антарктическом континенте и высадившимся на Ледяном барьере Росса, в узком заливе, открытом Джеймсом Кларком Россом шестьдесят лет назад. В марте он вернулся из экспедиции, в ходе которой поставил рекорд по достижению самой южной точки – 78°50′, и положил начало гонке к Южному полюсу. Более того, он показал дорогу остальным. Свой рекорд он установил с помощью собак и лыж, доказав, что они могут использоваться с одинаковым успехом и на юге, и на севере. Его историческая заслуга заключается в понимании того, что Ледяной барьер Росса на самом деле не препятствие, а «шоссе» на юг. Неплохо для первопроходца, но на Скотта это впечатления не произвело.