Ода радости - Валерия Ефимовна Пустовая

живого на языке. И я воркую над Самсиком по-местному: ты мой борбору, мой болсун, мой боюнча! – и до смешного расстраиваюсь, узнав из гугл-переводчика, что эти яркие, очень идущие бойкому мальчику слова означают всего лишь «центр», «да будет» и канцелярское «согласно».

17 августа 2018

Пара

Послан Богом

Когда приплывает, что желалось, думаешь: это Бог обо мне позаботился.

А Бог между тем заботится, чтобы миновало и отплыло.

Не вздернуло, не потащило, не кинуло, не провернуло.

Не клюнуло носом в мокрую глубину, не залило глаза и рот, не захлебнуло.

Желая, ходишь баржей нагруженной.

Желаемое тащишь, и прешь, и волочёшь, и доталкиваешь.

От Бога уходишь с пустыми руками, разводя ими в легком воздухе и смеясь.

Над собой смеясь нагруженным, напыженным, натруженным, напряженным.

От желаемого отталкиваясь, отмахиваясь руками.

Просыпая горелые крошки страсти.

Сдувая колючую соломку мечты.

В молитвах часто – о том, чтоб сбывалось по вышней воле.

В молитвах часто – о том, чтоб сбывалось правильное, устроенное во благо.

И если твое не сбылось – значит, правильно помолилась.

10 сентября 2015

Король айсбергов

Когда я думаю о воле Божьей, я вспоминаю холодное озеро с лебедями. В Хорватии раннее утро, и я вне себя от тревоги на живописном пустом берегу спокойной воды, без следа поглотившей тихие всплески поплывшей прочь от меня молодой женщины-репортера, с которой мы просыпаемся что ни день на одном лежаке в тесной угловой каморке белой пластмассовой яхты, а теперь вдвоем, она за рулем, я вплотную сзади, держась за сиденье под собой, объезжаем на мопеде один из морских островов. Женщина носит одно и то же мятое платье натурального грязного оттенка на лямках-ниточках и, по-моему, в нем и спит. По утрам рукой прочесывает короткие кудрявые волосы. Объезжая остров, пробует пиво и вино у местных хозяев и на стрёмном повороте горного серпантина от души предлагает мне пересесть на нашем мопеде и попробовать порулить. С этой женщиной мы благополучно откатаем маршрут и даже поспеем на помощь к маме с маленькой дочкой, которые свалятся в кювет и немного ушибутся, хотя уж вот кто не пил. Эта женщина, растрепанная и расслабленная с виду, занимается батутным спортом, родила троих детей и, глупо тревожиться, никуда не делась из холодной воды с лебедями, просто решила пересечь озерцо от берега к берегу и обратно, ей с ее прессом и дыханием это раз плюнуть, вон и голова показалась, и я радуюсь ей, как родной, потому что уже гадала, куда бежать в этом безлюдье, радуюсь и вспоминаю с изумлением, что это от нее моя мама советовала мне держаться подальше.

Сбитая интуиция – это когда не можешь угадать, где твое. В юности по моей маме определяли верное направление: «Женя, куда дальше?» – «Туда», – уверенно показывала она, и ее друзья так же уверенно поворачивали в противоположную сторону. В путешествиях я часто играла с собой в сбитый внутренний компас: не может быть, говорила я себе, чтобы мне надо было повернуть вон туда, нет, ясно же, что предпочтительнее вот здесь, – и поворачивала, чтобы убедиться, что первое интуитивное движение было правильным. С людьми я особенно долго училась не полагаться на свой выбор: всякий, кто казался мне подходящим на роль главного героя моей жизни, до обидного быстро проматывался из фильма. И наоборот, если я реагировала на первые встречи прохладно и не видела причины слишком продолжать, значит, закручивалась история, медленно и подспудно, как многоглавый роман.

Вот и в Хорватии, куда я попала в рамках пресс-тура, единственного в моей жизни не вполне настоящего журналиста, сбитый компас сработал. Мама советовала мне держаться подальше от женщины-репортера, накануне вылета позвонившей с просьбой распечатать ее документы: к пенсии мама начала уставать от навязчивых просьб, в которых и сама не умела отказать, и за мою устойчивость к вымогателям до смерти не была спокойна.

А по прибытии я и сама нашла, с кем мне сблизиться. Увидела его в точке сборки пресс-тура и сразу как будто узнала и поверила, настолько, что сказала сама себе: «Слава тебе, Господи!»

Моя очарованность точным совпадением впервые встреченного в пресс-туре молодого человека с тем образом, какой, я прикинула, примет моя судьба, продлилась недолго. Вскоре я застаю себя на взъезде в природный заповедник отставшей от спутников и плачущей над слетевшей велосипедной цепью, потому что чувствую: мне не проехать здесь, с этим молодым человеком, в заповедное будущее, где он для меня, а я для него. И дело не в том, что он уже, как признался капитану нашей яхты, нашел «perfect girl». А в том, что это признание – звено в сползающей цепи контакта. Он собирается жениться, потому что нашел perfect girl – как будто судьба – это найти лучшее, а не свое. Он с яростью подростка, боящегося, что его примажут к непопулярным сверстникам, одергивает меня, когда я признаюсь капитану, что индийский инглиш русскому понятней на слух. Он ходит хвостом за капитаном, пока разучивает и записывает яхтенные снасти, но недоумевает, чего это мы распереживались о нашем легкомысленном опоздании к прощальному обеду с ним. Он с ревнивой поспешностью забирает мопед для себя и фотографа, чтобы найти на острове лучшие кадры и респондентов, и моя расслабленная соседка, видя, что я остаюсь ни с кем, великодушно берет меня с собой в расследование. С ней же я, обмирая от страха и уже начав задыхаться, обплываю яхту кругом и, забираясь на палубу, слышу от него в свой адрес, что девкам лишь бы поверещать.

Только однажды в моем влюбленном туманном плавании, о котором я ни слова не напишу в отчетном репортаже, я, вытянув наугад руку, попаду и дотронусь до него, как до луны во сне, отломив на память пыльное тусклое слово, которым называлось единственное, что делало нас родными: «грусть», – зашифровал он, играя как-то вечером в ассоциации, и я, секунду подумав, угадаю с первого раза, что он имел в виду: «меланхолия».

Эта грустная тяга к холодному человеку, складывающему свою вечность из слова «perfect», – как я устала от нее, от своей мгновенной настройки на таких напряженных, одергивающих мужчин, у которых общего со мной только беспокойная тоска по совершенству. Как я хочу выплакать ее здесь, на холме в Хорватии, и свою слепоту, в припадке которой благодарила Бога за очередную, выходит, встречу с проекцией своей неутоленной женской страсти к прямой, гордой